Отрочество 2 (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр" - Страница 17

– Собственный выезд?! – приятно поразился я при виде богатого экипажа, сделав выразительными глазами большой комплимент Бляйшманам. Дядя Фима засопел довольно, и принялся рассказывать – где, почём и как он героически буквально за копейки!

Мы с Санькой устроились с Бляйшманами, а Мишка с Котярой и близнецами в едущем чуть позади извозчичьем наёмном экипаже, потому как инкогнито и тайно. Попутно дядя Фима расспрашивал мине за политику, а тётя Эстер с коварными огоньками в глазах описывала Саньке дочку её хорошей подруги…

– … ну то есть почти подруги, – поправилась она, чуть задумавшись, – Фимин деловой партнёр, и такой себе светский жид, шо ещё немножечко, и будет такой себе гой, на следы которого будут плеваться раввины.

– … так, да? Так? – дядя Фима, хрюкая поминутно от смеха, расспрашивал мине об перипетиях суда, и объяснял, где они были не правы, и как мине и нам повезло, шо Трепов – всё! А главное – сам и быстро.

– … такая умница, – описывая девочку, тётя Эстер напирала на знание ею языков и хорошее… ну как хорошее – неплохое приданое и душевные качества. Што значит – ой!

Санька вздыхал, молчал, но слушал, потому как из опыта – стоит один раз сказать невпопад да, или просто кивнуть, как ты уже дал своё согласие на што-то лично тебе ненужное, а вот собеседнику – ровно наоборот!

Встретил нас радостно скалящийся Момчил, озадачившийся и несколько даже напрягшийся при виде близнецов.

– Это с Егором, – кинул мимоходом дядя Фима, и в глазах болгарина мелькнуло облегчение, потому как – не конкуренты!

Переглядыванье это заставило меня по-новому взглянуть на близнецов, и таки да! Такие себе жлобы здоровые выросли, шо и среди одесских биндюжников по пальцам одной руки! На голову ниже Момчила и поуже в плечах, но всё впереди! Деткам по шестнадцать годков, и если судить по папеле… и мамеле… им есть куда расти. Подростки ещё, пусть даже и бреются ежедневно. В папу! И… хм, в маму.

Близнецы, будто почуяв што-то, подобрались, и принялись преданно есть меня глазами, улыбаясь во всю ширь своих квадратных морд. Ну… по результатам африканского вояжа будем поглядеть!

Будто прочитав это на моём лице, близнецы заулыбались ещё шире и преданней.

За обедом Бляйшманы сильно расстраивались нашей спешкой и нежеланием отложить все дела ради погостить. Но я был таки непреклонен, не ведясь даже на соблазнительные предложения в виде интересных знакомств.

– Дикие места, – вздыхал дядя Фима, вытирая с жирных губ жирный соус, – никакой вам культур-мультуры, сплошные туземцы и аборигены!

– А здесь – всё! – он повёл руками с таким видом, будто это всё располагалось непосредственно в ево доме, и наверное, не так уж и не прав! – Образованные белые…

– … в основном белые люди, – поправился он с ноткой сомнения, – не так, штобы и Одесса, но тоже – цивилизация! А хамам? Умные люди вокруг? Кухня, наконец?

– Дядя Фима! Я где-то говорил, шо вы таки неправы?! Всё да! Но надо. А взрослый человек должен иногда наступить на горло лебединой песне, и пойти куда надо, а не через хочу!

Близнецы, не отвлекаясь на разговоры, только кивали на все аргументы, и ели, ели, ели… Гостеприимная тётя Эстер несколько нерадостно уже удивлялась такому чужому аппетиту, а дядя Фима взялся зачем-то соревноваться с ними, но куда там!

Иван давно наелся, и сидел молча, дёргая время от времени бровью на эту раблезианскую картину обжорного пиршества.

– Этим точно в Африку! – обожрато простонал хозяин дома, глядя на близнецов налитыми кровью глазками, – Будут пампасы местные обжирать!

– Саванны, – поправил Санька.

– И саванны тоже, – согласился дядя Фима одышливо.

Парни заулыбались польщено, не прекращая есть, и тётя Эстер впервые показала на лице опаску, выразившуюся в морщинке на гладком лбу.

