Мой самый любимый Лось (СИ) - Фрес Константин - Страница 31

— Да ты можешь сказать, что вообще происходит?! Не пугай меня! Ты ведешь себя как сумасшедший!

Лось тяжело, недобро глянул на Аньку, сжав губы в тонкую белую полоску. Наверное, он хотел кричать о том, что нормален, что его поведение ничего не имеет общего с сумасшествием, но понимал, как это будет выглядеть, и оттого молчал. Снова молчал, черт его раздери!

«Вот почему он молчит в большинстве случаев, — горько подумала Анька. — Боится, что его не поймут. Примут его горячность за что-то ненормальное… часто тебя не понимали, Лось? Но как же тебя понять, если ты ничего не объясняешь? Или это… что-то стыдное? Или очень больное, такое, что лучше остаться непонятым, чем ворошить заново?»

— Да, ты права, — сказал он после некоторого молчания, справляясь с собой, — извини. Я действительно тебя напугал. Прости. Просто не могу спокойно находиться в том месте, где было это… чудовище. Мне кажется, что все вокруг отравлено…

Пара слов — и он снова готов был взорваться, распсиховаться и начать крушить все кругом, лишь бы только завалить обломками саму память о том, что недавно тут была Ингрид. Это и не пахло никакой любовью; и если была одержимость — то мучающая, болезненная.

Поддавшись безотчетному порыву, Анька шагнула вперед, обхватила Лося обеими рукам, и он уткнулся лицом в ее волосы, наполняя их горячим дыханием, укачивая и баюкая девушку, но успокаивая этим нехитрым способом себя.

«Акула, килька поганая, — ругалась Анька. Переживания Лося передались и ей, теперь и она тоже испытывала отчаяние и беспомощность, понимая, что прекрасная зимняя сказка закончилась. И с этим ничего не поделаешь. Не соберешь, не склеишь. — Если его из дома выперли, то он и хозяина оттуда выкурить смог. Ну, ведь знал же, что Лось будет беситься! Знал, наверняка знал, как он болезненно переживает, и все равно пригнал сюда эту… Ингрид! Тупоголовый рыбец, решил меня этим вспугнуть, да?! Думал — я напугаюсь этого безумия, или заревную… Если честно, то да, тут есть отчего впадать в панику. Но я своего Лося просто так не отдам никому!»

— Собирайся, — тихо проговорил Лось. — Мы едем обратно, в Москву.

— Хорошо, — покладисто ответила Анька, не пытаясь больше расспрашивать его ни о чем.

Пока Лось метался по двору — отдавал распоряжения, — а Анька, наскоро запихав все свое немногочисленное шмотье в чемодан, набрала номер, с которого ей звонил Акула.

Осторожно из-за шторы наблюдая за Лосем, который перетоптал, наверное, весь снег в Альпах, Анька с остервенением кусала губы, слушая, как плывут долгие гудки. Акула наверняка знает и видит, кто звонит. Поди, сидит, жрет за счет этой подстеленной кобылы, Ингрид, жует и смеется, падла, глядя, как на экране телефона высвечивается имя Аньки. Наслаждается в очередной раз тем, что она мается, ожидая его ответа.

— Ну, давай! — Анька почти заорала в мерно гудящую трубку. — Кусок ты идиота, фиг ли ты там играешь, что ты там тянешь, сейчас Лось придет, и хер я тебе что-то смогу сказать! Хер!

Дрожащей рукой она провела по лбу, словно успокаивая бешено мечущиеся мысли, и Акула, наконец, отозвался.

— Понравился цирк? — похихикивая, спросил он цинично, настолько издевательски, что Анька от бессильной злобы заскрежетала зубами.

— Идиота кусок, — выругалась Анька. — Зачем ты это сделал?!

— Что сделал? — совершенно невинным голосом поинтересовался Акула. — Неужто Анри все еще не остыл? До сих пор злится? Ай-ай…

— Что между ними произошло? — меж тем спросила Анька, игнорируя его щебет. — Чего он так бесится?

— А тебе какая разница? — так же вкрадчиво и гадко спросил Акула. — Он же на ней отрывается… или тебе тоже досталось?

— Ничего мне не досталось! — зарычала Анька. — Говори… говори, что с ними?

