Я догоню вас на небесах - Погодин Радий Петрович - Страница 32

• Предыдущая
• 32/62
• Следующая

Я сидел на изгороди не шевелясь. Не дыша. Я так и сказал командиру бригады:

- Я видел, как Егор упал, я сидел на изгороди, мне хорошо было видно - стреляли из леса.

- Вы убили его, - сказал генерал. - Почему у всех у вас чистые автоматы?

Я промолчал.

- Вы прошли войну и не научились беречь друг друга.

Это было несправедливо, хоть, в общем-то, правильно - мы умели, но мы сразу же разучились.

Здесь мы встретились с неведомым нам доселе чувством - раньше никто из нас, кроме Егора, не охотился. Инстинкт позвал нас. А война разбудила в нас зверя. Мы были звери. Мы еще не пришли в себя. Мы все четыре года шли к этой охоте, к этой развязке. Косуля была как очищение...

Память не укладывает события в последовательный рассказ.

До этого у нас отобрали трофейные пистолеты, патроны, кинжалы. Патроны выдавали только для учебных стрельб. Но патронов у нас было навалом. Мы набили обоймы и взяли в карманы. У нас четыре ящика было зарыто в песок, обернутые плотной промасленной бумагой.

Егор умер, улыбаясь. Наверно, он не понял, что умирает. Он видел косулю - лань, летящую через него.

Он лежал, улыбался. А косуля даже не убежала. Она вымахнула на холм и смотрела на нас сверху, наклонив голову. Она, видимо, была непуганая и даже не поняла, что мы ее убивали.

Молоденький лейтенант вдруг показал себя командиром. Он велел всем выбросить из рожков и карманов оставшиеся патроны подальше в болотце, почистить автоматы и припылить их, чтобы пыль забилась в стволы и затворы.

- Стреляли из леса, - сказал он. - Если бы у нас были патроны, мы бы эту фашистскую сволочь взяли. Но с одной моей пукалкой в лес не попрешь. Он повертел своим пистолетом. - Черт возьми, расстрелял всю обойму...

Этот цирк у него хорошо получился.

На дознании мы говорили: "Выстрел был сделан из леса".

Лейтенант осунулся, почернел, повзрослел. Мы сказали ему, стоя тогда над Егором: "Если поползут слухи, значит, вы поделились со своим близким другом".

По тому, что лейтенант повзрослел вдруг, мы поняли, что он никому не открылся, не переложил камень со своей души на душу приятеля.

Лейтенант долго выбирал место, откуда стреляли, выбрал нагромождение камней - красиво, но глупо - стрелку из этих камней убегать было бы некуда. На дознании у нас небольшие расхождения были, но направление мы показали одно - "может быть, не из камней, но определенно с той стороны".

А Егор лежал, улыбался. Замечательный молодой мужик, мечтавший уехать на Север, чтобы стать там охотником-профессионалом. Он ушел от нас в леса счастливой охоты. Говорят, в тех лесах нет начальства. Говорят, олени и тигры возрождаются там сразу же после выстрела. Сам - пять.

Каждый день нас, то того, то другого, вытаскивали на дознание. Мы были злые, как макаки. Тут и явилась немецкая барышня с круглыми глазками, круглым личиком и заявила у шлагбаума: "Мне Пашу Перевесова. Я его девка".

Паша Сливуха как раз был у подполковника из юротдела армии.

В комендатуре она скромненько села на скамейку, что-то сказала скорострельное и уставилась на свои руки, сцепленные на коленях, - мол, я готова ждать до вечера.

Внизу, в прихожей, Старая немка заиграла на фортепьяно что-то очень грустное.

Васька предложил немецкой фройлейн пирогов. А я пошел вниз - дознание велось здесь же, в комендатуре, - чтобы предупредить Пашу, когда он освободится, о посетительнице. Я передал часовому, чтобы Паша, прежде чем уйти в роту, поднялся к Ваське.

Старая немка играла. На верхней крышке фортепьяно стоял котелок с борщом или кашей - комендантский взвод ее кормил.

Фортепьяно входило в обстановку этого дома, стояло в гостиной. Солдаты вынесли его в прихожую, чтобы в меблировке комендатуры не прочитывалось двусмысленности.

А Старая немка появилась в комендатуре так: пришли как-то Шаляпин и Егор навестить нашего бывшего командира взвода и Ваську. Увидел Шаляпин пианино, принялся бить по клавишам одним пальцем. Очень громко. И еще подпевал. А Егору было хоть бы что, он волчьего воя не боялся и медвежьего рева. Они с Шаляпиным были друзья.

