Как приручить Обскура (СИ) - Фальк Макс - Страница 77

Дальше Персиваль помнит только белый душистый дым, монотонное бормотание над головой, вкус какой-то до боли острой похлёбки, от которой жжёт рот и горло, и лихорадку. В бреду ему слышится медвежий рёв, чей-то громкий неразборчивый голос, ругательства и хлопанье крыльев. Ему кажется, что ему на грудь садится белая с чёрным птица и тычется крючковатым клювом в раны, будто хочет вырвать из них кусок.

Когда он приходит в себя, он не видит ни медведя, ни птицы, ни человека с громким голосом — он видит Сойку, который сидит рядом, поджав ноги, и улыбается таинственно и гордо. На груди с правой стороны у Персиваля подсыхает длинный рваный след от когтей мичибичи: три полосы от плеча до грудины. Персиваль понимает, что время пришло.

Тем же вечером, пока он ещё чувствует слабость и остаётся в хижине, Сойка с большими предосторожностями сжигает в костре ароматные прутья красной ивы с какими-то травами, собирает пепел в грубую глиняную плошку, растирает в пыль, разводит водой и собственной кровью. Потом знаком велит Персивалю сесть и повернуться спиной.

Он рисует на нём несколько линий от плеча до плеча, обмакнув палец в угольную краску. Персиваль не видит, что там за узор, чувствует только точки и чёрточки. Но ему не нужно уметь читать эти символы, чтобы понимать, о чём они говорят.

Кто он такой. Что он совершил. В чём его предназначение.

Он пошатывается от слабости, но старается сидеть ровно, и даже не вздрагивает, когда Сойка костяными иглами прокалывает кожу и втирает ему в плечи вязкую чёрную краску.

Индейская татуировка!.. Родители были бы в ужасе, если бы узнали.

Но они не узнают. Это его дело.

Не их.

Это его жизнь.

Не их.

Это его выбор.

Персиваль сидит, закрыв глаза, и улыбается. Он спокоен, хотя спина горит от боли, и терпеть трудно. Он чувствует, как рисунок разворачивает его плечи на всю ширину. Он знает, что если на них опустится тяжесть — он вынесет. Он спокоен.

Когда наступает его черёд, руки сами вспоминают символы — для шамана, для целителя, для воина, который не защищает жизнь — а атакует смерть. Для того, кто будет уходить в мир дурных снов — и там искать и убивать духов, насылающих болезни и несчастья. Он замешивает краску на своей крови и пепле, Сойка убирает волосы со спины, и при свете углей из костра Персиваль рисует на его плечах двойные ромбы с точкой в центре — глаза шамана, рисует стрелы и чёрно-белые бусины на шнурке: день, ночь, день, ночь. Никто не подсказывает ему, что нужно делать — ему кажется, он всё знает и без подсказок. Это что-то… в крови.

Он работает аккуратно, хмурясь от усердия, чтобы рисунок лёг красиво и ровно, чтобы хранил и оберегал — чтобы, пока Сойка спасает чужие жизни, его собственная была под присмотром. Чтобы он всегда находил дорогу назад, в мир живых.

Когда они выходят из хижины, с кроваво-угольными потёками на спинах, на поляне горит высокий костёр. Мужчины племени стоят в круг него с обнажённым оружием, с раскрашенными лицами, в уборах из перьев. Старейшины. Воины. Охотники.

Персиваль вздрагивает с первым ударом барабана из глубины леса. Медленные глухие удары похожи на сердечный ритм. Они отмечают каждый шаг к костру, где его ждут.

Костёр трещит, пламя взвивается высоко над головами. Мужчины племени поют о новом рождении, об удаче и долгой хорошей жизни. Персиваль не понимает слов, но знает, что не ошибается.

Вождь племени протягивает Персивалю одежду — кожаные штаны, длинная рубаха. Персиваль настолько отвык что-то носить на себе, что, даже одевшись, продолжает чувствовать себя обнажённым — и наконец понимает, почему Сойка по вечерам всегда раздевался. Потому что быть обнажённым — естественно.

Вождь надевает ему на шею ожерелье — зубы и когти водяной рыси, которую он убил, спасая своего брата. Вождь обвязывает его голову кожаным шнурком и вдевает в него чёрно-белое совиное перо. Шаман говорит ему на ухо новое имя, и это имя — не Персиваль Грейвз.

