Отрочество 2 (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр" - Страница 44

– Какой? Бота главнокомандующим в войсках Трансвааля выбран, части принимает, не пробьёшься. Снимана британцы крепко не любят…

– Да за обстрел! – пояснил я, увидев в глазах брата вопрос, – Будто бы нарошно жилые кварталы обстреливал! Де Вет обещался похлопотать, да и другие, но где Жубер, а где…

– Крюгер? – предложил Санька быстро, подавшись вперёд, – Я знаю, што он тебя крепко не любит, но может…

– Уехал. В Европу вроде как, восхотел союзников найти.

– Етить… – он снова отшатнулся к перилам, погрузившись в угрюмость и надвинув шляпу на глаза.

– Угум.

– Господа, – прервал нашу расстроенность близкий Жуберу член Первого Раада, вышедший из внутренних покоев и на ходу отгрызающий кончик сигары, утирая одновременно выступивший на лбу пот застиранным платком, – так случилось, что я в курсе вашей проблемы, и боюсь, всё действительно серьёзно.

Похлопав себя по карманам, он достал массивную, явно трофейную золотую зажигалку и прикурил, поглядывая рассеянно на работающих в саду кафров и пуская дым с видом человека, утомлённого почти вусмерть.

– Вкратце, – выдохнул он с клубом дыма, – британцы не отрицают его пленение, но и не подтверждают его. Тем самым они выводят его как бы за пределы правового поля.

Санька крякнул и побагровел, но смолчал, сдвинув только решительно на затылок шляпу.

– Вижу, вы правильно поняли, – мрачно кивнул бур, окутавшись клубами едкого дыма, – и несмотря на запрос членов Рааада, ответ…

– Впрочем, – он покопался в кармане и вытащил письмо, – читайте!

Перечитал, перевёл Саньке, и уставился на депутата с немым вопросом в глазах. Потому как ну хренинушки не понять! Словесные завитки в высоком аглицком штиле я общем-то разбираю, но это казуистика сугубо юридическая, не для людей.

Пыхая сигарой, немолодой парламентарий перевёл, разбирая каждое предложение досконально с юридического на человеческий.

– То бишь, – прыгая с русского на голландский, начал Санька, – они не уверены, является ли он военнослужащим, исполнявшим свой долг, или… военным преступником?! С какого?!

– Ракеты, – пых сигарой, и предупреждая возмущение, – они вправе, другие – нет.

– Ага…

– Если вы хотите знать моё мнение, – клуб дыма окутал нас туманом, – британцы сами ещё не решили, в каком статусе находится Михаил. То ли храбрый вражеский офицер, пленением которого можно гордиться, то ли военный преступник.

– И от чего это зависит?

Пожатие плеч и снова клуб дыма.

– Угум… Благодарю.

Распрощавшись, мы с Санькой покинули дом, ставший последним пристанищем трансваальского главнокомандующего. По въевшейся уже привычке передвигаемся по городу верхами, и непременно с оружием.

– … я так щитаю, шта ежели… – мимо прошла группка русских горняков, коих в бурских государствах предостаточно. Большая их часть озабочена сугубо заработками, а если и имеется желание натурализоваться, то оно быстро пропадает при более близком знакомстве с африканерами. Специфический народ – што горняки всех национальностей, што африканеры.

В потенциале – серьёзный резерв, но буры сами подложили себе свинью, притом колоссальных размеров. Папаша Крюгер изначально трактовал войну, как войну богоизбранного народа, то бишь буров – с Антихристом, то бишь бриттами.

Добровольцев вооружают за счёт государства, и вроде бы всё нормально, но отношение «через губу» ощущаю порой даже я. С чем сталкиваются обычные работяги, а тем паче желающие натурализоваться, и не относящиеся ни к «богоизбранному народу» буров, ни хотя бы к «высшей расе» голландцев/немцев, исповедующих единственно верное Учение – кальвинизм… только догадываться могу.

– К Гурко! – русская речь натолкнула меня на идею, – Всё-таки подданство Российской Империи! Должен же…

Санька кивнул горячечно, поддавая пятками в потные конские бока. С трудом удержавшись от галопа, неуместного на улицах Претории, перешли на рыси, и пять минут спустя привязывали поводья к коновязи у дома, занимаемого российским военным атташе.

