Мой самый любимый Лось (СИ) - Фрес Константин - Страница 15

— Нужна! — передразнил Миша. — Ну, иди, сватайся! Чего ко мне-то пришел? Потом бы… предупредил о намерениях.

— Она меня не стала слушать, — резонно заметил Лось. — Она плеснула в меня кипятком, заперлась в своем кабинете и кричит оттуда оскорбления. Ломать дверь в вашем офисе я не представляю возможным.

— А ты на что рассчитывал? — сварливо поинтересовался Миша, оттаивая. — Кричит, говоришь? И будет кричать. А ты как хотел?! Ну, и чем я-то могу помочь?

— На это и рассчитывал, — парировал непрошибаемый Лось, — поэтому и обращаюсь за помощью к вам. Нам с Аньей нужно поговорить. Всего лишь поговорить в спокойной обстановке. Если бы ей некуда было от меня убегать, она бы выслушала меня, и, думаю, мне удалось бы ее убедить…

— Где я тебе возьму эту обстановку, — сварливо поинтересовался Миша. — Башню, что ли, построить, и Аньку там запереть?!

— Я все продумал, — ответил Лось. Голос его стал жестким и деловым. Он взял свою папку и подтолкнул ее к Мише.

— Что это такое?

— Это небольшой дом в Альпах, шале, — ответил деловой Лось.

— Небольшой, — хмыкнул одобрительно Миша, рассматривая крытые веранды, увешанные новогодними фонариками, расчищенные от снега дорожки и прочие альпийские красоты вокруг огромного домищи.

- Анья дизайнер, — демонстрируя отличную осведомленность и хорошую подготовку к задуманной операции, продолжил Лось. — Скажите ей, что этот дом нуждается в новом дизайне. Более модном, более современном. На ее вкус. Дом якобы для очень дорогого и близкого вам человека, поэтому все надо сделать тщательно и красиво. Она не сможет отказаться от предложенной вами работы. Ей придется выехать туда, чтобы на месте оценить масштаб переделок. Прекрасные виды, свежий воздух, тишина, покой, — ворковал коварный Лось. — Анья выслушает меня. Я сумею сделать так, чтобы она перестала плескаться кипятком.

— Для дорогого человека, — пробормотал Миша, рассматривая шале. — А на самом деле?..

— А на самом деле, — аккуратно произнес Лось, — это мой подарок Анье к свадьбе.

— Да, ты основательно подходишь к делу, — присвистнул Миша. — А понравится подарок-то?

— Мне показалось, Анье очень понравился вид из моего окна, — произнес довольный Лось. — А в Альпах вид еще лучше. Должен понравиться.

— Ну, смотри, — проворчал Миша. Подкат Лося, по его разумению, был правильный, щедрый и очень солидный. Этим подкатом Лось обозначал абсолютную серьезность своих намерений от и до, потому что — по разумению опять-таки Миши, — случайным девушкам не дарили подарков, цена которых стартовала от четырех миллионов евро. — Обидишь Аньку — я вам обоим с Лассе яйца отстрелю.

— Этого не будет, — твердо пообещал Лось.

Когда Лось скрылся за дверями отцовского кабинета, Анька осторожно щелкнула замочком и выглянула в коридор.

Странно.

Отец не разразился гневными криками, как она того ожидала, только гневно что-то бормотал, изредка прерываемый лосиным гудением. А должен был бы уже выплюнуть за дверь обглоданную голову.

— Ну и ладно, — рыкнула Анька, усаживаясь за стол и придвигая к себе черно-розовое великолепие Шугарели. — Бизнес у них…

Она честно хотела погрузиться в работу, хотя руки ее все еще тряслись от злости. Кипяток, который она выплеснула в Лося, поспешно стерла с пола уборщица, в коридоре снова стало тихо, и Анька поймала себя на мысли, что прислушивается — не идет ли по коридору Лось. Она яростно кусала губы, из последних сил давя в себе желание вскочить, выбежать в коридор, залететь к отцу в кабинет и выпалить что-то дикое, странное, непонятное, что-то вроде «он не виноват, пап!». Она очень хотела дать понять этому бестолковому Лосю, что ничего не кончено, просто ей нужно успокоиться. Не сказать, нет — только намекнуть. Лось бы понял и перестал мелькать у нее перед глазами и мучить ее. Потом… потом бы она нашла способ дать ему понять, что остыла, и что к ней можно приблизиться…

Но когда она уже решилась на свою дикую выходку, в ее дверь, словно ядовитая ртуть, просочился Акула. Анька даже отпрянула, оттолкнулась от стола, выматерившись от души, глядя на лицо мужчины, на котором красноречиво были выписаны фальшивое раскаяние и самые разнообразные оттенки чувств.

