Альбедо (СИ) - Ершова Елена - Страница 10

— Прощаете… меня? — с удивлением выдавила Марго, поднимая глаза. Всегда сочувствующий взгляд инспектора теперь горел незнакомым упорством, и это сначала напугало ее. Но только сначала…

— Прощаю, — повторил Вебер, не выпуская ее рук. — Я знаю о Спасителе куда больше вашего. Я знаю, например, что каждой обесчещенной принцем девушке дарится серебряный портсигар с памятной гравировкой, а потом ее имя заносится в специальную книжечку. И знаю, что по возвращению в Авьен его высочество ни разу не навестил вас в особняке, и только раз переслал записку через камердинера. Я знаю, что сегодня после посещения госпиталя кронпринц укатил к своей давней любовнице и бывшей элитной проститутке на Леберштрассе — в особняк, который подарил ей незадолго до своего отъезда. А еще знаю, что у вашего дома до сих пор дежурит незнакомый фиакр…

Марго молчала, дыша прерывисто и громко. Голова гудела, в горле копилась злость.

«Пока ты не веришь, — вкрадчиво говорил барон. — Но ведь ты своими глазами видела Спасителя в полицейском участке. И знаешь, что до тебя у него было много женщин. Ты думаешь, что ты одна, кто удостоился разделить с ним постель? Не обольщайся, грязная бродяжка. Ты лишь одна из многих…»

Выдохнув, Марго коснулась ладонью груди.

Кому-то серебряный портсигар, кому-то «фамильное» кольцо на цепочке. Кого-то забывают сразу, кому-то оставляют пустую записку, и уезжают нежиться в чужих объятиях.

Наивная, глупая дурочка!

— Мне все равно, какие ходят слухи, — тем не менее, сдерживая дрожь и гнев, заговорила Марго. — И я не стану оправдывать свои поступки ни перед кем. Ни перед вами, Отто, ни перед тайной полицией. Разве что перед Господом, но ему я отвечу за все свои грехи разом. А что касается вас, — она мотнула головой и выпростала ладони, — я, было, понадеялась на вашу помощь. Но не ждала, что за нее вы потребуете плату.

— Я просил лишь любви, — сказал Вебер. — Вы говорили, что заслужили нового шанса? Так вот он! Перед вами! — он ткнул себе в грудь. — Пусть я не столь знатен и не ношу титул кронпринца и Спасителя, но и вы — совсем не из круга приближенных к императору особ! С ним нет никакого шанса для вас, Маргарита. И нет никакого будущего, тогда как я… Я вполне смогу обеспечить вам безбедную жизнь! — он снова попытался взять ее за плечи, Марго отступила, коснулась спиною двери. Вебер навис над ней — непоколебимый, как скала, со взглядом, искрящим безумием. — Сколько вы получили за ночь со Спасителем, Маргарита? — задыхаясь, осведомился он.

— Я влезу в долги, но заплачу вдвое больше!

Что-то сломалось в ней. Что-то спустило сжатую пружину, и Марго ударила, вкладывая в пощечину все возмущение, всю досаду и горечь. Инспектор мотнул головой, хватаясь за покрасневшую щеку, и это вызвало у Марго безумное, злорадное торжество.

— Подите прочь! — звенящим шепотом сказала она. — И не приближайтесь ко мне больше! Слышите? Никогда! Никогда…

Метнувшись к столу мимо застывшего инспектора, подхватила со стола бумаги. Потом, на пороге, замерла, словно желая что-то сказать. Но, так и не высказав, качнула головой и выскочила в декабрьскую непогоду. Дверь за ней хлопнула, словно обрывая некую нить доверия, которую не получится соединить уже никогда.

Собор Святого Петера, Петерсплатц.

Барон любил повторять, что врагов надлежит держать к себе ближе, чем друзей. Но друзей у него не было, а враги — были.

Марго помнила, что в последние годы жизни фон Штейгер был осмотрителен и скрытен. Он все чаще, к ее вящей радости, покидал особняк, и к досаде возвращался озлобленным и загнанным. Его взгляд — сощуренный, искривленный параличом, — бездумно блуждал по гостиной и каждый раз — каждый чертов раз! — выглядывал ее, Маргариту, куда бы она ни спряталась. Тогда он бил жену особенно остервенело, называя ее сукой и потаскушкой, хотя — видит добрый Боженька! — ни один мужчина не дотронулся до ее уставшей, истерзанной плоти. Марго сносила оскорбления и побои с одинаковой молчаливой злостью, и это распаляло барона еще сильнее. Он знал, что главный его враг — собственная жена.

