Восхождение тени - Уильямс Тэд - Страница 45

Толли? Они поймали его для Хендона Толли? Неужели мучитель Элан узнал, что он, Мэтт Тинрайт, сотворил? Сердце Мэтта внезапно забилось так быстро, что голова у него закружилась и скрутило желудок.

– Честно, это какая-то ошибка, – он попытался вывернуться, но стражник поднял вторую здоровенную руку и отвесил поэту такую затрещину, что у того глаза застило белым светом, а в ушах зазвенело, будто голова его враз сделалась громадным часовым колоколом, бьющим на башне время. Когда Мэтт пришёл в себя, его волокли по улицам, и ступни его бились и царапали о мостовую, поскольку мужики тащили его исключительно небрежно.

– Будешь опять болтать, и я с радостью врежу тебе вдвое сильнее, – предупредил бледнорожий. – А лучше просто схвачу тебя за яйца и буду выкручивать, пока не завизжишь, как девчонка сопливая. Как тебе такое, а?

Тинрайт только исступлённо молился. Он обращался и к Зории, и к Зосиму, и к Трём братьям, и ко всем божествам, каких только мог припомнить, включая тех, кого, кажется, сам же и придумал для своих виршей.

Впрочем, быстро выяснилось, что два неприятных типа тащат его не к замку, а в какое-то совершенно другое место. Они проволокли Тинрайта по целой череде узких улиц, затем через мост на восточную сторону лагуны, и наконец остановились у таверны, поставленной на сваях, торчавших прямо из воды. Вывеска отсутствовала, и вместо неё над входной дверью висел ржавый крюк остроги. Внутри было темно, а когда стражники грубо подняли пленника и перенесли через порог, Мэтту показалось, что они тащат его прямиком в промёрзлый тронный зал самого Керниоса. Но вообще-то пахло там скорее как во владениях морского бога Эривора – поэта окружил холодный сырой воздух, провонявший рыбой, кровью и морской солью.

Похоже, в эту таверну заглядывали одни только скиммеры. Пока Тинрайт и его похитители пересекали низкий главный зал, лодочники провожали их безразличными взглядами из-под тяжёлых век, как лягушки в пруду, которые ожидают, пока чужак пройдёт мимо, чтобы потом возобновить своё хоровое кваканье.

«Зачем меня сюда притащили? – гадал поэт. – Я не знаю ни одного скиммера, кроме той ведьмы. Я никогда никому из них не делал зла. Зачем же кому-то из них желать зла мне?»

Вперёд выступил высокий, но согбенный скиммер. Он был стар – судя по его толстой огрубелой коже, – и одет в настоящую рубаху с рукавами – весьма необычно для народа, которому на верхней части тела носить одежду было в общем не свойственно, даже в холодную погоду.

– Что вам нужно, господа? – спросил он гортанным голосом. Все взгляды в комнате по-прежнему были обращены на них, спокойные, но пристальные.

Стражник с одутловатой рожей не стал церемониться.

– У нас есть дела в задней комнате, рыбья морда. И тебе уже заплачено.

– Да-да, конечно, – старый скиммер уступил им дорогу. – Проходите. Он ждёт вас.

Дверь в заднюю комнату оказалась низкой, и Мэтту пришлось наклониться, чтобы пройти. Похитители ещё и помогли, пригнув его голову так резко, что чуть не сломали шею. Когда они позволили парню выпрямиться, он увидел, что попал в малюсенькую каморку, едва вмещавшую крупного бородатого человека, сидевшего за столом из ободранных досок.

– Смотрю, вы его нашли, – ухмылка Авина Броуна напомнила Тинрайту о зубастых волках и голодных медведях. – Вышел из своего любовного гнёздышка, а?

Мэтт, и без того перепуганный, едва сдержал вскрик ужаса. «Так Броун знает? Нет, не может быть! Наверное, он думает, что у меня в доках было назначено тайное свидание».

– Не знаю, милорд, – ответил тот стражник, который был не прочь подсобить Тинрайту «упасть» о стенку разок-другой. – Мы просто ждали на улице, которую вы нам назвали.

– Прекрасно. Приходите как-нибудь попозже – получите свою награду за находку. Отличная работа, парни.

– Спасибо, ваша светлость, – поклонился стражник. – Это вечером? Нам прийти вечером?

– Что? – Броун уже задумался о чём-то другом. – Хм, ладно. Что, ваше доверие ко мне не простирается до последня?

– Простирается, ваша светлость. Только… нам нужно всякое, – бледнорожий повернулся к товарищу, и тот согласно кивнул.