Подполковник принял нас, будучи в некотором подпитии, а точнее – в преизрядном. Если уж многоопытный военный, закалённый алкогольными баталиями в офицерском собрании, выглядит несколько нетрезво – значит, он изрядно пьян.

Я заколебался было… но время, чортово время! Выслушав меня, Василий Иосифович покивал сочувственно. Потом встал у настежь распахнутого в сад окна, заложив руки за спину, повздыхал…

– Понимаете ли, Егор… э-э, Кузьмич, ситуация далеко не так проста, как кажется вам. Бюрократические тонкости в контексте международного права имеют первостепенное значение.

– А ваш, э-э… брат, – атташе костяшками указательного пальца то ли потёр губы, то ли стёр с них ухмылку, – выехал из Российской Империи, не имея необходимых документов. Неприятно об этом говорить, но в данной ситуации всё, что мы можем, так это только подать формальный запрос британцам. Разумеется, это будет сделано, но…

Гурко развёл руками, делая скорбное лицо, но в глазах его мелькнул… мелькнуло… нет, показалось!

Закрыв на секунду глаза, давлю порыв заорать, или…

– Буду премного благодарен, – встав, сообщаю самым светским образом.

Василий Иосифович проводил меня до выхода из дома, пожав на прощание руку, и…

… нет, не показалось. Рукопожатие из тех, когда человеком брезгуют, но не переходят рамки приличий.

– Не показалось, – уже в седле сообщаю негромко Саньке, терпеливо ждущему ответа, и пересказываю разговор на ходу.

– Формально, – замолкаю, прикусив губу, – всё так и есть, нисколько в том не сомневаюсь.

Вспоминаю наш разговор до мельчайших деталей – интонации, жесты, паузы между словами.

– Не будет помогать, Сань, – говорю уже убеждённо, – отпишется для проформы, может быть посочувствует несколько раз при случае на публику, и на этом всё. Он… рад.

– С-сука! – вырвалось у брата, вечно безмятежные глаза его потемнели, лицо по выразительности уступило бы кирпичу.

– … суки, – натруженное запястье ныло под тяжестью трофейного палаша, выкупленного у знакомого волонтёра, но снова и снова рублю ветки колючего кустарника, представляя ненавистные лица… морды… хари, расплывающиеся в чертячьи. Из правой перебрасываю в левую, и снова, снова… В десятке метров от меня Санька, упражняется на кустарнике с пехотной саблей, на растрескавшихся губах пузырится слюна, да наверное, я и сам не лучше.

Вымотавшись вусмерть рубкой, стрельбой и ненавистным ором, поехали к Марксам.

– Што будем делать? – мрачно поинтересовался брат, сделав глоток и вешая фляжку назад.

– Вытаскивать! Как… хм, не знаю пока… был бы здесь дядя Гиляй! Или Коста… хм… Кажется, я знаю, с кем можно посоветоваться.

Щит чёрного дерева с Ветхим Заветом и ременной пращой поверх него, вокруг герба полукругом – «Африканская транспортная компания». Герб и буквицы из благородного серебра, всё очень строго и изысканно…

… и только привинченная ниже табличка, где золотом на красном дереве сияла надпись «Бляйшман и Ко», поясняющая кто здесь хозяин, несколько портит впечатление.

Санька самолично делавший эскиз щита и буковиц, только вздохнул, но промолчал. Дядя Фима… сперва да, а потом таки да, но ещё чуть-чуть сверху!

Ко, то бишь компаньон, это я. Два процента получил за связи – как сказал дядя Фима «- Меняю деньги на время за твои связи», а пять процентов сверху – за несколько интересных идей.

Прибыли пока нет, одни сплошные перспективы и расширение. То есть она как и бы и да, но только на бумаге, в грузах и в активах. Впрочем, не жалуюсь, и по чести – отношусь достаточно равнодушно.

– Я компаньон, – поясняю на ходу, и пройдошистого вида клерк, по виду из сефардов, узнав, закивал почтительно, всячески показывая своё передо мной благоволение. Забежав вперёд, он приоткрыл передо мной дверь в кабинет шефа.

– Прошу…

– Че… а, Шломо, Рувим! – дядя Фима расплылся в улыбке, махая рукой к себе, – заходьте!

– Восточный человек, – тут же пожаловался он мне на клерка, – без трёх поклонов даже кофе не подаст!