Горячий контакт (СИ) - Леконцев Олег - Страница 41

Так мы и пришли в комнату отдыха, где нас ждали пилоты, – командир полка, начальник отдела кадров, командир медчасти. И я, важный и наглый бюрократ-пилот.

Я кашлянул. Это послужило сигналом к всеобщему вниманию. Я был лапидарен:

– Товарищи, я начинающий пилот и не собираюсь учить вас, с какой стороны подходить к сушке перед взлетом.

Народ хохотнул. Тон был избран правильный, лед между мной и пилотами понемногу стал таять.

Я обратился к Козлову.

– Прошу вас, товарищ майор, расскажите о структуре наказаний и поощрений по эскадрилье.

Начальник отдела кадров, задним мозгом почувствовав приближающиеся неприятности, медленно встал:

– Товарищ представитель главнокомандующего, в дивизии существуют типовые для военно-воздушных сил России наказания. В зависимости от проступка военнослужащего ему объявляется предупреждение, выговор, строгий выговор, понижение по должности и званию, отдача под военный суд или трибунал.

По поощрениям: благодарность, денежная премия или ценный подарок, повышение по званию или должности, государственная награда

Я удовлетворенно кивнул.

– Благодарю, товарищ майор, можете сесть. Итак, не учитывая меня, в эскадрилье 9 пилотов. Рассматриваем их личные дела. Товарищ комэск, голо. Мне кажется давно здесь не было ни руки страждущего, ни руки дающего.

Товарищ полковник, на разных уровнях мне говорили о существующих проблемах в дивизии. А посмотреть, одни ангелы летают. Я не призываю вас, товарищи командиры, пускаться во все тяжкие и обрушиться на пилотов. Но, скажем, наказать капитана Киврова, вчера чрезмерно грубо совершившего посадку, вы или ваши подчиненные командиры были просто обязаны. Ведь такого ряда наказания автоматически ликвидируется при переводе в другую часть или по решению командира полка. На мой взгляд Киврова следовало предупредить перед строем.

Возьмем, с другой стороны. Я не говорю о благодарностях. Сразу перейдем к материальной стороне. Товарищ начальник отдела кадров, сколько средств выделяется в премиальный фонд полка?

Козлов что-то пробормотал. Я обвел взглядом командира полка и командира эскадрильи. Те взгляды не отвели, но сказать ничего не могли.

– Товарищи, стандартной авиационной дивизии по этой статье выделяется 8 тысяч рублей в месяц, из них 2 тысячи распределяется по усмотрению командира дивизии, по тысяче – каждого командира полка, 200 – командира эскадрильи. При этом тыловые структуры дивизии, прежде всего финансовый отдел, определяют, чтобы не оставались неизрасходованные средства. Согласно приказу главкома ВВКС от 5 января прошлого года дивизии беркутов за особые заслуги и массовый героизм сумма премии увеличилась в полтора раза. 10,5 тысяч рублей каждый месяц – где они? По личным делам я не вижу премий.

Ардашев и Козлов, оглушенные суммой, впали в мрачную задумчивость.

– Идем дальше, – сообщил я, – существует такая форма поощрения, как культурно-массовая работа. Это особенно ярко проявляется в таком шикарном центре культуры, как Москва. Заместитель командира эскадрильи по патриотической работе, вы, разумеется, в полном объеме использовали возможности столицы.

Майор Финогенов, разнесчастный зам комэска, удрученно отрицательно помотал головой.

– Я хотел бы просто напомнить, что на культурно-массовую и патриотическую работу дивизии в месяц выделяется еще 5 тысяч рублей. А указом президента Российской Федерации десятилетней давности 5 % билетов любого культурного мероприятия выделяются фронтовым частям вне очереди.

Финогенов съежился.

Я решил закончить на оптимистической ноте.

– Поскольку денег никто не касался, а бухгалтерия через два дня закроет ведомости на этот месяц, предлагаю командованию выделить энную сумму к ближайшему празднику – через два дня у капитана Киврова родится сын.

Зря я это сказал. У Киврова лицо стало мертвенно-бледным, он только пролепетал:

– Так ведь врачи определили дочь и через неделю.