Барабаны частят из леса, они с Сойкой кричат и поют, потому что почти за месяц молчания они отучились говорить. Все кричат вместе с ними, поют вместе с ними, они танцуют, пока не падают от усталости, а когда падают — их поднимают на ноги, и они снова кружатся вокруг костра. Он помнит дым и хор голосов, лица, раскрашенные белым и пурпурным — и у них с Сойкой такие же лица, — грохот барабанов, которые бьют так, что пульс зашкаливает, дробь тамтамов, дым, плотную землю под пятками, пьяный угар, запах горящих трав, синяя ночь, рыжее пламя, лёгкость, будто он оторвался от тела, вихрь раскрашенных лиц, хор голосов, пламя костра, звёзды, небо вертится, как волчок, голова кружится…

Когда барабаны смолкают, Персиваль просто падает и смотрит вверх, и у него нет сил даже на то, чтобы закрыть глаза. Его и Сойку перекладывают на скрещённые копья, устланные ветками, поднимают на плечи и несут в стойбище.

Идущий По Следу Зари открывает глаза и видит полотняный полог шатра над собой. На нём узор из ромбов и треугольников, белый и голубой, ветер колышет ткань, по ней бегут волны.

Он чувствует себя разбитым, уставшим и слабым, будто его всю ночь пинали ногами, а до этого неделю не давали ни есть, ни пить. Удивительно, но состояние тела совсем не влияет на его настроение. Раньше влияло. Раньше его мог раздражать даже шов на одежде. А сейчас он почти не чувствует рук и ног, у него болит голова и одежда до сих пор пахнет дымом, он голоден, плечи жжёт воинская татуировка, ноют свежие шрамы — но он спокоен.

Он выбирается из типи наружу, в ослепительный белый день.

На камнях у реки стоит его брат, Сойка Летящая Через Дождь. Рядом с ним девушка. У неё две длинные чёрные косы, круглое лицо, мягкая бахрома на одежде. Они разговаривают, она улыбается и смеётся. Идущий По Следу Зари встаёт рядом с ними. Сойка берёт его за руку — за предплечье, а не за ладонь, как это принято в другом мире. Знакомит с невестой — Белой Росой На Траве. Они обнимаются на прощание.

В городе, на вокзале, он сидит на платформе с чемоданчиком у ног и с удивлением смотрит на людей. Люди тоже косятся на него с удивлением: белый, а одет как индеец.

У магов с индейцами сложные отношения, и единственная поправка в Законе Раппапорт относится именно к ним. Мало кто из шаманов проходит обучение в Ильверморни — хотя может любой. Мало кто из магов проходит через священную инициацию — хотя может любой. У индейцев напряжённый мир с не-магами, а с магами у них запутанная система взаимных уступок и компромиссов. Индейцы живут обособленно и поддержку Статута о Секретности выполняют сами, без привлечения сил МАКУСА.

Он дожидается поезда до Нью-Йорка. Заходит в вагон, садится на скамью у окна.

Он — Персиваль Грейвз. Старое имя кажется немного странным, он пытается влезть в него, но оно — как сброшенная змеиная шкурка. Он не тот Персиваль Грейвз, который месяц назад покинул Ильверморни. Он другой Персиваль Грейвз. Новый.

Он ерошит отросшие волосы и думает о возвращении. Земля пролетает далеко внизу, в излучинах рек от воды отражается солнце. Два имени, будто два разных человека, изучают друг друга, пробуя, как им теперь вдвоём. Как они поделят одно тело?

А нельзя было получить что-то менее пафосное? — спрашивает Персиваль Грейвз. — И осмысленное. Идущий По Следу Зари!.. Куда идущий?.. В сортир?.. По какому такому следу?.. Какой ещё, хрен моржовый, зари?..

Посмотри на себя в зеркало, ты, не пафосный, — отвечает Идущий По Следу Зари. — Посмотри-посмотри, наверняка ведь соскучился по своему отражению. Как ты выжил в лесу без зеркала, мне интересно?..

В дальнем конце вагона висит плакат. Молодые мужчины и женщины в длинных плащах и шляпах стоят на фоне Нью-Йорка. Огоньки на концах палочек освещают строгие лица. «Требуются герои» — написано на плакате, «Мы ждём тебя», а ниже — «Стань аврором!»

Персиваль чувствует жар костра на лице и улыбается.

Он знает, что делать.