Как приручить Обскура (СИ) - Фальк Макс - Страница 59

Просевший и треснувший буфет собрался, посуда взлетела с пола, собираясь из осколков в тарелки, соусники, блюдца и чашки. Вещи-то ни в чём не виноваты. За что их крушить?

Он вернул на место рассыпавшиеся зеркала и окна. Уничтожил все следы своего припадка. Выкурил пару сигарет, восстанавливая равновесие, и только после этого поднялся на второй этаж.

Дверь в спальню Криденса была не заперта. Грейвз толкнул её пальцами.

Мальчишка сидел на постели, подобрав колени, и обнимал филина, почёсывая ему перья на загривке. Хоуп вилась у него по плечам и тихо скрипела.

Собрал всех друзей, — с внутренней ухмылкой подумал Грейвз. — Или они сами приползли, почуяв, что тот напуган или обижен. Эх, Персиваль… Герой. Как бы тебе сейчас не пришлось начинать всё с начала.

— Криденс, — негромко позвал он.

Филин злобно зыркнул на него и отвернулся. Криденс поднял настороженный взгляд. Не очень-то обиженный, не сильно испуганный, но очень тревожный. Будто он боялся не за себя. Чушь, за кого ещё ему бояться здесь?.. За тебя, дурака?..

— Я должен извиниться, — сказал Грейвз. — Ты ни в чём не виноват. Мне нельзя было на тебя срываться.

— У вас что-то случилось, — то ли сказал, то ли спросил тот.

— Я сегодня узнал, что у меня умер друг, — сказал Грейвз. — Мне жаль, что накричал на тебя. Я был зол.

— На то, что он умер?.. — тихо спросил Криденс.

— На того, кто его убил.

Криденс гладил филина и молчал. В его позе ничего не поменялось, но губы разжались и стали ярче, ресницы вздрогнули, опускаясь.

— Знаешь, — сказал Грейвз, — если не передумал, кое-что ты можешь для меня сделать.

Криденс мгновенно вскинул глаза. Ничего не ответил, но смотрел так серьёзно, что Грейвз ощутил укол совести.

Мальчишка не виноват. Он сам пострадал от ублюдка не меньше тебя — его вообще едва не убили.

— Сыграй со мной в шахматы, — попросил Грейвз и попытался улыбнуться.

Белые мраморные рыцари Криденса встали против обсидиановых легионеров Грейвза. И те и другие разминались перед боем, звенели оружием (как им удавалось звенеть каменными мечами, Грейвз не задумывался) и переговаривались.

— Правила запомнить не сложно, — сказал Персиваль. — У тебя восемь пешек, три парные фигуры, ферзь и король. Игра заканчивается, когда твой король не может сделать ни одного хода. Белые начинают первыми.

Грейвз не сильно задумывался над каждым ходом, просто переставляя фигуры по доске. Когда-то он любил эту игру, но потом времени становилось всё меньше, забот — всё больше, и всё реже находился свободный вечер, чтобы посидеть над доской. Да и партнёров по шахматам у него было немного.

— Кто научил вас играть, сэр? — спросил Криденс.

— Отец, — сказал Грейвз. — Осторожно, если ты поставишь слона сюда, будет вилка.

— Вилка?.. — удивился тот.

Грейвз коснулся пальцем своего коня:

— Ты берёшь мою пешку. Я делаю ход сюда — и под ударом оказываются слон и ферзь одновременно. Ты спасаешь ферзя, я беру слона. Это плохой обмен на пешку.

— А если я не спасаю ферзя?.. — спросил Криденс.

— Тогда ты теряешь одну из самых сильных фигур. Подумай ещё раз.

Криденс играл плохо, но очень старательно. То, как он проиграет, Грейвз видел с середины партии, но милосердно тянул время, давая мальчишке возможность вникнуть в суть правил.

— Как ты назвал филина? — спросил Грейвз.

— Легион, — Криденс улыбнулся с едва заметным озорством. Грейвз хмыкнул и улыбнулся в ответ:

— Кажется, я ему не очень-то нравлюсь.

— Ему было одиноко, — невпопад сказал тот.

— Я не позволю тебе приносить в дом каждую зверюшку, которая покажется тебе одинокой, — предупредил Грейвз. — Я не против этих двоих, но филин был последним.

— Да, сэр, — серьёзно ответил тот.

— Никаких облезлых котят и щенят.

— Да, сэр.

— Никаких канареек, пауков или рыбок.

— Вам шах, сэр.

