Горячий контакт (СИ) - Леконцев Олег - Страница 22
- Предыдущая
- 22/63
- Следующая
Но нашем путь возник дежурный:
– Товарищ полковник, – немного заискивающе сказал он, – я на счет арестованного. Мне хотя бы расписку. Ему же еще четверо суток сидеть. Никаких письменных документов о досрочном освобождении нет, а мы же за него отвечаем. Если проверка, сами окажемся арестованными.
Полковник удивился внезапному препятствию, посмотрел на него, как представитель высшего света на блохастого бомжа – с неприятным интересом и брезгливостью, подумал, подошел к устаревшему мобильнику на столе приемной, спросил у дежурного курсов номер телефона дежурного по гарнизону. Соединившись с последним, немногословно разъяснил суть дела, выслушал ответ, протянул старшему служителю гауптвахты трубку.
На дежурного губы его коллега из гарнизонной службы орал так, что все было прекрасно слышно и без динамиков. Сначала гарнизонный служака прошелся по самому слушателю мобильной трубки, выдвинул оригинальную концепцию его происхождения, потом коснулся способов появления его отца и матери. Чувствовалось, что этот вопрос изучен им досконально и в самых подробных деталях. Но дежурный по гарнизону, в отличие от дежурного по губе, прекрасно понимал, как опасно задерживать высокопоставленных офицеров, и поэтому еще не израсходовав свой пыл, приказал:
– Савельева отпустить, все недосиженное им передается тебе. Об исполнении донести.
Мы прошли мимо огорошенного дежурного, полковник откровенно улыбался, я сдерживался, напоминая себе, что если меня не расстреляют, то у меня остается возможность снова попасть на губу. И тогда начнется…
Полковник, когда мы вышли на улицу, остановился и с несколько озадаченным выражением лица стал оглядываться. Заблудился, – понял я.
– Савельев, – позвал он наконец, – к штабу сумеешь выйти?
– Так точно!
Здание, в котором располагались штаб и ЦУП, мы проходили каждый день к плацу, и я мог бы найти его с завязанными глазами. Правда, ассоциировался он с неприятными воспоминаниями муштры и постоянной усталости от физических упражнений и поэтому не вызывал никакого желания следовать предложенным курсом.
Но сегодняшний поход был особым. Полковник воскресил угасшую было надежду открутиться от возможности стать представителем группы погибших героев из «Оптимистической трагедии».
– Веди, курсант, – приказал полковник, – тебя ждут великие дела. А нас великие заботы.
Я покосился на оптимиста. Если я переживу ближайшие, – сколько там идут дела в трибунале? – десять суток, то возможно сумею сохранить не выданные еще мне сержантские погоны.
У входа в штаб полковник неожиданно отступил и втолкнул в здание первым меня. Я не успел ни обозлиться на него, ни обругать, ни хотя бы понять, зачем моему спутнику так странно себя вести, как оказался внутри помещения.
В штабе народу было не протолкнуться. Я был здесь только раз, когда решался вопрос о моем допуске к полетам и обсуждались маршруты предстоящих полетов перед посещением ЦУПа. Но тогда в пункте находилось пять – шесть человек, из них один – два офицера.
Разглядеть звания на этот раз я не смог. Яркий верхний и настенный свет заставлял изобилие генеральских звезд в погонах и золота на мундирах сверкать, разбивать внимание, приводя в полнейшую растерянность.
Среди присутствующих я в конце концов увидел Оладьина. Обрадованный, поднес к виску ладонь:
– Товарищ полковник, курсант Савельев…
Оладьин прервал меня:
– Курсант, в помещении находятся офицеры званием существенно выше моего.
Я растеряно обвел взглядом толпу командиров. Где тут, к черту, неведомые «выше по званию»?
Ага, рядом генерал-майор, а вот две генеральские звезды…
По-видимому, затянутая мной пауза оказалась слишком большая. Оладьин потянул меня за рукав и буквально в двух шагах нашел военного в погонах генерал-полковника и почему-то знакомого мне, хотя в круг моих знакомых столь именитые военные не входили.
– Рапортуй! – приказал Оладьин и я, на отточенных до автоматизма инстинктах отрапортовал:
– Товарищ генерал-полковник, курсант Савельев прибыл!
