Мать наследницы (СИ) - Эванс Алисия - Страница 31

- И, тем не менее, он стремится сделать страну сильной, - твердо настоял Пит. - На его месте я бы действовал похожим образом, - удивил он меня. - Несколько маленьких разрозненных междоусобицами стран всегда слабее большого государства, в котором все подчиняются высшей власти и не дерутся за каждый клочок земли. Твой отец совершил ошибку, выдав тебя замуж за Габриллиона в жалкой попытке избежать войны и свержения. Лучшим вариантом было бы прийти и сдаться царю Севера, заключить союз, признать свой вассалитет по отношению к нему.

- Что?! - задохнулась от возмущения я. - Сдаться Северу?! Прийти к ним с опущенной головой?! Пит, ты понимаешь, ЧТО ты говоришь?!

- Ты мыслишь как царевна маленькой страны, а не как императрица, - разочарованно вздохнул муж. Этими словами он будто ударил меня в грудь. По сердцу начала растекаться горячая жгучая обида. Сколько себя помню, я никогда не обижалась на Пита, но сейчас это горькое чувство наполнило душу, словно кислоту налили в хрупкую колбу. - Чтобы последующие поколения жили счастливо, кто -то должен принести себя в жертву. Кто-то должен воевать, кто-то должен строить империю.

- Твои речи пугают меня, - мотнула головой я, отворачиваясь от Пита. - Неужели человеческая жизнь ничего не значит для тебя? - прошептала, не глядя на мужа.

- Развитие цивилизации важнее комфорта нескольких тысяч человек, - ответил он, фактически дав утвердительный ответ.

- Понятно, - едва слышно шепнули губы. Не говоря больше ни слова, направилась к выходу.

- Адель, - окликнул меня Пит, продолжая сидеть в кресле. Он не пытался заставить меня остаться, но и на такой ноте заканчивать разговор не хотел. - Я думал, ты знаешь, что его страсть к вину усугубилась после появления при дворе Серпенты.

- Что? - изумилась я и сама не заметила, как обернулась. - А до неё?

- До неё он выпивал, но и близко не так сильно, как сейчас, - Пит выглядел предельно спокойным и сдержанным, смотря на меня уверенно, твердо. - Лишь после того, как дочь пивовара начала общаться с молодым цесаревичем, во дворец завозят бочки вина.

- Она его спаивает? - не могла поверить я в простую мысль, которую пытается донести до меня. Пит не ответил. Его прямой взгляд был красноречивее любых слов. - Но неужели за все эти годы никто не заподозрил неладное?

- Она не спаивает, - с подозрительным спокойствием маг пожал плечами, подперев пальцами щеку. - Она привязывает его к себе.

- Что? Как? Вином? Пит, объясни, я не понимаю, - я позабыла про то, что всего минуту назад хотела уйти.

- Попробуй выяснить сама, - нагло ухмыльнулся он в ответ.

- Пит! - возмутилась я и уже направилась к нему, но маг.. .испарился из кресла. Просто щелкнул пальцами и исчез, наглец! Сбежал от меня, чтобы не отвечать на важные вопросы. Люблю Пита, но иногда мне хочется сомкнуть пальцы на его шее и хорошенько придушить.

Попробуй выяснить сама. Если бы можно было подойти к Серпенте и прямо спросить обо всем, то и проблемы никакой не было бы. Не понимаю, о чем говорил Пит. Если бы Серпента опаивала царя, это непременно заметили бы. Его еду регулярно проверяют на яды и опасные вещества. В одном Пит, безусловно, прав: Габриллион вновь начал пить по -черному после рождения Евы, как раз тогда, когда.. .могла зайти речь о других наследниках.

После рождения дочери я вся была в заботах, из памяти выветрилось пьяное обещание царя делать мне детей каждый день. Первый год жизни Евы он пил особенно много, буквально не просыхая. Даже если бы захотел, в таком состоянии он не смог бы выполнить супружеские обязанности. Я была даже рада такому развитию событий, почти забыла о существовании мужа... И никогда не задумывалась о том, что спровоцировало такой страшный запой.

Неужели Серпента приложила руку? Я помню, как её обуревала ревность, как она боялась того, что царь заинтересуется мной, как женщиной. Если предположить, что у Серпенты есть некое средство, вызывающее у Габриллиона непреодолимую тягу к выпивке, то все сходится. Но почему Пит сказал, что она привязывает его к себе? Чем? Как? Она не беременеет уже много лет, её единственный ребенок - бастард. О чем же говорил мой муж?