Возможно, она бы не сдержалась и однажды убила его — стилетом или ядом. Возможно, ее бы арестовали в тот же день, и Отто Вебер — вежливый, понимающий, добрый Отто, — превратился бы в голодного, опьяненного похотью хищника гораздо, гораздо раньше.

Из головы не шли слова, сказанные им: «Нет никакого шанса для вас, Маргарита. Нет никакого будущего…» И был прав: нет будущего у той, чьи друзья превращаются во врагов, и кому любовь приносит лишь разочарования.

— У вашей супруги тоже не было будущего, не так ли, ваше величество? — Марго остановилась перед портретом коленопреклоненного Генриха Первого. Его лицо — благородное лицо монарха с чистыми янтарными глазами, прямым носом и тяжелым эттингенским подбородком, — выражало смирение и усталость. Стоящая рядом женщина в пурпурном одеянии оттирала пот с его лба собственным подолом.

Святая Вероника. Императрица и возлюбленная первого Спасителя.

— Она ненамного пережила супруга, — послышался тихий голос. — Умерла, разрешаясь бременем. Но ведь вас волнуют не чужие тайны, а собственные.

— Вы правы, — оборачиваясь, ответила Марго. — Муж никогда не говорил о знакомстве с моим отцом. Он вообще мало о чем рассказывал…

Молчал и теперь: затаившись на задворках сознания, наблюдал. Ему нравилась ее беспомощность, нравилась затравленность во взгляде — он играл с Марго, как охотник играет с лисой, прежде чем ее застрелить.

Епископ был таким же. Его участие — только маска. Стяни ее — и увидишь хищный оскал.

Пропустив сквозь пальцы цепочку, Дьюла неопределенно качнул головой.

— Рубедо не раскрывает своих тайн непосвященным. Но вы слишком навязчивы, баронесса, и слишком беспечны. Помогать ютландскому чернокнижнику в его экспериментах опасно.

— Я вовсе не..! — начала Марго, и умолкла, порезавшись об ухмылку епископа. Его рот — узкий серп, — кривился совсем как на портрете барона.

— Да, вы помогаете, — повторил Дьюла и его прикосновение — скользящее, сухое касание змеи, — обожгло Марго, словно это его ладони изъязвляли огненные стигматы, словно это его, а не Генриха, избрал Господь, чтобы карать и миловать… но больше все-таки карать. — Вы ведь пришли за ответами. Так потрудитесь выслушать и понять, что я не враг вам, иначе не передал бы архивы, рискуя собственной жизнью.

— Жизнью! — не удержалась и фыркнула Марго, но взгляд епископа ничем не выразил замешательства, оставаясь все таким же непроницаемо серьезным.

— Да, жизнью, — сказал он, лаская ее ладонь и запястье. — Как все, кто так или иначе связан с семьей Эттингенов. Как много веков назад. Вы слышали легенду о Спасителе?

— Да, — ответила Марго, невольно оглядываясь на картину. — Народ погибал от чумы, и чтобы положить этому конец, император Генрих Первый взошел на костер, и…

…люди взяли его прах, Маргарита, смешали с виноградным вином и выпарили на песчаной бане…

— Он умер, чтобы спасти народ, — тряхнув волосами, закончила она, и попыталась выпростать руку. — Искупил наши грехи.

— Он искупил свои, — жестко ответил епископ и вдруг быстро и сильно сжал предплечье Марго, да так, что она вскрикнула и поняла: Дьюла почувствовал его — стилет. Однако он продолжал: — Конечно, вы не знаете эту история. Откуда? Ее знает лишь духовенство и монаршая семья. Наш добрый Спаситель, наш Генрих Первый, которого мы почитаем и превозносим, был не только великим полководцем, но и щедрым властителем. Раз в год, в честь своей коронации, он устраивал многодневный пир, на который приглашал не только приближенных и дворян, но и простолюдинов. Столы ломились от яств, а беднякам щедро отсыпали золота. И вот однажды, на исходе такого празднества, к королю явилась нищенка — в обносках, с плохими зубами и язвами по всему телу, — Марго снова попытался отдернуть руку, но Дьюла не позволил: — Потрудитесь выслушать до конца, баронесса! Король пожалел ее и велел отсыпать полный кошель золота. Но нищенка вместо этого попросила у короля отпить из его кубка, — Дьюла поджал губы и снова покачал головой, на этот раз с осуждением. — Понимаете, баронесса? Иногда ты что-то даешь просящему, но этого все равно оказывается мало. Ты дашь серебро — он потребует золото, ты дашь золота вдосталь — от тебя потребуют разделить власть, ты приказываешь вызволить из приюта бедную сиротку, а она в ответ норовит укусить, обмануть, ударить стилетом! О, Дева Мария!