Упивался Шаляпин звуками. Вот тогда и появилась Старая немка - еще шлагбаума не было. Вошла возмущенная. Но, увидев Шаляпина, смягчилась. В выражении его лица разглядела она выражение счастья.

Она подошла и, став с Шаляпиным рядом, одной рукой сыграла быстрый пассаж. Шаляпин шмыгнул носом. Выражение счастья на его лице стало радостным. Немка потом сама об этом рассказывала. Она сыграла ему простенькую музыкальную тему и, взяв его руку, нажала его пальцами на клавиши. Шаляпин понял. Согласно кивнул. Но повторить тему не смог. Даже нажимая на те клавиши, на какие надо, он извлекал не дух божественный, но богомерзкий. Немка костяшкой согнутого пальца постучала по деке инструмента и велела Шаляпину повторить. Он опять все наврал. Она огорчилась, но, видать, была умна и опытна. Попросила Шаляпина повторить то, что он сам отстукал. Он не понял и угрюмо покраснел.

Егор объяснил немке:

- Елефант. Фусс. Оор.

А вокруг них уже стояла толпа.

Все хотели, чтобы Шаляпин прорезался, чтобы явил чудо.

Немка спросила, есть ли в комендатуре переводчики.

Переводчиков было три. Два пожилых немца и медсестра из нашего медсанбата. В тот день была медсестра. Она объяснила Шаляпину, что от него требуется.

Он бросился было стучать по фортепьяно, но немка остановила его. Снова отстучала на деке несложный ритм. Шаляпин повторил несуразно. И чудо было явлено - свою несуразицу он повторял почти точно.

Все, кто был в прихожей, завопили. Шаляпин ничего не понял и в адрес приятелей кое-что высказал с учетом присутствия медсестры.

А немка сказала медсестре, что могла бы заниматься с герром Шаляпиным и надеется, что можно найти ключ к его недугу.

Егор от такой перспективы для своего друга прослезился.

- Фрау, вы ангел, - сказал он. А дружку своему велел: - Шаляпин, дай звук. Покажи тете, на что ты способен.

Шаляпин дал. Немка в испуге зажала уши. Лицо ее скривилось.

- Шальяпин, - произнесла она и засмеялась. - Фиодор Иванич...

Она приходила аккуратно после обеда, когда наши воинские занятия кончались, и занималась с Шаляпиным.

Комендантский взвод предпочитал на это время выходить на природу. Только Егор выдерживал. Почти все занятия он просиживал рядом с фортепьяно - стругал тросточку.

О смерти Егора Старая немка узнала в тот же день. Она пришла в черном, села за фортепьяно и долго играла грустные и торжественные мелодии. На стуле, где обычно сиживал Егор, сидел Шаляпин, сжимал в руках Егорову тросточку, Егор ставил ее за пианино.

После она часто играла и подолгу: Баха, Рахманинова и Шопена. Позанимается с Шаляпиным и сидит играет. И Шаляпин сидит, плачет сердцем. Такого друга, как Егор, у него не было. Егор его как бы очистил от сознания того, что он был в плену.

Солдаты приносили Старой немке еду, и она не видела в том унижения.

Даже когда мы взяли ее в агитбригаду пианисткой, она приходила в комендантский взвод, где, как она говорила, ей впервые открылся русский человек.

Проходя мимо, я поклонился ей, мы старались быть с ней замечательно вежливыми, и пошел искать чертова Пашку Сливуху.

Искать его уже было не нужно. Мрачный, он шел мне навстречу.

Когда мы поднялись с ним в комнату коменданта, немецкая барышня сидела в той же позе. Перед ней стояли нетронутые пироги.

- Ну дура. Не прикасается, - сказал Васька и заорал: - Нихт гифт.

- Сам дурак, - сказал я. - Она думает, что ты своими пирогами склоняешь ее к постели.

Паша от моей реплики покраснел. Барышня встала рядом с ним, взяла его за руку и покраснела тоже.

Потом они сели. Паша подвинул ей пироги. Барышня стрельнула глазами на Ваську и, как верительную грамоту, взяла пирог.

- Ненормальная, - сказал Васька. - Сова пучеглазая. Как ее зовут? спросил он у Паши.

• Предыдущая
• 32/62
• Следующая