Белая королева (СИ) - "Майский День" - Страница 14

Он вздрогнул, и я получил ещё один косой взгляд.

— Бент.

Странное имя, но не мне придираться.

— Ты очень симпатичный, Бент.

— Ну так возьми от меня всё, что считаешь нужным, как и хотел.

Он послушно повернулся, открывая шею, жилка на ней напряглась, привлекательно, вкусно — так многообещающе, что у меня голодный комок скатился от горла к желудку, породив короткий спазм внутри. Вот я балбес: не потрудился поесть перед воспитательным процессом и теперь смотрю на испытуемого как кот на сметану. Хочется сорвать с себя претенциозные тряпки, приникнуть к тёплому и живому существу, выпить кровь, неспешно сцеживая капли, наблюдать за агонией, смакуя мгновения. Одна мысль о том, что я могу безнаказанно и любым способом убить этого человека заводила до безумия. Я так редко позволял своей сути полностью вырваться на волю. Ох уж эти гуманные времена! Иногда они выглядят несерьёзными.

Я могучим усилием воли заставил себя отвлечься от упоительных картин, которые с готовностью рисовало воображение. Ладно, сбегаю позднее в самый мрачный район нашего славного города и проделаю всё задуманное с каким-нибудь бродягой, которого никто не станет искать. Я иногда позволял себе такие шалости, а трупы сбрасывал в крабовые затоны — клешнястые бестии сжирали подношение за считанные часы.

— Позднее, милый! — сказал я. — Сначала поговорим.

Я продолжал поглаживать тёплое плечо человека, и он невольно расслаблялся под действием этой простой ласки. Я его понимал: трудно постоянно жить в нервном напряжении, душа иссыхает, я вампир, знаю. Иногда кому угодно готов броситься на грудь, лишь бы нашлось на свете существо готовое оградить тебя от невыносимости бытия.

— Хорошо, — послушно сказал он.

— Откуда ты?

Он назвал один из пригородов как раз рядом с ямами, куда я отправляю осушенные до донышка тела. Жертва как по заказу, но даже в тех немногих словах, что я от него слышал звучал выговор иных мест, да и пахло от него иначе. Когда человек всю жизнь кормится дрянью с тамошних заводов, он пропитывается ею насквозь. Я, как потребитель, в курсе. Поначалу неприятно пить кровушку нищих аборигенов, потом привыкаешь, но Бент привлёк именно тем, что его аромат звучал нотой совсем иной жизни.

— Сколько тебе лет?

— Двадцать семь.

— Обидно попасть с сети загонщиков, когда жизнь только началась.

— Да, — сказал он коротко.

Смешно, но сквозь его отчаяние пробилась робкая и ничем не оправданная надежда. Ему неимоверно захотелось жить. Я был уверен, что на диверсию он пошёл с открытым лицом, но мужества часто хватает на один рывок, а не на долгие размеренные страдания. Я понял, что сломаю его без особого труда. Ещё немного понежу, а потом накрою неистовой болью, от которой никуда не спрятаться, и которая тем страшнее, что палач — не мясник при клещах и дыбе, а изысканный красавчик с натуральными белокурыми локонами.

— Иногда из самой горькой ситуации находится приемлемый выход, — продолжал я коварно, ощущая под ладонью призывную дрожь его нетронутого ещё тела.

Среди ленников бытуют легенды о том, что вампиры часто берут себе человека для жизни. Ради постоянного секса, для того чтобы в любой момент насладиться чьим-то теплом. Такими любимчиками, мол, не кормятся, а содержат их в золотых клетках как певчих птиц. Не берусь утверждать наверняка, среди вампиров тоже полно чудаков, но вообще-то мы не склонны привязываться к существам другого вида, да и своего — тоже. Любоваться тем, что можно использовать прямо по назначению, нам несвойственно. Хищник не держит добычу в загоне, он её просто жрёт, так что надеяться на сытое рабское существование не стоило этому человеку, а он поддался слабости. Я видел, как истерзанная душа мечется в кандалах неизбежности, пытаясь найти хоть какой-то выход. Пожалуй, стать моим тайным наложником уже и не казалась ему таким страшным испытанием. Я же вон, ласковый и красивый, а остальное можно потерпеть.

