Принесите мне совесть ужасного принца (СИ) - Юраш Кристина - Страница 25

Мне кажется, или принца на обратном пути со свидания, поймала и покусала банальность? Родник извращений иссяк? Что случилось?

Кутаясь в свое отвратительное настроение, я пыталась отрепетировать влюбленный взгляд перед зеркалом. Мой взгляд пока что напоминал о том, что любовь очень зла и не выспалась.

«Ась-ась!», — шевельнулась во мне старушка — любовь, требуя законный стакан воды. Вспомнив принца, она потребовала что-то покрепче. Я ввернула парочку высокоградусных словечек. Любовь стыдливо притихла.

Мужчины, встречающиеся на моем жизненном пути так же часто, как и поганки после дождя, отличались «дерьмом» и соблазнительностью. Если второе сразу бросалось в глаза. То второе робко появлялось потом, благоухая постоянными скандалами.

Я раздумывала над тяготами любви. Неподалеку пел какой-то павлин. Он пел так пронзительно и громко, что мне хотелось поставить его на грань вымирания. К одинокому павлину присоединился глухой соловей и икотная кукушка. Я была большим ценителем искусства. Поэтому щедро платила за головы особо голосистых соседей.

Коридор вел меня в комнату Изабо. С каждым шагом я осознавала, что лично знакома с этим павлином. Ключ подразнил замок, и дверь открылась.

— … люблю тебя, мой при-и-инц! — закончила сольную партию раскрасневшаяся Изабо. Она скромно посмотрела на меня, ожидая аплодисментов. Если бы Золушка с такими песнями мыла бы полы в доме мачехи, то на заднем дворе появился бы подозрительный холмик.

Разобидевшись настолько, насколько может творческая душа, Изабо поджала губы. В каждой женщине есть загадка. И теперь я пыталась понять, как такие очаровательные губки могут издавать такие жуткие звуки?

— Ну как? — кокетливо спросила Изабо, накручивая прядь волос на изящный пальчик.

— Когда хулиганы поймали возле моего дома бродячую кошку. Она попадала в ля намного уверенней, — вспомнила я.

Обиженная губка дрожала. В глазах появилось: «Ты просто мне завидуешь!».

Пока мне обильно рассказывали про уроки пения. Про учителя, который высоко оценил талант. Он называл Изабо алмаз неграненый, предрекал успех в любом глухом обществе. У него просто не хватило мужества признать правду. И спасти множество жизней.

— А ты берешь соль второй октавы? — ревниво спросила Изабо, яростно расчесывая роскошные волосы.

Беру и несу на кладбище. Мне очень хотелось развить эту мысль.

— Знаешь, веселые песни даются мне сложнее, чем грустные, — поясняла Изабо, поправляя упругий локон. — Грустные нужно тянуть. Это так просто! Хочешь покажу!

То, что от нее теперь ничего не зависит, давало ей возможность показать себя со всех сторон.

«Если сумеешь доказать мне, то она пройдет следующий этап!», — повторил в голове голос принца. Все вокруг запахло розами и неприятностями.

Я только что поймала себя на мысли, что никогда никого не любила. «А как же чулки и деньги? Представь, что он чулки или деньги?», — подсказывало мне женское обаяние. Оставалось прийти и просто поставить принца перед фактом. Могу натянуть и порвать. Или распихать по мешкам. Если я верну принца родителям, это будет считаться уплатой налогов? Если да, то в каком размере?

И чего это я задумалась? Раньше достаточно было мило улыбнуться, невинно похлопать ресничками и томно вздохнуть, словно вчера похоронила любимого хомяка. И каждый мужчина готов был изучить глубину твой любви в меру своих возможностей.

— Думаю, либо я исполню «И бал тебя…» или «Сосины». Какую песню лучше выбрать, чтобы показать глубину чувств? — Изабо требовала сиюминутного ответа.

— Сосины, — отмахнулась я, нервно расхаживая по комнате. — Так надежней.

— Со-о-оси-и-и-ны-ы-ы! — завела песню Изабо, а на ее глаза навернулись ванны слез. — Па-а-адал же-е-елтый ли-и-ист!

Если принц не переживет песни, я лично скинусь ему на памятник.

Я задумалась, слушая ужасающие звуки, которые издавало это очаровательное создание. Мне казалось, что ими можно было пытать стул. И стул под конец третьего куплета сознался в том, что он — стол.

