Князь Двинский (СИ) - Башибузук Александр - Страница 29

- Значит не у меня отравили, – сделал я вывод. – Ибо ели все вместе, одно и то же. А в своем поваре я уверен. Так, жди. Сейчас облачусь и поедем...

Через час я уже стоял у ложа Федоры. Выглядела она краше в гроб кладут, бледная как смерть, губы искусаны, скулы заострились. Но в глазах бушевала свирепая злость.

- Как ты, Федюнюшка?

- Сир... – медикус взял меня под локоть и подтолкнул к двери. – Настоятельно прошу, покиньте покои. И вы тоже! Немедля...

Шепча дикие проклятья, я вышел из спальни. Ну суки... на куски живьем попластаю невзирая на лица...

Иван Молодой, обхватив руками голову, сидел на лавке рядом дверью. Откуда-то из соседних комнат слышался грозный рык великого князя.

Я сел рядом и приобнял зятя.

- Не кручинься. Все будет хорошо. Август лекарь знатный.

Иван молча всхлипнул.

- Воды теплой побольше!!! – неожиданно завопил из спальни медикус. А потом сам высунулся, подал мне изящный серебряный кувшин и часто зашептал. – Видите, сир, белый налет на горлышке? Здесь отрава была...

После чего скрылся обратно.

- Что тут? – в горнице появился великий князь. В кафтане нараспашку, поверх исподнего. – Не молчите, ястри вас в печенку!

- Питье было отравлено... – я показал ему кувшин.

- Кто готовил?!! – заревел медведем Иван на Старицу. – Чем там твои дьяки занимаются?!! Дармоеды, мать вашу...

- Сейчас... – боярин кивнул и выбежал из комнаты. Через несколько минут вернулся и четко отрапортовал: – Кухарка Меланья, настой шиповника на цветочном меду. Ночное питье, всегда перед сном подавали. Уже на дыбе...

- Ты пил его? – быстро поинтересовался я у Ивана Молодого.

- Нет! – тот замотал головой. – Только Федюнюшка. Мне не по нраву солодкое, а она полюбляла.

- Что-то тут не сходится... – великий князь дернул себя за бороду. – Бабка Меланья и мне готовит. Но то дело такое, мало ли что...

- Божится, что не она, – осторожно встрял Старица. – И есть еще... Питье относила... – он замолчал и потупился.

- Говори! – яростно заорал Иван.

- Княжна Елена... – выдавил из себя Старица. – На кухне у бабки стряпать училась, да сама вызвалась.

- Да что ты несешь, дурень? – зарычал великий князь. – Совсем страх потерял? Незаменимым себя почувствовал? Не мели ерунды, тяни жилы из бабки! – а потом, сбавив тон, обратился уже ко мне. – Глупость же, Ленка с Федорой не разлей вода. Лучшие подруженьки. Да и сама невестка, как дочь родную ее приняла.

Меня кольнула догадка. Все сходится. Елена дочь Палеологини, уже взрослая, девять-десять лет ей, если не ошибаюсь. А мать в ссылке, по милости Феодоры. Так что могла и отомстить.

- А у матери бывает? – как можно спокойней, поинтересовался я.

- Нешто я зверь?.. – князь насупился. – Отпускал. Давеча ездили... – потом осекся, круто развернулся и вышел из горницы, на пороге бросив: – Сейчас... я сам...

Через полчаса из спальни появился Август и вытирая руки полотенцем, устало сказал:

- Хвала деве Марии, пока обошлось. К счастью, контесса постоянно принимала противоядие, что я ей оставил. К тому же, доза яда была очень большая. Организм сразу взбунтовался и отторгнул его. Но полное выздоровление будет долгим...

- Черти и преисподняя!!! – я не удержался, подскочил к обер-медикусу и крепко обнял его, и закрутил вокруг себя. – Проси, чего хочешь, лекарская твоя душа!

- Отпустите, сир... – сипло прохрипел Август, болтая ногами в воздухе.

- Ну что там? – в горнице опять появился великий князь.

- Обошлось, – дружно ответили мы с Иваном.

- Слава тебе Господи! – государь широко перекрестился, и поманил нас. – Ежели так, пойдем пропустим по маленькой, во здравие рабы божьей Феодоры, значится. Чегой-то перетрухал я, прям озноб бьет.

А потом, спокойно бросил Старице.

- А ты чего стоишь? Бабка это, больше некому. Пытать клятую, пока не признается. А потом удавить по-тихому. Выполняй.

