Замыкание (СИ) - Ильин Владимир Алексеевич - Страница 28

Пространство позади будто выдохнуло — а теплое ощущение чужого присутствия стало потихоньку выдувать из камеры.

Обернулся — никого. Только на столике три обычных пломбира без наклейки — чтобы ни следа не оставить.

От бутербродов с колбасой, между прочим, тоже следов бы не осталось. Ну да что уж делать…

Устроился на топчане, плотно обернул пледом ноги и принялся за первое мороженое. Ближе ко второму, в дверном замке отчаянно заскрипели ключом, чертыхаясь и повторяя процедуру — словно перебирая подходящий в связке.

— Не тюрьма, а проходной двор, — с ворчанием покосился я вбок. — Вы к кому?!

— Что значит, к кому? — Справившись с замком, мощно распахнул дверь князь Давыдов, с возмущением тряхнув рукой и медалями на гусарском мундире. — Это вы, поручик, что тут забыли?

За спиной его, кутаясь в темную шаль, прикрывая лицо и постреливая любопытствующим взглядом из-за плеча, стояла некая синеглазая особа.

— Сижу, мороженое ем. — Меланхолично отозвался я. — Хотите? У меня еще два.

— Я принес вина и щуку. — Чуть сбился полковник, обратив взгляд на бумажный пакет в правой руке.

— А давайте меняться! — Оживился я тут же. — Мадемуазель, — коротко поклонился я даме и деятельно шагнул вперед, принимая из рук чуть опешившего полковника увесистую посылку, приятно звякнувшую тару и источавшую чудесные ароматы.

Тут же обнаружился еще второй пакет в другой руке — еще более объемный и вызывающий самые радужные надежды, но руку чуть отвели в сторону, не давая его забрать.

— Леди, мы буквально на пять минут, — приложив руку к сердцу, Давыдов зашел внутрь камеры и прикрыл дверь.

— Угощайтесь, господин полковник, — указал я на мороженые и принялся быстро сервировать столик принесенным добром.

Вино, понятно, белое — к рыбе. А сама щука — запеченная, под соусом, уже нарезанная на кусочки, в запечатанном пластиковом коробе. Да еще ножи, вилки, два фужера, ух…

— Поручик!

Я тут же выпрямился и застыл по стойке смирно, отчаянно кося на рыбу.

— Вы что себе позволяете?! — Гневно произнес князь, закручивая ус. — Почему отсутствуете на службе, не предупредив вышестоящее начальство?!

— Виноват, господин полковник! Не было другого выбора, господин полковник!

— Вольно! — Подышал он возмущенно, а потом успокоился и продолжил другим тоном, куда более спокойным и грустным. — Мне Шуйский уже сообщил о вашем самопожертвовании. Присаживайтесь, поручик. — Вздохнул он, подавая пример.

И присел, понятное дело, рядом с рыбой, обернувшись ко мне и закрыв своим корпусом от столика.

А я между прочим, умею очень внимательно слушать и есть одновременно — у кота научился…

— Там, наверху, думают вас казнить, — в раздражении поднялся уголок губ у полковника. — Не за покушение. За факт хранения спецтехники.

— Как гусар, имею право владеть любым оружием. Как офицер Лейб гвардии, приравненный чином к ненаследному дворянству, имею право на обратную силу закона.

— Да? — Удивился Василий Владимирович, выбираясь из неподходящего ему уныния.

— Точно говорю. За это не казнят. — Успокоил я его, пытаясь разглядеть за ним щуку.

— Тогда надо это отметить! — Прогремел гусар, тут же потянувшись к фляге на поясе.

— Может, вина? — Робко подал я голос.

— Это для дамы, — засмущался Давыдов, глянув на дверь. — Вы знаете, как известие о вашем неправедном заточении вышло в свет, десятки высокородных леди принялись упрашивать навестить вас и поддержать самолично!

— Но я женат!

— Верно, поэтому там — для меня. — Отвел гусар глаза.

— И вино с щукой? — Грустно предположил я.

— Да, но я принес для вас другое! — Воодушевленно произнес князь, ставя перед ногами второй пакет и открывая горловину. — Вот!

Сверху, на ткани, лежали стальные наручники.

— Это тоже не для вас, — суетливо убрал он их в сторону. — Дамы так любят атмосферность, а тут ни цепей, ни завалящих кандалов! — Возмутился князь. — Поэтому все с собой.

— А вы тут бывали ранее?