— Страшно? — гадко хихикнул Акула, и Анька закрыла глаза и сжала зубы, пережидая приступ разрушительной ярости, от которого хотелось долбануть телефон об стену и в истерике разораться и расплакаться. — Видишь, какой он бывает. А ты думала — наш Анри вечно белый и пушистый? А теперь и шагу будешь бояться ступить, да?

«Вонючий же ты башмак, — в ярости подумала она. — Ну, какая же ты гнида!.. Извалять другого в грязи, чтоб самому выглядеть чистеньким и красивым!..»

— Страшно, — покладисто согласилась Анька. Сейчас она готова была назвать этого скунса даже по имени, лишь бы он раскололся, сказал, отчего Лось ведет себя как буйный психопат. Перед глазами Аньки встали его руки, распаренные, красные, которые он с остервенением отмывал. Вот от этого нехитрого действа реально мурашки бежали по коже. — Он вел себя как одержимый. Так ты скажешь или нет?..

— Пообедаешь со мной — скажу, — промурлыкал Акула, упиваясь собственным хитроумием. Анька до боли сжала кулак, и пару раз врезала в стену, чтобы не разразиться в его адрес отборнейшим матом.

— Милый, — еле переводя дыхание и суча ногами от боли в ушибленной руке, проговорила она дрожащим, срывающимся голоском, — вот тут ты в пролете. В огромном таком пролете, потому что из-за твоей подставы мы улетаем. Собираемся прямо сейчас. Я не смогу с тобой пообедать, а ты… ты оставляешь меня наедине с психопатом. С садистом, может быть. Ты хочешь, чтобы я боялась? Мучилась, ломая голову, что же может вот так его разъярить?!

— А ты сама виновата, — томно и вкрадчиво проворковал Акула. — Я, может, и не идеальный мальчик, как наш Анри, но зато без тараканов в голове. У меня мозги на месте. Ни одна бывшая девушка не может сказать, что я начинаю бегать по стенам от воспоминания о ней.

«Так это можно исправить, — зло усмехаясь, подумала Анька. — Ни одна, говоришь? Скоро их будет много, очень много…»

— Ну хорошо, — ответила Анька. — Извини, потревожила. Сазу не сообразила. Можно ж у папы спросить. Он же Лося давно знает, так?

Она мстительно прислушивалась, как Акула отчаянно шебуршился, как мышь в очень тесной норе, набитой рваной бумагой. Видимо, мыслительный процесс шел у него туго, Акула слишком поздно сообразил, что он неединственный источник информации.

— Эй, детка, — забормотал Акула после небольшого перерыва. — Ты точно готова у Миши спрашивать? А вдруг он будет против ваших с Анри отношений?.. Любовь тогда вдребезги.

— А ты не находишь, рыба моя, — ласково ответила Анька, — что в этом вопросе все решать мне? И мои отношения с Анри сохранятся в том случае, если я сочту, что мне ничего не угрожает. Так что папа тут решает мало что, скажем прямо.

— А ты умеешь быть убедительной, — льстиво вякнул Акула. — Тебе невозможно отказать!

— Еще бы, — холодно ответила Анька. — У меня папа Миша, наследственность хорошая. Ну так что?

— Давай поступим так, — сказал Акула. — Ради разговора с тобой я прилечу в Москву. Но это будет личная встреча. Обед. Идет? Все равно Миша не знает всех подробностей, это дело-то семейное…

— Договорились, пупсик, — сладко ответила Анька.

Лось доставил Аньку непосредственно к дверям дома. Он успокоился, его уже не разрывало в клочья, и это был прежний Лось — немногословный, спокойный, уверенный в себе. Но в гости на чашку чая он зайти отказался, очень ловко и в то же время очень вежливо отказав Анькиной матушке, сославшись на неотложные дела с Мишей. А имя Миши в любом споре было решающим, и женщине пришлось уступить.

— Дела, дела, — тихонько вздохнув, проговорила она, помогая уставшей Аньке раздеться. — Все они деловые, все спешат, все они заняты, а нам остается лишь ждать, ждать, когда они смогут выкроить на нас время… Ну как он, ничего? Обижать-то не будет? Больно уж красив. Гулять, поди, станет…

— Не станет, мам, — отмахнулась Анька сердито. — Он очень хороший. Правда.

Мать снова тихонько вздохнула.

От Миши, который выбором дочери был очень доволен, мать узнала, что у Аньки «все серьезно», и раз и сама Анька была довольна, то вроде и совсем все хорошо. И матушка лишь тихонько вздыхала, боясь вспугнуть хрупкую идиллию.