Отвел нас в небольшую каморку при своем кабинете, усадил в кресла и разлил по чаркам даренный мной арманьяк. Сам молча выпил и сразу же снова подлил себе.

- Говори, батя, что хотел сказать... – сверля отца взглядом, неожиданно жестко поинтересовался Иван Молодой.

Великий князь еще раз выпил, отшвырнул стопку в угол и зло сказал:

- Не причем здесь Ленка. Все та, сука греческая...

Глава 13

- Так кто, все-таки, яд подложил? – Иван Молодой даже не прикоснулся к выпивке.

- Тебе мало того, что я сказал?.. – великий князь неприязненно зыркнул на сына.

- Государь... – я в очередной раз поспешил вмешаться. – Я не сомневаюсь в твоих словах. Но тоже хочу знать, кто исполнитель. Дабы быть уверенным, что злодейство не повторится.

- Марья... нянька Ленкина... – нехотя выдавил из себя князь. – Встретила по пути, когда та кувшин несла, да тайком подсыпала яду. Елена заметила неладное, но та отбрехалась. Нет бы дуре, набат поднять, так поверила. Ну дите, что с нее возьмешь. А Марья та, верна гречанке как пес. Сбежала сука ночью. Но уже приказал розыск учинить. Далеко не уйдет.

Что-то в словах князя для меня не сложилось. Почему тогда он приказал убить стряпуху? Дабы не наводить тень на дочь? Но она и так невиновная. Спорю, эту Марью, тоже удавят где-нибудь по-тихому, без особой огласки. А потом мне доложат, мол, призналась во всем, злодейка. Н-да... как бы не сама княжна Елена яд подсыпала. Только в этом случае все сходится. Опять же, мотивация девочки тоже понятная. Да и хрен бы с ней, княжной той, не хочу крови детской, но как исключить подобное в будущем? Ну и что делать? Во всяком случае, пока не стоит князя дожимать, дабы не озлился. А со временем, все расставлю на полочкам и найду способ обезопасить Федору.

- А подобное боле не повторится... – истово продолжил великий князь. – Слово мое вам в том.

Судя по лицу Ивана Молодого, он тоже не поверил отцу и уже было собрался высказаться, но я его опередил.

- Не сомневаюсь в твоих словах, государь. Так оно и было. А княжну не ругай, невиноватое дите.

И быстро стрельнул взглядом на княжича, приказывая не буянить. Тот все понял верно и смиренно сказал отцу.

- Не гневайся государь. Как не верить тебе. А с гречанкой надобно решать. Не угомонится никак.

- Решим с сукой... – отмякнув лицом, пообещал Иван. – Ладно, по последней и хватит с хмельным. Дел накопилась прорва. А, пожалуй, соберу-ка я Думу. Заодно и отвлечемся от дурных мыслей. Но пока о случившемся никому. Дело семейное, в семье и останется. Поняли?

Суть да дело, мы еще немного выпили, после чего я испросил разрешения перебазировать Федору ко мне домой. Иван Молодой не возражал, но его отец, великий князь, было встал на дыбы, даже успел обвинить меня в недоверии. Правда, быстро угомонился, когда Август категорически заявил, что полного излечения он сможет добиться только у себя. Племяша Федора не отдали, оставили в дворце, под присмотром княжича и его личных дружинников.

Федору скрытно переправили в закрытом возке и поместили в отдельных покоях, с доступом туда только меня, Августа и Лизетт, которая так и не покинула свою госпожу и уже полностью обрусела, даже выучилась болтать на русском, как на своем родном. А местному персоналу запретил и близко подходить.

Когда вся суета закончилась, я присел рядом с Феодорой на краешек кровати.

- Ну ничего, Федюнюшка, не кручинься, воробушек. Переживем и это...

- Никуда не денемся, тятенька... – Федька скривилась и быстро села, ловко подбив подушку себе под спину.

- Куда, а ну ляг назад... – я слегка подохренел от такой-то метаморфозы. Еще мгновение назад умирала, разговаривать напрочь отказывалась, только страдальчески хрипела, а тут...

- Есть хочу! – хищно заявила Федька, пропустив мои увещевания мимо ушей. – Бульончика из рябчиков крепкого, да расстегайчиков горячих, чтоб жаром пыхали, тока из печи. И солодкого! Печенья в меду, али еще чего подобного. О! Пусть Себастьянка миндальных пирожных сотворит немедля!