– Тогда договорились, – граф махнул рукой, и оба мужчины вышли.

В маленькой комнате надолго воцарилась неуютная тишина – Броун внимательно оглядывал Тинрайта сверху донизу, как мясник, прикидывающий, с чего начать разделку туши. Мэтт, у которого тряслись поджилки, мучительно раздумывал, не играют ли с ним злую шутку. Что, теперь, когда стражи ушли, предполагается, что он попытается сбежать? Не ищет ли Броун повода убить его? Нет, в этом нет смысла. Время, когда лорд-констебль грозил ему расправой, давно миновало, и с тех пор многое изменилось. Авин Броун, фактически, больше не распоряжался в Южном Пределе – Тинрайт знал, что граф потерял должность несколько месяцев назад, и его место занял один из приспешников Толли, жестокий Беркан Худ. В бороде графа Лендсендского сильно прибавилось седины, и выглядел он вроде бы даже ещё более грузным, чем прежде. Но с чего бы ему всё ещё желать зла бедняге Тинрайту?

– Зачем я здесь, мой лорд? – робко подал он голос.

Броун ещё немного поглядел на поэта, а потом склонился вперёд. Его нахмуренные брови, казалось, вот-вот сорвутся с лица и полетят, как два нетопыря. Граф поднял руку и наставил толстый указательный палец на пленника.

– Я. Терпеть. Не могу. Поэтов.

Тинрайт с большим трудом протолкнул в горло слюну.

– Пр-про… простите, – заикаясь, выдавил он. – Я не хотел…

– Заткни пробоину, Тинрайт, – Броун резко хлопнул рукой по столу, да так, что стены комнатёнки содрогнулись.

Мэтт нехотя признался себе, что тонкий, почти девичий взвизг, огласивший каморку, всё-таки, похоже, издал никто иной, как он сам.

– Я всё о тебе знаю, – продолжал гигант. – Мошенник. Подхалим. Бездельник и пустышка. Свои крупицы успеха ты насобирал, примазавшись к тем, кто превзошёл тебя, и большинство из них – люди наподобие Невина Хьюни и его шайки, которые сами те ещё отбросы общества.

Граф нахмурился ещё сильнее; если бы сейчас он сказал Мэтту, что съест его живьём, как злобный великан из сказки, поэт поверил бы, не раздумывая. Но вместо этого правитель Лендсенда заговорил тише, голос его стал глубже и задрожал от ярости, обещая пленнику невообразимые кары.

– Но затем ты явился во дворец. Под стражей. Соучастник преступления, имевшего целью обман королевской семьи. И вместо того, чтобы лишиться башки, как и положено всякому грязному предателю из трущоб, ты получаешь дар, достойный героя – покровительство самой принцессы Бриони и место при дворе. О, как ты, наверное, ликовал в душе.

– Не… не так уж ликовал, мой лорд…

– Заткнись. И как ты отплатил за столь поразительную доброту? Похитил высокородную леди из королевской резиденции и держишь у себя как пленницу! Клянусь Тремя, парень, пыточных дел мастера будут просиживать до поздней ночи, измышляя новые способы содрать с тебя шкуру!

Он знает! Тинрайт не смог сдержаться и разрыдался.

– Клянусь всеми богами, это не так! Она была… она ещё… О, умоляю, лорд Броун, не дайте им пытать меня! Я человек простой. И хотел лишь как лучше. Вы не знаете Элан, она такая хорошая, такая добродетельная, а Толли был так жесток с ней…

В ужасе он осёкся, полагая, что только ухудшил своё положение, обвинив нынешнего повелителя Южного Предела.

– Нет, я… она… вы… – Тинрайт никак не мог придумать, что ещё сказать – его кончина была предрешена и неминуема. И потому он замолчал и только изредка всхлипывал.

Колючая бровь Броуна поползла вверх.

– Толли? Причём тут Толли? Говори, парень, или я сам начну вершить суд здесь и сейчас, и оставлю от тебя ровно столько, чтобы хватило выдохнуть признание перед лордом-протектором.

И Тинрайт заговорил: торопливо, забыв о своём обычном напускном глубокомыслии, спотыкаясь и комкая слова – объяснения и извинения мешались и путались, порой шмякаясь наземь, как овцы, которых гонят вниз по крутой горной тропе. Закончив наконец, он сел, утирая слёзы и сквозь пальцы поглядывая на Броуна, впавшего в молчание и глубокую задумчивость, но продолжавшего при этом гневно хмуриться, как будто он нарочно не давал этому выражению сойти со своего лица, зная, что вскоре оно вновь ему понадобится.