Булыжник под сердцем - Денби Джулз - Страница 24

• Предыдущая
• 24/49
• Следующая

И все же нужно двигаться дальше. Я так ей и сказала. Джейми не стало легче, но она со мной согласилась. А как иначе? У нас не было выбора. По крайней мере, у Джейми. Я могла хотя бы заниматься бухгалтерией. Хотя нет. Выбора не было у нас обеих.

Весь остаток недели Джейми депрессовала, слегка просветлев только в пятницу, когда Моджо приехал на такси с рулоном черного муслина. Думаю, его спонсировал кое-кто Особенный. Мы сбегали, купили на углу тыквы и сделали из них фонарики. Моя выглядела как неудачный генетический эксперимент, но остальные смотрелись весьма профессионально. Впрочем, мне моя нравилась больше всех. Я назвала бедняжку Фонарь-Брандл [37].

В знаменательный день мы встали пораньше и принялись убираться. Мушка долго и громко возмущалась и лезла под ноги всем, кому могла, а потом устроилась в гнездышке из муслина, стуча хвостом и истошно мяукая. Все ценное мы убрали на чердак, оставив мне только узкий проход к кровати. Моджо предусмотрительно запихал туда же свое постельное белье и матрас, заявив, что не желает, чтобы гости предавались на них блуду; ну, что поделаешь. Косметику и прочую ерунду он закрыл у себя в одном из двух шкафов. В общем, если кто-то решит занять его спальню, им придется заниматься сексом на пружинах или на полу. Джейми у себя слегка прибралась и аккуратно накрыла кровать большим старым покрывалом. Да, в душе эта девица – настоящая минималистка.

С муслином пришлось повозиться. Мы повсюду развесили гирлянды, драпировки и голые ветки из парка, расставили фонари и корзины с песком вместо пепельниц. Я придвинула к стенке и накрыла кухонный стол (багеты, булочки и пирожные из папиной пекарни, а еще сыр), а Джейми состряпала смертоносный пунш. Очень даже вкусный – в небольших дозах. Праздничные бумажные чашки и тарелки, россыпи яблок и гранатов для интерьера, несколько элегантно расставленных свечей, et voila [38].Пусть начнется бал!

Слава богу, о соседях можно было не беспокоиться. Ближайший дом опустел, он продавался, а хозяин следующего, мистер Маджид, только и сказал: «Вы еще молодые, вам нужно веселиться». Милейший старик!

Наш коттедж стоял на углу. От следующего ряда домов по нашей стороне его отделяла неасфальтированная, изрытая колеями улочка с тремя домиками. За ними на Брунел-стрит расположилось обветшалое здание фабрики годов шестидесятых и парк. Три домика – Харди-стрит – давно хотели снести, и последние несколько лет они стояли пустые. В дальнем конце улочки находился дворик, который один из прежних жильцов использовал под склад лома. Дворик еще окружали ржавые столбики с крючками для цепи, но ворота давно провисли, а цепь пропала. Фасад нашего дома выходил на пустырь – по крайней мере, второй этаж. Из входной двери открывался вид на шестифутовую стену, расписанную фашистской граффити Национального фронта, которую мы пытались вывести, но безуспешно. Ничего, зато какой пейзаж из окна Джейми! Если вам нравится суровый постиндустриализм.

Теперь понимаете, как тихо мы жили? Рай для проведения мегакрутой вечеринки.

Гости начали подползать в восемь – это вам не «давайте заскочим к ним после бара». «Проследить за порядком» пришли байкеры Пит и Энди, друзья Гейба. Сам Гейб приехать не смог – он был на гастролях в Германии с «Киллзоун», и сегодня они выступали в Мюнхене.

Конечно, я скучала, но все равно не могла не радоваться вечеринке. Даже надела на голову обруч со светящимися рожками. Смотрелось здорово, особенно когда я прикрыла обруч дредами. Как будто родилась с рогами. Джейми выглядела мило, просто очаровательно. Для разнообразия надела платье до щиколотки, затянутое под грудью, бордовый велюр. Джейми раздобыла его в «Долговязой Салли», так что платье и впрямь было ей велико. Наряддополняла пара тапочек «Чипи» – золотой метал-лик. Джейми сделала мелирование – красное, медное и темно-золотое, – распустила волосы, и они падали волной почти до талии. Она сняла почти всю бижутерию – очень странно; оставила только пирсинг. Джейми, как хозяйка, разливала пунш из чаши (ладно, из ведерка), а я не возражала.

