Как приручить Обскура (СИ) - Фальк Макс - Страница 7

Он часто думал о том, как однажды поцелует их. Раскроет их своим ртом, вдохнёт дыхание Криденса, обведёт кончиком языка — верхнюю, нижнюю… Скользнёт глубже, к ряду зубов, даже коснётся их, и потянется дальше, в горячую глубину рта, к вздрагивающему языку, приласкает его, выманит, пригласит коснуться своего рта. Нет, он не будет бороться с ним, стараться взять верх, подавить, лишить воли… Нет, он будет учить. Терпеливо, уверенно, побуждая быть всё смелее, смыкаясь с ним не только ртами, но и всем собой. Он научит его медленным чувственным поцелуям, широким, влажным, откровенным почти до бесстыдства. И лёгким, быстрым, дразнящим, с открытыми глазами. Научит игриво кусаться, оставляя на шее характерные знаки страсти, научит пить чужое дыхание, как вино, научит всем тайным местам для поцелуев, рождающих дрожь — в изгиб шеи под самым ухом, у челюсти, в обнажённые запястья, в ладони, в место ниже пупка, где волосяная дорожка вливается в густую паховую поросль, и в то место, откуда из неё поднимается…

Гриндевальд смотрел на него, замерев, даже едва приоткрыв рот. Грейвз осёкся, вдруг осознав, что не помнит, говорил ли он всё это вслух — или только думал.

— Чем он тебе так нравится? Он красивый? — спросил Гриндевальд, стараясь совладать с лицом и скрыть изумление.

— Я не знаю, — признался Грейвз. — Я часто смотрю издалека, как он стоит на улице, подняв плечи, в своих коротких брюках, тесном пиджаке и уродливой сбитой обуви. Иногда он кажется таким жалким и отталкивающим, что я сам не понимаю, что меня тянет к нему. Но иногда…

Он коротко вдохнул, увёл взгляд на стену, на лохматые обои в широкую полосу с каким-то невнятным от сырости узором. Иногда — то ли дело было в клубах автомобильного дыма, то ли в вечернем свете, то ли в игре воображения — иногда свет так мягко ложился на широкие острые скулы, на квадратную линию челюсти, золотил ему кожу, отчёркивал контрастной тенью затылок, шею и лоб — что Криденс казался неземным существом, настолько прекрасным, что Грейвз забывал обо всём, просто любуясь.

— Иногда я приходил, чтобы только посмотреть на него, — тихо сказал Грейвз. — Думал, что не стану подходить, не буду разговаривать. Я стоял на другой стороне улицы и смотрел, как он жмётся на вентиляционной решётке, откуда поднимается пар… У него не было пальто, и он грелся на ней в тёплом воздухе от подземных поездов. Когда я понял это, я начал использовать Фоверус, чтобы ему было теплее. Он чувствовал магию, поднимал взгляд и видел меня… Тогда я шёл к нему. Однажды…

— Мерлиновы ядра! — с ухмылкой перебил Гриндевальд. — Это так трогательно — заботиться о несчастном уродце. Я учту, что тебя можно разжалобить, Перси. Продолжай, — приказал он, — так что случилось однажды?..

— Однажды я не нашёл его на привычном месте, — сказал Грейвз. — Я подождал… Он не появился. Я отправился его искать, нашёл в переулке за церковью. Он сидел прямо на земле, скрючившись за штабелем ящиков, привалившись спиной к стене дома. Он спал, — тихо сказал Грейвз. — Я подошёл ближе, присел рядом на корточки. Он не проснулся… Его лицо было спокойным. Он тихо дышал, губы чуть приоткрылись. Мне хотелось поцеловать его… Но я боялся его потревожить. Я… — он укусил себя за губу.

— Я знаю, что ты сделал, — торжествующе сказал Гриндевальд. — Ты наложил на него сонные чары и благоговейно облобызал. Или нет?.. Или ты присосался к нему и запихнул язык ему в рот?..

Грейвз сделал паузу, чтобы унять бесполезную ярость. Гриндевальд искажал всё, что он говорил, он открыто издевался, зная, что Грейвз не сумеет ничем ответить.

— Я наклонился к нему так близко, что чувствовал его дыхание, — сказал Грейвз, чувствуя такую жгучую ненависть к Гриндевальду, что ему самому было странно, как голос остаётся таким спокойным. — Мне хотелось поцеловать его, пока он спит, и мне нравилось бояться, что он проснётся и обнаружит меня. Я смотрел на него и представлял, какие у него сейчас безвольные, мягкие губы. Думал: если я это сделаю, что он почувствует, когда проснётся?.. Сможет ли распознать мой вкус у себя во рту?.. Я отговаривал себя, но он всё спал… Я почти решился. Встал перед ним на колени, наклонился… — тихо сказал Грейвз, — и вдруг он открыл глаза.

