Властители ночи - Дембский Еугениуш (Евгений) - Страница 27

• Предыдущая
• 27/87
• Следующая

— Всё тайны, черт бы их побрал! — рявкнул я.

— Ничего… — Дуг тут же снова появился из темноты, — такого, что касалось бы тебя. Речь идет о распределении премий. — Я молчал, но злился. Возможно, он был прав. — Идем, у техников уже есть первые данные.

Мы вошли в номер, примыкавший к последнему жилищу двух неудачливых похитителей. Двое техников склонились над своими экранами, касаясь их кончиками пальцев, еще двое собрали со стола бумаги, бросив на Саркисяна быстрый испуганный взгляд. Мы сели в поставленные в ряд кресла, словно приглашенные на просмотр очередного творения Голливуда.

— Итак, личность потерпевших установлена, вне всякого сомнения. Оба ранее не судимы. Жили вместе последние шесть лет. Она: Мардж Тора, библиотекарь, он: Слим Кью, наладчик кондиционеров. Пока что больше ничего о них неизвестно, — процитировал он по памяти одну из своих бумаг. — Они выехали из Техаса две недели назад, в отпуск. Как они оказались здесь и почему похитили… То есть — что толкнуло их на путь преступления, мы не знаем. Мы восстанавливаем их путь от места жительства до этого мотеля, проверяем счета, где должен быть перевод мистера Йитса. — Пожилой, с седеющими висками техник окинул нас взглядом. — Теперь — что здесь… Их убили семь-восемь часов назад, то есть через сутки после успешного обмена детей на деньги. Оба застрелены, каждый получил две пули в шею, но убийца целился так, чтобы пуля шла вниз, то есть ему было нужно, чтобы не было выходного отверстия. Иначе я этого объяснить не могу… Далее, у нее отрезана голова электрическим ножом, наверняка переносным, на аккумуляторах. Во рту мы нашли две металлических пуговицы, соединенных тонким ремешком. — Он пожал плечами: — Пока что мы не можем сказать, в чем смысл этих пуговиц, каково их назначение или символика. Теперь он… Его таким же образом застрелили, затем взрезали брюшину, извлекли печень и положили на голову. Кроме того, у него отрезан пенис… — Он откашлялся. — Поскольку мы не нашли эту часть тела…

— Поищите во рту, — вмешался я, повинуясь внезапному вдохновению.

Однако я имел дело с профессионалами наивысшего класса.

— Мы искали, — тут же ответил докладчик. — Во рту его нет, но наверняка он где-то дальше… глубже. Его воткнули в рот и чем-то протолкнули… Пока неизвестно, лишь после вскрытия можно будет сказать точно.

— Хорошо, что еще?

— Кровь на потолке и стенах, вне всякого сомнения, принадлежит потерпевшим. Убийцы — их было по крайней мере двое — набирали кровь в какие-то спринцовки, возможно типа тех, что используют мясники, а затем разбрызгивали ее по стенам.

— В таком случае они сами должны быть забрызганы кровью? — спросил Ник.

— Наверняка, хотя они пользовались пластиковыми накидками — кто-то из них зацепился об угол шкафа и оставил там обрывок. Но обувь и штанины должны быть сильно испачканы. Вот только со времени убийства прошло уже девять часов, и их одежда давно могла сгореть.

— Какие-то другие следы?

Докладчик покачал головой, затем бросил взгляд на мучивших компы коллег, а когда те тоже покачали головами, добавил:

— Ничего. По крайней мере на данный момент. Конечно, мы получим анализ воздуха, характерные признаки разреза на шее потерпевшей, исследуем пули, содержимое желудков, установим путь их перемещения из Техаса. В течение суток всё будет готово. — Он сел. — С удовольствием выслушаю ваши предложения…

— Как можно более широкий круг их знакомых, — сказал я и повернулся к Саркисяну. — Кто-то их снарядил на эту работу, снабдил всем необходимым, а потом прикончил. Разыщите, но без лишнего шума, всех родственников и знакомых, начиная со школы, и, вообще, пусть постоянно действуют сравнительные фильтры: как только где-либо и когда-либо в их окружении одна и та же личность появится дважды — тревога. Естественно, необходимо допросить всех здесь присутствующих, а тех, кто уехал уже после убийства, — найти.

— Это понятно, — вмешался Дуг, но увидел мой испепеляющий взгляд. — Прошу прощения…

— Я просто думаю вслух… Введите в базу фамилии Гроддехаар, Падхерст, Таттл, все, которые…

— Веринчи! — подсказал Ник.