– Да, – прогудел Товия, – в Африку. Папа сказал, шо если Егор сумел таки в нищей Палестине делать хорошие гешефты и наладить бизнес, то в Африке может быть совсем интересно!

Самуил закивал, не прекращая есть, и заулыбался в мою сторону, виляя… Ан нет, показалось.

Вертясь перед зеркалом в газовом пеньюаре, Эстер Бляйшман с удовольствием разглядывала свои рубенсовские формы, принимая соблазнительные позы, представляя реакцию супруга. Чего-то решительно не хватало, и женщина пошла по привычному пути, достав шкатулки с драгоценностями.

Разложив их на туалетном столике, Эстер окинула их взглядом опытного художника, и начала привычное, но ничуть, вот ни разочка не наскучившее за много лет, священнодействие. Нанизав на пухлые руки перстни с драгоценными камнями, она медитативно примеряла ожерелья и диадемы, вонзала в густые пышные кудри гребни из золота и слоновой кости, удивительным образом оттенявшие белизну её упругой кожи и смоляные локоны.

И всё-таки… она села на креслице, стоящее перед зеркалом… чего-то не хватает! Золото, платина, слоновая кость, драгоценные камни… килограммы ювелирных украшений по меньшей мере на сотню тысяч рублей, но…

Эстер сдула упавший на лицо локон, сощурив глаза. Вот оно! В Одессе на Молдаванке она была если не самая-самая, то сильно рядом. О, эти восхитительные взгляды подруг, полные зависти… эти пересуды о богатстве, его происхождении… как же ей этого не хватает!

А здесь, на аристократической Маалем, она такая же, как и все! Как все – скушно!

И мальчишки ещё! Накормились, переночевали, и в Африку за алмазами приключаться. А ей тута страдай!

Женщина вздохнула её раз, потом ещё…

– … я таки понимаю, шо ничево не понимаю, – удивился Бляйшман, вернувшийся домой. Монетка? На полу ево дома? А вот ещё одна, уже серебряная! Целый ручеёк…

Мужчина насторожился было, но почти тут же увидел выложенное золотом сердечко, с указательной стрелой в сторону супружеской спальни.

– Х-хе… – пистолет исчез, как и не было, и опасный хищник стал игривым котячьим подростком, предвкушающим шалости с любимой женщиной.

– Эге… – сказал он, отворив дверь и дёргая ворот рубахи, Встав как вкопанный, он хищно раздул ноздри, жадно пожирая глазами прекрасную одалиску, лежащую на супружеской постели в окружении самого прекрасного, што есть в мире. Золота!

– Иди ко мне, мой султан! – горлицей проворковала Эстер, и Фима рыкнул утробно, как бывало в молодости…

– О султан моево сердца, – проворковала Эстер, глядя в зеркало на мужа, распластавшегося китом на огромной кровати, – мине пойдут брульянты?

– Золотце! – несколько вяло, но очень искренне ответил супруг, – Как никому другому в целом мире!

Женщина вздохнула, промолчав, как это умеют только женщины. Промолчала ещё раз, но уже иначе, с ноткой светлой грусти. Вытянув руку перед глаза, она близоруко полюбовалась перстеньком с крохотным брульянтом, всего-то на пяток карат. Вздохнула…

– Мальчики плывут сейчас на Чорный Континент, где золото и алмазы валяются под ногами, а наивные местные дикари, даже если они и белые, не знают, как и што делать с этим богатством, – мечтательно сказала она перед сном, расчёсывая волосы. Супруг похмыкал и повернулся набок, плямкая губами.

Несколько дней Фима ходил задумчивый, замирая иногда, и будто проговаривая што-то.

– Все дела налажены, – сказал он за завтраком, – остаётся только отслеживать их пульс.

– И это таки хорошо, – с ноткой вопросительности ответила супруга.

– Да… – меланхолично согласился Фима, прикусывая пустую вилку. Сына вырос, скоро пойдут внуки… хм… Неужели – всё?

– … и не спорь! – свирепо глядя на супругу, хмурил брови Фима Бляйшман – тот, который ещё контрабандист и немножечко флибустьер, а совсем даже не почтенный делец почти на пенсии, – Тама сейчас много решительных вооружённых людей, но я таки думаю, шо умных среди них если и да, то не в том направлении! Думать надо не об и за оружии, и тем более не оружием, а за экономику и бизнес!