Я продолжал вливать ему в уши сладкий хотя и неопределённый по сути нектар лжи, смазывая путь бархатными интонациями. Взглядом мне отвечали уже не исподлобья, всё более открыто и доверчиво. Ладони не встречали сопротивления в расслабленных мышцах. Ещё немного, и человеческий мальчик станет совсем ручным. Я бережно поцеловал его плечо, а потом пошёл дорожкой невесомых прикосновений по шее, к налившейся жиле. Сам уже изрядно завёлся с голодухи, и это наверняка чувствовалось.

Когда мои нежные губы оказались у цели, он не выдержал.

— Нет, господин! Не пейте!

— Но я так хочу! — проворковал я прямо в ушко.

— Моя кровь отравлена! — выпалил он.

Жертва предпочла мифическую золотую клетку куда более неприглядной, зато скорой могиле. Я мысленно улыбнулся, но из роли, конечно, не вышел.

— Как? Что ты такое говоришь? — залепетал я горько, как дитя, уронившее в грязь единственную конфету. — Ты восхитительно пахнешь!

— Меня заставили! — горячо бормотал он в ответ. — Сказали, что мой долг уничтожать таких как вы, а я не хотел.

Это ты сейчас не хочешь милый, а тогда пылал восторгом искупления в отсвете будущего подвига. Люди — это так банально.

— Кто? — округлил я глаза.

Он мотнул головой.

— Не могу сказать. Я поклялся, что не назову их имена. Я спас вашу жизнь, но больше не произнесу ни слова.

А так хорошо всё начиналось! Я ощутил нешуточную обиду от того, что он не растаял в моих объятиях без осадка. Мог бы и порадовать за ласки и поцелуи. Я вообразил себя раненым в самое сердце, и надменно отвергал любовь без доверия. Пряник не сработал, потому пришла пора браться за кнут.

— Всё скажешь! — буднично заверил я милого юношу и извлёк из кармана парализатор.

Забавная такая штука — совсем маленькая, а боль причиняет адскую. Прижал к коже, нажал кнопку, и вот человек уже корчится от невыносимой муки и орёт нечеловеческим голосом. Надоела длинная канитель, потому я был нетерпелив и груб.

Как ни странно, Бент ещё какое-то время сопротивлялся и только когда я стащил с него шаровары и приложил карающий жезл к самому дорогому, сдался окончательно. Захлёбываясь словами, он говорил и говорил, боясь умолкнуть, плохо соображая и потому не стараясь что-то выдумать, поскольку я всё ещё водил задумчиво парализатором по его ничем не защищённому телу, и палец мой лежал на кнопке пуска.

Вскоре я узнал всё, что хотел.

— Вот и умница! — похвалил, убирая в карман ключик от ларца истины. — Отдыхай, милый. Честно слово, не хотел причинять тебе боль, но выбора у меня не осталось. Я точно так же имею право защищать свою жизнь, как и ты свою.

Я ушёл провожаемый хриплым сорванным от криков дыханием и непроизвольными стонами. Возможно и взглядом полным не отгоревшего ужаса — про это ничего не могу сказать: я не оглядывался.

Следовало хорошо подумать. Раздражение от того, что мне пришлось заниматься грязным делом, а я давно отвык, никак не хотело покидать душу, потому я практически бежал, а не шёл. Попался кто-то из знакомых — я едва ответил на приветствие. Как же достало это стремление людей всё испортить! Всегда им мало! Ведь живём как почтенные граждане, никого не убиваем. Почти. Что им ещё надо, чтобы мы закованные в цепи руду из шахты добывали? Ну уж нет! Этого от меня не дождутся! Я просто кипел.

Бент назвал всего два имени, большего и не знал, в малую осведомлённость я поверил сразу: кто же станет откровенничать с таким дурачком? Расходному материалу всех заговорщиков лишь промывают мозг и суют в руки то оружие, что соответствует эпохе. На этот раз бомба оказалась в венах — не суть. Главного: кинули на пули и штыки в качестве пробной жертвы или основного блюда — он тоже не знал. Зато дружки его наверняка могли сообщить больше, и я намеревался раскрутить всю нить, чтобы добраться до клубка. Пожалеют ещё, что растревожили подлинного зверя в тихой клыкастой моли.

Из двух названных имён одно было мне стороной знакомо, и опять я оказался прав: не в трущобах эти люди замышляли своё зло, а в человеческой элите, что правила всеми нами. Верхние задумали избавиться от вампиров теми или иными средствами? Во мне разгорелся мстительный азарт. Выборы нового короля уже не казались пустой затеей. Я понимал, что пока не знаю всей силы, что противостоит нашему племени, но намеревался разведать подробности и предъявить ей свою.