— Перси, чтоб тебя тролли взяли!.. — Гриндевальд с силой хлопнул ладонью по колену. — Это уже какой-то эротический триллер! Я чуть не взмок от волнения! — он сердито блеснул глазами, изображая гнев. — Так, ну ты поцеловал его или нет?..

— Нет, — сказал Грейвз. — Он испугался, увидев меня. Шарахнулся, вскочил на ноги, чуть не упал… Я сказал, что увидел его на земле и подумал, что ему стало плохо или что на него напали… выдумал какой-то вздор, но Криденс поверил. Он сказал, что ему нужно возвращаться к работе — раздавать прохожим листовки. И я позволил ему уйти…

— Что было потом?.. — требовательно спросил Гриндевальд.

— Я сразу вернулся домой, — сдавленно дыша, сказал Грейвз. — Я был возбуждён. Этот мальчик будил во мне слишком много желаний, я растерялся. C того вечера, — с трудом произнёс он, — я начал постоянно думать о нём.

— Насколько часто?.. — заинтересованно спросил Гриндевальд.

— Почти каждый день. Сначала я пытался сдержаться, — сказал Грейвз. — Отвлечься работой, делами, чем угодно. Однажды вошёл в библиотеку, хотел выбрать книгу на вечер… Подумал о том, что Криденсу… Криденсу бы понравились книги, — сипло сказал Грейвз. — Задумался о нём, очнулся уже возле полок. Я стоял, опираясь на них рукой. Почему-то представил, что сейчас Криденс сидит здесь, у моих ног, что он спит, упираясь затылком в полку, а я стою над ним, и он не знает, что я здесь …

— Дальше, — потребовал Гриндевальд, блестя глазами и алчно улыбаясь.

— Я так отчётливо представил его, — тихо сказал Грейвз. — Его сонное дыхание, как у него тихо вздымается грудь, неподвижные ресницы, спокойное лицо… Мягкий полуоткрытый рот. Я не мог больше сдерживаться и притворяться, что не мечтаю о нём. Я хотел его в этот момент так сильно, что забылся. Расстегнул ширинку, достал…

Грейвз глубоко вздохнул, чтобы дать себе хоть коротенькую передышку, но зелье не позволило ему прерваться.

— Я дрочил прямо там, — признался он. — Представлял его, понимал, что это неправильно, что я не должен, но это меня только подстёгивало. Всё было быстро, но… — Грейвз сглотнул, опуская глаза, чувствуя, как румянец на лице становится обжигающим, — когда я только представил, что кончаю ему на лицо, пока он спит… Как белые капли… как моя сперма падает ему на ресницы и брови, как они текут вдоль носа ко рту, а он не просыпается, он только вздыхает и машинально проводит по губам языком, как он слизывает…

Грейвз непроизвольно качнулся вперёд — эта фантазия, самая первая, самая острая, до сих пор будила в нём дрожь.

— Я кончил так, что врезался лбом в чёртовы полки и рассадил себе бровь. Я чувствовал, как кровь тянется по щеке и капает на рубашку, не знаю, почему, но от этого мне было только слаще…

— Да ты страстная натура, Перси, — усмехнулся Гриндевальд. Приподнявшись в кресле, он прищурился, вгляделся в его лицо: — И что, даже шрам остался?.. На брови?..

— Нет, — коротко ответил Грейвз. — Залечил.

— Зря, тебе бы пошло, — сказал Гриндевальд. — Говорил бы всем, что получил в бою. В бою с собственными страстями, — он усмехнулся, — конечно, не уточняя, что бой ты позорно проиграл. Ладно, давай вернёмся к делам, — он вдруг заговорил другим тоном, будто их разговор никогда не касался таких откровенных тем. — Я нашёл список твоих агентов в Германии. Он зачарован, дай мне ключ.

— Не поможет, — мстительно сказал Грейвз. — У меня только половина ключа. Вторая — у Серафины.

Что-то щекотное скользнуло от брови к носу, он вытер лицо ладонью, вдруг подумав, что, как и тогда, увидит на пальцах кровь… Но это был просто пот. И пальцы дрожали.

— Что мне сказать ей, чтобы его получить?

— Ничего, — выдохнул Грейвз, чувствуя облегчение хотя бы от того, что в своё время паранойя заставила его перестраховаться. Он, конечно, не предполагал именно такое развитие событий — он думал о том, что список просто могут украсть… В любом случае, это было предусмотрительно. — Список агентов подлежит пересмотру только в исключительных случаях. Если у нас заводится "крот", например.