— Именно. Институт Моргана, та хижина Лейши Падхерст… Я уже не говорю о том, что если где-то появится что-то связанное со сновидениями…

Саркисян движениями бровей провел в воздухе линию между мной и техником. Все трое техников радостно закивали. Мы встали и вышли наружу.

Светало. В нескольких до сих пор темных окнах вспыхнул свет, в нескольких других, до сих пор освещенных, — погас. Замолк ругавшийся с любопытной подружкой зануда с испанским акцентом. Мы закурили — сигареты были только у меня, семь штук. В таком темпе, подумал я, придется посылать в город вертолет за куревом. Может быть, есть и тут в баре. Что-то заскрипело над крышей мотеля — может быть, пробудился какой-то флюгер?

На половине сигареты зазвонил телефон Саркисяна. Дуг достал трубку и начал слушать, всё больше каменея. В конце концов он протянул руку с сигаретой в сторону Ника, а когда тот удивленно протянул свою, просто сунул горящую сигарету ему в ладонь, словно в пепельницу. Ник зашипел и швырнул окурок на землю. Дуг этого не заметил — он стоял, уставившись стеклянным взглядом в небо, весь сосредоточившись на трубке, передававшей ему в ухо какие-то данные.

Так продолжалось три, может быть, четыре минуты, во всяком случае, я успел выкурить сигарету и еще половину второй.

Наконец Дуглас Саркисян хлопнул себя по карману.

— Черт бы тебя побрал, Оуэн! — процедил он. — Неужели каждый раз, когда происходит что-то экстраординарное, ты должен оказываться в центре событий?!

— Но я… Ничего не знаю…

— Вот именно! — яростно завопил он. — Но тебе обязательно захочется это узнать, мать твою так! И потому всё пойдет совершенно по-идиотски, а не так, как это делаем мы! Как это должны делать профессионалы!

— Я пока не знаю, что должно происходить!.. Мать твою так! — добавил я, надеясь, что провокация удастся.

— Нет, я не могу!.. — простонал Дуг, махнув рукой троим быстро приближавшимся охранникам, обеспокоенным его воплем. Охрана вглядывалась в шефа с надеждой, что он позволит им мне всыпать. Он не позволил — дыхание его было тяжелым, как у разъяренного андалузского быка, но он всё же сдержался. Молодец. — Черт бы всё это побрал!..

Он направился к вертолету, помахав рукой, чтобы пилот не включал двигатель. Когда мы вошли внутрь, он рухнул в кресло и бросил Нику:

— Ты меньше всех устал… Дай нам по глоточку.

Первые глоточки пошли быстро. После второго Саркисян сказал:

— Больше я тебе ничего не скажу, Оуэн. И даже не пытайся возражать, а если не послушаешься — вылетишь из этого дела. С большой высоты. Нет, я в самом деле клянусь: ты получишь такую порцию оглупляющего, что, выражаясь твоим убогим языком, у тебя будет путаться голова с задницей. А мы в это время будем делать то, что должны. Если ты выдержишь до дома, то там я тебе расскажу всё, что знаю. Но сейчас — ни слова!

На этот раз я ему поверил. И хотя меня так и распирало от комментариев, вопросов и предположений — я выдержал. А после часовой лекции Саркисяна, выслушанной уже в бункере ЦБР, мне стало не по себе, и я забыл про приколы, язвительные замечания и вообще все подобного рода идиотизмы.

Поскольку повода шутить не было. Абсолютно никакого.

Дорога заканчивалась совсем как девичество — неожиданно и необратимо: она вбегала на мост, шла как ни в чем не бывало до первого пролета и… попросту исчезала. Второй пролет моста торчал из воды метрах в двадцати от берега, ощетинившись толстыми металлическими прутьями. Если бы я каким-то чудом спрыгнул туда, например, с вертолета, то наверняка напоролся бы на железяку. Вот только зачем мне было туда прыгать? Я поставил машину на ручной тормоз и вышел под дождь. Моросило уже четыре часа, что меня, с одной стороны, радовало, а с другой — беспокоило: я не люблю дождь, а в особенности такой вот затяжной, унылый и мелкий. Кроме того, он закрывал вид на горы, так что я не мог видеть, во что ввязываюсь и чего ради покинул уютный и сухой Нью-Йорк.

• Предыдущая
• 27/87
• Следующая