— Чо надо тебе, чо надо, — зашипела Анька, жалея, что не заперла дверь на замок повторно. — Пошел вон, Акула!

— Лассе, — поправил Акула, так же скользко, гибко, плавно скользнув в кресло посетителя. На лбу его красовалась нашлепка пластыря, из-под которой веселой весенней зеленью предательски выглядывал подживающий синяк.

— Забор покрасьте! — рявкнула Анька, свирепея. По коридору кто-то прошел, по матовому стеклу на дверях Анькиного кабинета проскользнула огромная тень, и она безошибочно поняла, что это Лось отчалил восвояси. И даже не попытался заглянуть к ней! Вот же дал Господь тугодума в ухажеры!.. От осознания того, что прохлопала свой шанс, Анька разъярилась еще больше, и, конечно, виновен в том был Акула, так не вовремя нарисовавшийся на горизонте. — Тебе чего надо, что ты приперся?! Кто тебя звал?! Да я сейчас отца позову, он с тобой поговорит…

Анька сорвалась с места, пылая от гнева, но Акула преградил ей путь, и она снова отпрянула его, содрогаясь от омерзения и опасаясь, что ее вырвет прямо на «Шугарель», если мужчина коснется ее хоть пальцем.

— Держи своего Иннокентия на привязи у себя в штанах, и подальше от меня! — взревела Анька, ловко уворачиваясь от его рук. — Ты… скотина! Наглости еще хватило, чтобы ко мне притащиться! После всего говна, которое ты на меня вывалил!

Анька была уверена, что Акулу пригнал Лось — извиниться. Она ждала каких-то неловких, стыдных фраз и отвратительного фальшивого блеяния, но Акула пошел дальше.

— А ты думала, — очень честно, очень натурально и очень зло произнес Акула, не оставляя своих попыток прикоснуться к девушке, — мне приятно было видеть тебя в доме моего брата и понимать, что вы с ним трахаетесь? В голову тебе не приходило, что я могу ревновать?!

— Что?! — выдохнула Анька и зашлась в таком хохоте, что еще немного — и рот бы треснул до ушей. — А ну, отошел от меня! Отошел, кому говорю! Сел туда! И не сметь тянуть ко мне свои руки!

Акула, довольный тем, что выиграл первый раунд, уверенно уселся на указанное место и уставился на Аньку честными глазами. Анька, зло пыхтя, шлепнулась в свое кресло и лютым зверем уставилась на Акулу.

Она точно знала, кем Акула мог бы работать и зарабатывать миллионы. Миллиарды! Актером; притом весь Голливуд рыдал бы от зависти и бился в истерике и восхищении. Акула умел качественно и абсолютно правдоподобно врать. Умел подбирать слова, пробирающие до печенок, выворачивающие наизнанку.

На встрече Клуба Бывших больше всего потрясла Аньку история Регины, девочки-студентки. Регина приехала из Хакассии; кое-как, с трудом, сама устроилась в Москве, сама поступилась, без протекции училась на медика; ей было двадцать шесть, у нее была маленькая дочка, и Регина болезненно пережила развод с первым мужем.

Икая от слез, Регина рассказывала, как Акула покорил ее тем, что охотно фотографировался с ее девочкой, изображая при этом такое счастье, что регинкино сердце просто таяло. А потом он подарил девочке плюшевого зайца, покорив мимоходом еще и ее маленькое сердечко.

— Папой его разрешал называть, — рыдала Регинка. — Говорил, что раз девочка есть, то надо и мальчика… Она теперь каждый день спрашивает: «Где папа? Когда придет?». Ждет его, гада…

От Регинки ему было нужно совсем мало: несколько свиданий и секса. И только. Но даже для достижения этих незамысловатых целей он шел на эту чудовищную, циничнейшую ложь, которая быстро вскрывалась и резала по живому. До самых трепещущих нервов.

Акуле нравилось чувствовать себя неотразимым; он упивался своей властью над женщинам. Он знал, что может покорить любую, и, добиваясь своего, чувствовал свое превосходство. Ему казалось, что он покоряет Москву вместе с этими доверчивыми девочками. И скоро, совсем скоро столица послушно ляжет у его ног, потому что он-то себя мнил высшим существом.