Генерал-полковник, подобравшийся за время рапорта, вперил в меня строгие водянистые глаза. И я вдруг понял, что передо мной находится генерал-полковник авиации Захаров – командующий ВВКС Российской Федерации и заместитель командующего евроазиатского сектора воздушной и космической обороны Земли.
– Вот, – громко сказал Захаров, – потрачены сотни тысяч часов рабочего времени, огромные материальные ресурсы и все рухнуло из-за того, что какой-то курсант оказался шустрым, наглым и умудрился в который раз нарушить сразу несколько десятков полетных инструкций.
– Степан Сергеевич, – обратился он к стоящему рядом генерал-лейтенанту, – а ведь американцы-то как облажались. Все их три ЦСУ разрушены, благодаря чему сарги нанесли огромный ущерб и большие людские потери. В Европе тоже критическое положение. Наш президент уже выразил всем свои соболезнования. А у нас сарги потеряли пять ТАКР из шести, остатки напавших кое как унесли свои кости.
Я молчал, понимая, что сейчас решается моя судьба и не совсем понимая смысл информации, выданной Захаровым.
Командующий меж тем повернулся ко мне:
– Курсант Савельев, – задумчиво сказал он. – Как думаешь, Михаил Всеволодович, – обратился он к начальнику курсов генералу Свекольникову. – Этот нахал так и будет скакать по жизни дальше или где-то споткнется? На днях обидел Ладыгина. Тот мне жаловался на крайнюю непочтительность данного курсанта. Просил наградить для острастки. Пришлось «Единорогом» пожертвовать. И кассу ограбить для выплаты премии.
Главком, будучи в хорошем настроении, шутил. Это понял даже я, а остальные стояли и улыбались.
Эх, жалко, что я не успел пройти переаттестацию и надеть сержантские погоны!
Главком посмотрел на значок пилота третьего класса:
– Растет, однако, парень. Как вы думаете, Михаил Всеволодович, а за сие деяние можно дать второй класс?
– За два вражеских судна в такой ситуации можно дать и поболее.
Ого, а жизнь-то налаживается! Я уже сбил не две сушки, а два ВРАЖЕСКИХ корабля!
– Товарищ генерал, – укоризненно сказал Захаров, – отвечайте на вопрос буквально.
– За две – можно! – убежденно ответил Свекольников.
У меня захолодело в груди. Второй класс, вот это да!
– Значит, мы мыслим с вами одинаково, – порадовался за генеральское единство Захаров и буквально пропел:
– Ральников!
Из офицерских рядов выдвинулся молодцеватый майор, у которого на лице было написано: адъютант.
– Давай удостоверение пилота!
Майор повернулся себе за спину и подал Захарову коробочку и удостоверение.
– Ну курсант, поздравляю тебя со вторым шагом по квалификационной лестнице.
Он вручил мне распахнутое значок и удостоверение, в котором я, скосив глаза, увидел свою фамилию. Оперативно работают в главном штабе ВВКС. Я сижу (лежу), ожидаю расстрела, а мне готовят очередное за время карьеры военного повышение. Захаров расстегнул на мне комбинезон, поменял значок пилота, присмотрелся, увидел темные пятна крови на ткани.
– А…, – начал он, скорее всего решив дать мне нагоняй за грязь, но осекся, поняв, что это субстанция другого рода, присмотрелся, увидел рану на лице, удовлетворенно кивнул: – на сколько суток освободила медицина?
– На пять.
– Хорошо. – Захаров повернулся к Свекольникову: – дай разгон губе. Видишь комбинезон в пятнах крови. Могли бы и почистить для героя.
Стоявший рядом генерал-лейтенант улыбнулся:
– Ну теперь у них работы много. Из дежурившей смены ЦСУ арестовано для предварительного следствия более половины офицеров во главе с Белобородовым. Полковник, запутывая следы, попытался натравить военных юристов на курсанта. Не получилось.
Захаров, выслушал, кивнул и повернулся ко мне. В его руках оказалось еще одно удостоверение и значок:
– Вручаю вам, товарищ курсант, свидетельство личного мужества, без которого не должен существовать ни один летчик – истребитель.
- Предыдущая
- 22/63
- Следующая