Приехали Лонни с Бен. Лон была в белом креповом платье без пояса, расшитом жемчужными бусинками; на шее висели нитки искусственного жемчуга. Огромные серьги спускались почти до плеч. Лонни курила «Собрание Коктейль» через перламутровый мундштук. Даже Бен принарядилась в черную шелковую рубашку и черные кожаные брюки. Смотрелись они с Лон классно.

– Моя торокая, скаши мне, я проштшена? Или мое сертце разольется. – Лонни жалобно смотрела на меня. Бен закатила глаза к небу.

– Не дури, Лон. Господи, вы обе просто великолепны. Не то что я.

– Скасочно фыклятишь, моя торокая, тшестное сло-фо. А эти рошки – просто прелесть! А тпе hochetsya pit'! Skoreye, Пен, моя торокая! – И Лонни умчалась обниматься с Джейми.

– Что это было – неужели правда русский? – спросила я у Бен.

– Не знаю. Возможно. Лонни ездила к матери. После этого она всегда немножко «русеет». Только не спрашивай, что она сказала. Может, «у вашего пуделя коричневая жопа, товарищ»? Ее не поймешь. Совсем безбашенная. Но я ее люблю. Так ты ее простила?

– Ты тоже не дури. Нечего тут прощать, забудь. Лучше иди, попробуй пунша – отличный, Джейми готовила. Прочищает мозги.

И тут, к великому горю Лонни, появился Моджо. Он выглядел – ну, как это описать? Моджо одолжил наряд у Джейми – готического периода, но Джейми это платье не носила. Купила его на рынке в Камдене, без примерки. Продавщица сказала, это чистая лайкра и тянется во все стороны. Так и было, но на Джейми оно не оставляло – то есть совсем не оставляло – простора для воображения. Джейми слишком скромна, чтобы такое надеть. Черное платье со шлейфом, в обтяг даже на Моджо; с вырезом спереди и очень откровенным вырезом сзади. Длинные рукава заканчивались косым срезом. На юбке от колена висели «кусочки» шифона и кружева, расшитые черными блестками – и все это волнами спускалось до туфель-шпилек. Моджо выглядел просто сногсшибательно: блестящий поток вьющихся волос чернее вороньего крыла, на руках красовались большие серебряные перстни с камнями, шею украшала черная кружевная бархотка. Его полные губы были накрашены кровавой помадой. Словами не описать… В общем, Моджо был самой красивой королевой ведьм, какую я когда-либо видала. Все буквально зааплодировали. Моджо элегантно пожал плечами и взмахнул черным шелковым платочком с кружевами.

Господи, как я ему завидовала. Но – ничего не поделаешь. В общем, я решила пойти и подкрасить губы. Хоть что-то. Я забежала к Джейми стащить ее «Шанель». Может, мы и бедные, но на нужном не экономим.

Пока я рылась в ее косметичке, на улице припарковалась машина, и я подошла к окну – посмотреть, кто там. Да, вы угадали – это оказался чертов мистер «Тимберленды». Мое сердце упало. Ох, мать его! При нем была пара сумок – по всей видимости, с бутылками. Ладно, хотя бы выпивку привез, подумала я. Он стоял и разглядывал наш дом. Странно. Может, стесняется? Нет, не то – странной была поза. Будто он прислушивался к тому, что происходит внутри. Или принюхивался. Я спряталась за занавеску – и тут парень поднял свои звериные голубые глаза к окну. А затем поступил непонятно. Перешел на нашу сторону дороги, но не вошел, а свернул за угол на Харди-стрит.

Я вылетела из комнаты Джейми, чуть не зашибив Маркуса, который шел в туалет, и ринулась в спальню Моджо, где одно окно выходило на задний двор, а второе – на Харди-стрит. Мистер «Тимберленды» разглядывал обреченные заброшенные дома. Потом заметил бывшую свалку и, толкнув ворота, зашел внутрь. Я затаила дыхание. Что он там забыл? Хочет отлить перед вечеринкой? Или что? Пока я ломала голову, в комнату зашли Дженни и Магда – бросить куртки в кучу одежды на голой кровати. Затем заглянул Маркус и его очень серьезный друг Салим. Пока они радостно обсуждали, как тут мило и весело, я потеряла след мистера «Тимберленды».

• Предыдущая
• 24/49
• Следующая