Восхождение тени - Уильямс Тэд - Страница 53

– О боги, это ты, – принц тяжело опрокинулся назад, но тут же вновь подскочил: – Огонь! Я могу развести огонь!

Он кое-как поднялся, чтобы сгрести в кучку сухие траву и листья и принялся за работу, ударяя кремнем по кресалу. Несколько искр упало на траву и юноша принялся раздувать их; в конце концов его усилия были вознаграждены завитком дыма и миниатюрным, почти прозрачным огоньком. Баррик с облегчением плюхнулся рядом и, протянув руки, стал греть их над крошечным костерком.

– Нам нужно устроить привал где-нибудь поблизости, чтобы я мог сложить настоящий, – сообщил он.

– Только не здесь, – ворон понизил голос до хриплого шёпота. – Тут, у подножья холма, шелкины нас обнаружат.

– Меня это не заботит, – покачал головой Баррик. – Мне нужно отдохнуть, хоть немного. Я сегодня взобрался на этот холм до самой макушки.

Ворон опять склонил набок голову, пристально изучая юношу.

– Это вот этим ты занимался все последние дни? Лазал вверх-вниз по холму как прихвостень по дереву?

– Дни? Да ведь прошло не больше одного дня!

Ворон ещё раз внимательно осмотрел лицо спутника, как будто полагал, что человек шутит:

– Дни. Но Скарн не улетел. Скарн ждал!

У Баррика не достало сил спорить с чокнутой птицей. Прикрыв зарождающееся пламя от ветра несколькими камешками, он пошёл искать лучшее место для ночёвки – где-нибудь на доброй настоящей каменной тверди, а не желтоватых костяных глыбах вершины. Хватит с него пока богов, решил Баррик, – живые они там или мёртвые.

Жар костра радовал душу больше даже, чем свет, от него исходящий, – было просто замечательно снова согреться, впервые за долгое время – дольше, чем Баррик мог припомнить. Час или около того спустя холод продолжал цепляться только за его калечную руку, но она не болезненно ныла, а как будто отсутствовала вовсе – словно восприимчивый к боли орган каким-то образом удалили ему тогда же, когда оставили три параллельных шрама.

Сейчас они уже покрылись корочкой и совсем не доставляли неудобств. Напротив, рука вроде бы действовала даже лучше, чем когда-либо, – правда, Баррик не смог бы сказать, оттого ли, что сгибалась сильнее, или просто потому что болела меньше. Мышцы ещё оставались слабыми, но это была совсем иная слабость: казалось, что стоит нагрузить её побольше – и руке вернётся сила, как любой конечности, долго остававшейся в бездействии.

От этого Баррик пришёл в такое прекрасное настроение, какого у него давно не бывало. Даже первые пьянящие минуты свободы, когда он сбежал из Глубин от чудовища Джикуйина, были омрачены потерей двух его спутников – Джаира и Вансена. Принц сознавал, что всё ещё находится в великой опасности и положение его может ещё и ухудшиться, но прямо сейчас тепло и отсутствие боли представлялись ему чудеснейшим из благословений небес.

Баррик потянулся и зевнул.

– Расскажи мне, что тебе известно о городе Сне, – попросил он Скарна, который был занят тем, что колотил раковинкой улитки о камень, и походил на маленького кузнеца за наковальней.

Ворон выронил улитку и повернулся к спутнику; перья вокруг шеи встопорщились, став похожими на брыжи придворного.

– Пха! Дрянное название. Где ты его услышал?

– Не каркай, птица. И заодно избавь меня от своих мрачных пророчеств. Просто скажи, что тебе известно.

– Мы знаем, что и всякий знает, и не больше того. Ночной народ живёт там, кто однажды были возвышены среди Детей сумерек, пока не опустились до зла, якшаясь с подлецами и сочетаясь браком токмо средь своих и прочее. Тогда их и услали. Они построили себе собственный город в мёртвых землях отсюда вниз по течению реки Блёклой. Никто не ходит туда по своей воле, надобно сказать.