- Матушка, это правда? - Архан подошел ко мне с самым решительным видом, на который только был способен восьмилетний ребенок. Обычно он не разговаривает со мной таким требовательным тоном, но сейчас сын позволил себе подобную дерзость. Я его понимаю.

- Что правда, моя жизнь? - улыбнулась я. Архан нашел меня в коридоре дворца, запыхавшись от долгого и спешного бега.

- Что вы уезжаете вместе с Евой и оставляете меня здесь одного? - голос мальчика дрогнул, а вместе с ним и мое сердце пронзила боль.

- Мой родной, - вздохнула я, нервно облизнув губы. Положила руки на детские плечи, судорожно подыскивая слова, чтобы объяснить ему все. - Я не хочу уезжать, - искренне призналась я сыну. Архан с трудом сдерживал слезы, смотря на меня как на предательницу. Синие глаза горели гневом и непониманием. Мой мальчик очень хотел, чтобы я осталась, и мне хотелось того же.

- Так останьтесь, матушка, - прошипел сын, стараясь не заплакать. Он знает, что за слезы отец не похвалит его.

- Прости, сынок, - мой голос тоже дрогнул. - Прости, но так нужно, - после этих слов взгляд Архана потух, словно угасло в душе пламя надежды. В этот миг во мне что -то сломалось. Наплевав на все, я рванула мальчика на себя и прижала ребенка к груди, запустив пальцы в его светлые волосы. Мы простояли, плотно прижимаясь друг к другу, бессчётное количество времени. Никто не потревожил нас. Никто не прошел по коридору, позволив нам сохранить эту нежную и искреннюю атмосферу.

- Матушка, - в глазах Архана стояли слезы, - пообещайте мне, что с вами все будет хорошо, - прошептал он так проникновенно, что я поразилась тому, как взросло и твердо звучит его голос. Это слова мужчины, но никак не мальчика.

- Это ты пообещай мне, мой родной, что не будешь влезать в неприятности, - он понял, что я говорю о его последней вспышке, после которой пострадал Габриллион. -Пообещай, что будешь учиться контролировать свою силу. Дай слово, что сделаешь все, чтобы остаться здоровым и невредимым.

- Обещаю, матушка, - выдохнул Архан и вновь прижался ко мне, спрятав лицо на груди. Боги Троемирья, как же я люблю его! Этот ребенок - часть меня самой, частичка моего сердца. Если с ним что-то произойдет, я никогда не прощу ни себя, ни Пита. Больше всего на свете мне хотелось остаться, наплевать на решения мужа и пойти против него, но где-то в глубине души некая сила не позволяла этого сделать. Нужно уехать. Именно сейчас, именно в этот момент времени меня не должно здесь быть. Архан сильнее меня, он справится. Рядом с ним находится его могущественный отец, который сотрет в порошок любого, кто покусится на его наследника. Только эта мысль утешала мою боль от разлуки с сыном.

Этим вечером мы с Арханом не расставались. Я не собирала вещи, как просил Пит. Я неотрывно была возле сына. Лишь уложив его в постель, убедившись, что мой ребенок крепко уснул, я осторожно вынула свою ладонь из его цепких пальцев и, скрепя сердце, вышла из его спальни. На глаза наворачивались слезы, но мне хватило мужества сдержать их. В конце концов, мы расстаемся всего на одно лето. На одно бесконечно долгое лето.

- Госпожа, Его Величество требует вас к себе, - присела в реверансе служанка, когда я вышла из детской спальни.

- Что ему нужно? - насторожилась я. Время за полночь, весь дворец спит. К чему ему звать меня в столь поздний час?

- Его Величество пришел в себя, - девушка метнула в меня настороженный взгляд. - Он хочет узнать, что произошло в столовой. Ничего не помнит.

- О, боги Троемирья, - вздохнула я, устало потирая переносицу. И что мне ему сказать? Правду, как просил того Пит? Правду о том, что мой сын, рожденный от сильнейшего мага, начинает входить в силу и его лучше не провоцировать? Придется объясняться, иного выхода нет. - Можешь быть свободна, - с этими словами я вышла из покоев, направившись в царскую спальню. Чует мое сердце, что разговор предстоит непростой. Пожалуй, радует только одно - врать больше не придется. Пора Габриллиону узнать хотя бы часть правды.