— … мо-о-о-ой при-и-и-инц! — закончила Изабо, слегка охрипнув от стараний.

Мне искренне хотелось, чтобы Изабо в свое время засохла на обоях вместе со своей мадам Тэлфи, уроками обольщения и вокала.

Зато отец принца в нужный момент не промахнулся. Меня настораживает этот конкурс. Вчера мы как бы разошлись на подозрительной ноте. И нынешний конкурс «Я тебя люблю» тому подтверждение. Если я не смогу убедительно сыграть влюбленную дуру, то ее сыграет любая.

— Обожаю тебя, мой принц! — Изабо помучила подушку и прижала ее к щеке.

Плесневелая зеленью бархата подушка полетела на кровать.

— Время! О, я просто предвкушаю эти трогательные моменты! Признания в любви — это все выбивает на слезу! Я советую всем зрителям запастись платочками! Я и сам взял с собой самый большой и кружевной! Я себя знаю! — причитал в коридоре Ангус. — О, это так мило! Только сегодня, только сейчас трогательное признание за признанием!

Я вышла из комнаты, видя, как Ангус утирает платочком уголок глаза, а возле его носа висит магический шарик.

— Я уже плачу! — кривился маг, пытаясь выдавить слезинку. — А ведь конкурс еще не начался! Вы только посмотрите на наших участниц! Сколько их осталось? Десять? Десять! И сегодня одна или несколько из них покинут нас навсегда! Их сердечки будут разбиты, их подушки будут мокрыми от слез!

Маг посмотрел на меня так, словно я собираюсь затянуть павлинью песню. Но пока не сознаюсь! От усталости мне начинает мерещиться ужасное: его высочество лежит на полу в предсмертных конвульсиях. С него ручьями текут розовые сопли с запахом ванили. «Что вы наделали? Он утонул и захлебнулся в вашей любви!», — кричит придворный целитель, пытаясь делать искусственное дыхание взглядом.

— Сюда! — пригласили нашу поредевшую женскую делегацию самых стойких и отчаянных.

— Тс! — послышался голос Ангуса. Маг уже очутился возле таинственно запертых дверей. — Там что-то происходит! Там что-то готовится! Неужели его высочество не верит красавицам на слово? Я бы поверил! Но, возможно, именно поэтому я — ваш любимый вездесущий ведущий, а его высочество — принц целой … считайте, империи!

Павлин прокашлялась рядом со мной. Ее решительный взгляд пугал меня больше, чем кровь, вытекающая из ушей принца.

— Но что это? Двери до сих пор закрыты! — тянул время маг. Павлин расправила свои плечики, глядя на меня, как на убогого воробья.

— И вот оно! — двери распахнулись, а нас завели в огромный зал. Я смотрела на позолоченные стены, понимая, куда ушли чужие налоги. Свечи вспыхнули друг за другом, заставляя все блестеть и нарядно сверкать.

— Что же придумал наш принц? — суетился Ангус, пока я смотрела на одинокую дверь в дальнем конце зала. — Тише, девочки! Только без паники!

Как тут не паниковать? Его высочество может на спор довести до нервного срыва целую армию и дракона до самоубийства.

— Участницы волнуются. Еще бы! Для кого-то это — последняя возможность признаться в своих чувствах. А потом… потом навсегда покинуть отбор! К сожалению. Другого шанса у вас может и не быть… — понизил голос до горестного шепота Ангус. — Быть может, одно слово изменит вашу судьбу навсегда! Скажите принцу все… Все, что вы хотели сказать ему с самого начала отбора!

Боюсь, что мое истинное призвание в любви не укрепит дружбу между народом и короной.

— У вас есть один шанс, — шептал Ангус. — Только один… Подумайте… Не спешите… У вас будет двадцать минут, чтобы сказать принцу самые важные слова!

Первая участница решительным шагом направилась к заветной двери. Ее поступь гулко раздавалась в зале. Дверь скрипнула. Открылась и закрылась.

— Время пошло, — нарочито встревоженным голосом произнес Ангус. Двое слуг, стоящие возле двери вытянулись по струнке.

Если посмотреть на нас со стороны, то мы напоминали очередь в единственный туалет. Кто-то нервно теребил вышивку на платье, кто-то разгуливал по залу, что-то бубня. Мимо меня прошла сосредоточенная девица. Она бубнила так, словно отпевает хомячка.