Мысль о том, что ему предстоит пойти навстречу опасности, одновременно и пугала, и забавляла Баррика – но забавляла только своей очевидной нелепостью. За рекою Блёклой следуй! Прямо какая-то сага о доблести, презревающей смерть! Спящие, может, и утверждали, что дверь во Сне – единственный путь к королю кваров в его королевской резиденции, и он, Баррик, действительно пообещал отнести туда зеркало Джаира, но как-то это всё не казалось принцу особенно убедительным доводом, чтобы сломя голову броситься в этот явно гибельный город. Отчего они были так уверены, что он потащится туда? С чего бы кому-то – если только он не полный дурак – идти в такое место?

– И это всё, что ты знаешь, птица? Как далеко он отсюда?

– Мы б могли долететь туда за пять иль шесть перекусов, но зачем бы нам лететь?

– Я не говорю о перелётах. Как долго туда идти кому-нибудь вроде меня?

Ворон опять уронил улитку и подскочил ближе, снова внимательно оглядывая Баррика, как будто внезапно заподозрил, что делит ночлег с самозванцем.

– Токмо ты кончил бегать вверх-вниз по Проклятому Холму. Молодой господин намерены побывать во всех гиблых местах Страны теней, как пилигрим, да?

Баррик невесело усмехнулся.

– Что ты знаешь о богах, Скарн? О том, что с ними случилось? Вправду ли они исчезли из мира?

Теперь ворон, похоже, и в самом деле разволновался: он подскакивал, хлопая крыльями, вокруг костерка, пока не нашёл камень, на который тотчас же и вспрыгнул, будто внезапно возжелал оказаться подальше от поверхности земли.

– Почто таковые странные вопросы? Мы никада не здумывались слишком уж о путях богов, а болтать об их и подавно не станем. Когда они слышут ихные имена – пущай и во сне – они запоминают.

– Отлично. Всё, конец разговорам, – Баррика неумолимо клонило в сон, жар костра согревал его, будто спереди накинули тёплое одеяло, умиротворяя, напоминая о доме. – Это мы обсудим завтра, когда выступим.

– Выступим? – в голосе ворона явно обозначилось беспокойство. – Выступим куда, молодой господин?

– В город Сон, конечно, – Баррик снова едва не улыбнулся.

Интересно, герои древности – Гилиометес, или Силас, или Массилиос Златовлас – чувствовали то же самое? Как будто они – часть некоего более грандиозного действа и, лишённые выбора, просто следуют своему предназначению, беспомощные… но почти безучастные. Это было необычное ощущение. Весь он, даже его мысли, в тот миг, казалось, налились силой, и в то же время онемели, как и предплечье. Баррик опустил взгляд на запёкшуюся кровь на коже, на три метки, будто процарапанные когтями какой-то птицы, вдвое – если не больше – крупнее Скарна. Что же Спящие дали ему?

«Жизнь – всегда потеря, особенно, когда что-то приобетаешь», - такие слова произнёс старый. Значило ли это, что взамен они что-то у него отняли? Но что он утратил?

– Ты ж это не всерьёз, а, молодой господин? Нейди в такое место.

– Тебе нет нужды идти, Скарн. Это мой поход.

– Но шелкины в лесу – и Бессонные в том жутком городе! Они заморозят нашу кровь и сожрут наши шкуры!

– Тебе нет нужды идти.

– И я останусь здесь, совсем один и заплутавший!

И Баррик замолчал, но не из-за жалости к птице. После того, как он поспит, он проснётся. После того, как он проснётся, он двинется в путь. Он будет шагать до тех пор, пока не достигнет города под названием Сон, и уж тогда увидит, что случится потом – его смерть или что-нибудь ещё. И так он будет идти, и идти, и идти до самого конца. Всё почему-то казалось до странного простым.

Но что Спящие отняли у него, чтобы всё для него стало вдруг так просто? И что он утратил?..

Усталость одолела юношу, утягивая его во тьму, унося прочь от танцующего пламени в то пространство, которое смертные делят с богами.