Я постарался проигнорировать это нервное трепетание и посмотрел на Ардашева.

– Разумеется, – у того не было никаких возражений.

– Переходим ко второй части.

Я многообещающе посмотрел на Любаревич. Медик вначале гордо распрямилась и решила пойти в жесткую рукопашную, но потом вспомнила соотношение полов, состряпала застенчивую улыбку. Я напрягся. Это тебе не простодушная дог энд пони Ардашев лимитед. Тут тебя в пару минут разденут, а потом еще и сам будешь виноват. Я решил держаться официальной линии.

– Товарищ капитан медицинской службы, – спросил я у нее, – согласно представленным мне медицинским картам, здоровье у пилотов просто железное. За три года ни одного отстранения по состоянию здоровья. Правда, обнаруженные мною полные медицинские файлы указывают другое. Два вопроса:

Первый – почему вы таким образом подрываете боеготовность части

Второй – покажите мне план борьбы с хроническими болезнями у так называемых здоровых.

Я выразительно посмотрел на Любаревич, хотя в большей степени хотелось увидеть лица товарищей пилотов и командиров.

Медик не испугалась таким вопросам, наоборот, она прогнулась с грацией волчицы и ехидно мне улыбнулась. Потом встала в позу примерной ученицы, которую незаслуженно обидел строгий учитель.

Пилоты задвигались, мне показалось, что сейчас они создадут стенку, прикрывая Любаревич. Эх, я бы тоже прикрыл.

Ардашев разрядил ситуацию.

– Товарищ представитель главкома, – примиряюще сказал он. – вы понимаете, что в условиях постоянного наращивания сил саргами в воздушной зоне Москвы и высокого патриотического духа пилотов отстранить их от боевых действий стало невозможно.

– Понимаю, – согласно кинул я.

– Помимо этого, есть распоряжение начальника штаба Московского военного округа о разрешении использовать ограниченно годных пилотов на добровольческих началах.

– Где оно? – живо поинтересовался я.

– Устное, – разочаровал меня Ардашев. Я распорядился:

– Командир полка и командиры эскадрилий, начальник отдела кадров и полковой врач, даю вам двое суток для наведения порядка. Доклад об обнаруженных непорядках будет направлен Ладыгину. Пока только ему. Понятно?

День накладывался на день. В элитной части новичков не бросали в бой, как щенят в воду. Кадровая политика. Или был какой-то негласный приказ. Но летал я мало, иной раз по паре раз в неделю. Учили, правда, много. Так много, что пухла голова. Держался, помня слова Александра Васильевича об учении.

Общая военная ситуация была очевидна и без анализа отдельных примеров. Попытка отбросить саргов с орбиты над Москвой закончилась кровавой мясорубкой с обоих сторон. Я слышал, что одна авиадивизия была расформирована, а две пришлось отвести на переформирование – от них почти ничего не осталось. Сарги, правда, тоже понесли большие потери и на какое-то время перестали крупными силами показываться над Москвой. Союзникам России тоже приходилось туго. ВВКС НАТО сумели оградить Европу от беспощадной бомбардировки, но им это обошлось в несколько тысяч кораблей, что практически обескровило имеющиеся регулярные авиационные части.

Свои права представителя я использовал мало. Наличие проверяющего в дивизии, и, главное, переключение политики командиров от бравады к дисциплине заставило пилотов быть поаккуратнее.

Единственно, кто открыто выступил против меня, вполне естественно стала капитан медицинской службы Любаревич Валентина Сергеевна. О нет, она не устроила бунт и не побежала со слезами к комдиву. Ардашев дал ей три наряда, сквозь пальцы посмотрев на их выполнение. Я-то как раз посмотрел. Наряды были полностью выполнены. Разговаривала она со мной очень вежливо и даже подробно объяснила мне состояние моего здоровья. Оказывается, у меня не все в порядке с коленом (ушиб еще в университете) и она порекомендовала пройти курс физиотерапии. Я согласился и попытался удрать. Наивные мечты! Блокированная дверь остановила меня через три шага. Конечно, моя электронная печать откроет любую дверь, но, в конце концов, это уж совсем похоже на бегство. Я гордо вернулся обратно. Любаревич улыбнулась… чуть-чуть.