— А как же… — Задумчиво тронул он ус. — Наша служба — она такая… Сегодня любят и ценят. Завтра гневаются и сажают под замок. Но без нас все равно никак, — поднял он на меня серьезный взгляд. — Это ведь главная проблема там, наверху. Им нужны люди, которым можно верить. А таких, посчитай — почти и нет. Вам пока верят, поручик. Главное, не наделайте глупостей. — Внимательно смотрел он на меня.

— Я не собираюсь бежать.

— Это хорошо, — кивнул князь. — Доказательства невиновности доставят?

— Уж поверьте, они будут и крайне убедительные. Завтра.

— Тогда вам непременно понадобится это, — Давыдов вновь открыл пакет и принялся выкладывать оттуда аккуратно сложенную гусарскую форму. — Не в робе же вы предстанете перед Его высочеством… Вот. Извольте, все по вашей мерке, — распахнул он в руках мундир.

— Тут нашивки штабс-ротмистра, господин полковник. — Заметил я несуразность.

— Ах, это… положил он мундир себе на колени. — Вы знаете, поручик… Помню, как-то на войне, перед боем, присвоили мне внеочередное звание. — Пожевал Давыдов губы, вспоминая. — И вот лежу я в грязи, с простреленной грудью, истекаю кровью. Лошадь пала, чуть не придавив собой. До вражеских окопов — метров десять осталось. И так обидно мне стало помирать молодым, красивым, не отгуляв звание, что я поднялся, дошел до окопа и порубал там всех…

— И что было дальше? — Подтолкнул я затянувшееся молчание.

— Нет, ну помирать после подвига было бы совершенной нелепостью! — Возмутился Давыдов. — Так что и вы, господин штабс-ротмистр, извольте пережить завтрашний день!!

— Будет исполнено, господин полковник! — Взмыл я на ноги.

— То-то же, — проворчал он, деловито собирая щуку и вино обратно в пакет.

Задумчиво посмотрел на мороженое и чуть виновато покосился на меня.

— Пригодится, — скрепя сердце, заговорщически подмигнул я.

— Надо проверить, — согласился Давыдов, забирая мои пломбиры и аккуратно размещая в пакет наручники.

После чего приосанился, огляделся и прищелкнул штиблетами.

— Честь имею!

Ну и отправился в коридор — извиняться перед дамой за долгое отсутствие, запирать меня обратно и искать себе свободную камеру на ночь.

Мундир, между прочим, оказался весьма теплым, шерстяным. А одеяло так вообще обещало приятный сон — если бы не стоны и крики всю ночь.

— Вы подписывали Женевскую конвенцию! — Пытались перекричать их из других камер.

— Да как можно, господа!.. — Возмущались уже слабым голосом под утро.

И уже когда я проснулся, после очередного маетного черно-белого сна, а в замке соседней камеры протяжно заскрипел ключ, кто-то отчаянно закричал.

— Я все расскажу! Только не ко мне! Не надо!!

— О, пардон… ДеЛара, я зайду позже! Офицер, тут чистосердечное!

Зычный голос князя Давыдова немедленно призвал стражу к раскаявшемуся, и в коридоре зашумело минут на двадцать.

Окончательно стихло примерно через час, после чего господин полковник все-таки наведался ко мне.

— Представляете, штабс-ротмистр, вашу камеру с соседней спутал, — поделился он казусом. — Я же вчера ваш ключ пометил, а тут — на тебе! Скрип есть, а дверь не открывается! Скриплю себе, скриплю… Зато, говорят, за Волынского «Станислава» пожалуют, — задумчиво покрутил князь ус.

— Вы бы и в остальные камеры наведались, все дела бы раскрыли, — поддакнул я.

— Рад бы, но обязан уйти раньше дамы-с! — Горделиво поднял он подбородок. — Дабы нас с ней ничего не связывало, и по обществу не пошли пересуды.

— А как она без вас из тюрьмы выйдет?

— У нее бумага с большой государевой печатью, кто ж ее задержит, — отмахнулся гусар. — Как вчера зашли, так и выйдем. А вам, штабс-ротмистр, желаю удачи всенепременно!

С чем и отбыл, вновь закрыв за собой.

— Пакет надо было отдать, — чертыхнулся я, разглядывая картонный вещдок на полу.

Не то, чтобы не возникли вопросы, откуда на мне мундир — гусар, он всегда гусар, что за глупости!.. А вот посторонний предмет в камере… Впрочем, замочу в воде и тихонько смою — хоть какое-то дело.