Грейвз присмотрелся к доске. Криденс изо всех сил пытался сдержать торжествующую улыбку, но она разъезжалась, как по скользкому льду, всё шире и шире. Криденс зажал ладони между коленями, прикусив нижнюю губу, блестел чёрными глазами из-под чёрной чёлки.

Ах ты паршивец, — с нежностью подумал Грейвз, пряча улыбку за костяшками пальцев. Маленький хитрый паршивец. Он смотрел на мальчишку, не в силах перестать улыбаться, тот смотрел на него в ответ, сутулясь от гордости и смущения.

— Ты молодец, — сказал Грейвз. — Очень хороший ход. Но это ещё не мат.

Он увёл короля на соседнюю клетку и постарался больше не отвлекаться.

Конечно, он выиграл. Когда до финала оставалось пять-семь ходов, он предложил Криденсу ничью. Тот возмущённо отказался, и Грейвз загнал его короля в угол. Криденс недовольно хмурился, его белые рыцари, понурившись, собирались на краю доски.

— Не расстраивайся, — ласково сказал Грейвз. — Это твоя первая партия. Ты научишься.

Криденс сердито вздохнул, опустив плечи.

А ведь он азартен и не любит проигрывать, — догадался Грейвз. Там, внутри, если аккуратно расколоть замороженную скорлупу из страха, он пылкий, нетерпеливый и упрямый. И этот коктейль манит к себе так же сильно, как трогательная ласковая покорность из прежних фантазий.

— Я хочу мой выигрыш, — сказал Грейвз и хлопнул себя по бедру. — Иди сюда.

Он откинулся глубже в кресло и раздвинул ноги, чтобы Криденс мог сесть к нему на колено.

А мальчик тяжёленький, — со странным удовольствием подумал он, обнимая его за пояс.

В кресле едва хватало места для двоих. Персиваль привалил Криденса к себе, тот опустил голову ему на плечо, тихо дыша.

— Ты очень хорошо играл, — негромко сказал Грейвз, поглаживая его по спине. — Ты молодец. Я хочу разделить выигрыш с тобой, ты заслужил.

— Спасибо, сэр, — без своего вечного заискивания ответил тот.

Грейвз целовал его долго, неторопливо, лаская языком его рот, прикусывая губы, с силой сминая пальцами плечи и бока. Криденс учился быстро — его поцелуи были внимательными, влажными, любопытными. Он прикусывал в ответ, трогал губами и языком, легонько всасывал, с осторожным интересом касался губами уголка рта, подбородка, челюсти. Грейвз выдыхал ему в рот и с изумлением понимал, что готов застонать. От одних только поцелуев. На пятом десятке лет у него вставало от поцелуев.

Он держал Криденса за пояс, с наслаждением принимая на себя его вес, чувствуя его запах, шелест ткани под пальцами и горячее, молодое, сильное тело в руках. Криденс умоляюще вздыхал и разводил колени, когда Грейвз сжимал его бедро, ёрзал, стараясь хоть к чему-нибудь прижаться пахом, громко и звонко стонал, когда Грейвз целовал его в шею, оставляя красные пятна укусов.

Рядом с ним было легче дышать. Словно запах, касаясь ноздрей, раскрывал внутри что-то неведомое. Персиваль вдыхал его с чёрных густых волос, с нежной кожи за ухом, с горла, покрытого поцелуями. Криденс держался за него — и он сам держался за Криденса. С силой проводил рукой по груди, чувствуя, как в ладонь толкается его сердце. Забравшись под выпущенную из брюк рубашку, приглаживал дорожку жёстких курчавых волос ниже пупка. Молодость Криденса как будто вливалась в него самого.

Криденс нетерпеливо толкался в руку и жалобно шептал «мистер Грейвз…», пока тот длинными медленными движениями наглаживал его обнажённый член.

— Подожди… — шептал Грейвз ему в губы. — Подожди, мой мальчик… Я хочу тебя слышать.

Криденс не умел ждать, он кусал губы, обнимая его за шею и прижавшись пылающим лицом к щеке, хныкал «пожалуйста… пожалуйста, сэр…» — пока Грейвз не шепнул властно:

— Можно! — и Криденс спустил ему в руку, всхлипывая и задыхаясь от облегчения.

Тяжело привалившись к Грейвзу, Криденс тихо и ровно дышал, пристроив голову ему на плечо. Можно было бы решить, что он заснул, если бы его рука не блуждала бесцельно по груди Персиваля, пересчитывая пуговицы и потягивая за уголки рубашки. Грейвз гладил его по спине, обводя большим пальцем худые лопатки.