Байки доктора Данилова 2 - Шляхов Андрей - Страница 3

Васильченко подружился с Кристиной так крепко, что утром она покинула подстанцию вместе с ним, к огромному неудовольствию Миронова. Миронов даже попытался высказать это недовольство, но Васильченко легко отбил упрек.

– Тиночка (уже Тиночка, оцените!) не крепостная, – сказал он. – Хочет идти со мной и идет.

Выражение невероятно понравилось подстанционным девам. Меняя любовников, они говорили тем, кто получил отставку:

– Я те не крепостная, по-о-онял?

Кристине нужны были российское гражданство и московская прописка, а без брака с москвичом эти блага гражданка Украины хрен получит, а если и получит, то ой как нескоро, так что через месяц сыграли свадебку, а еще через два Кристина ушла от Васильченко, зануды и тирана, к «милому и доброму» Миронову. Правда, без развода и выписки из васильченковской квартиры. Васильченко попытался высказать Миронову свои претензии, но получил по морде тем же валенком.

– Она же не крепостная, – сказал Миронов. – Поняла, кто ты есть и вернулась ко мне (вернулась, оцените!).

Кристина постоянно ошивалась на подстанции, поэтому никто особо не удивился, когда через непродолжительное время она ушла от Миронова, зануды и тирана, к «милому и доброму» водителю Клюеву, обладателю самого большого достоинства на подстанции. Те, кто бывал с Клюевым в сауне, говорили о его достоинстве одними и теми же словами: «как у коня». Если кто не знает, то эрегированный конский пенис может достигать в длину до 1,2 метра. Это так, к сведению.

Клюев ушел от жены и поселился с Кристиной на даче в Лыткарино. Миронов попытался было высказать Клюеву недовольство… А вот и не угадали! Клюев не стал напоминать об отмене крепостного права, а просто набил Миронову, несмотря на все его боксерские навыки, морду и предупредил, что в следующий раз сломает руку или ногу. Такой вот он был брутальный парнишша, Вова Клюев.

Забеременев от Клюева (так, во всяком случае считалось официально) Кристина ушла от него, зануды и тирана, к «милому и доброму» Васильченко, с которым во время своих хождений по рукам продолжала пребывать в браке. Разводиться ей было нельзя, поскольку заявление о получении российского гражданства еще ходило по инстанциям. Васильченко и не настаивал на разводе, он надеялся, ждал – и дождался. Беременностью не попрекал, принял ее как должное.

Родив мальчика, в котором явно проглядывали кавказские черты (непонятно только чьи), Кристина ушла от Васильченко, зануды и тирана, к… заведующему подстанцией Бахареву, который ради нее собрался разводиться со своей женой, работавшей в Департаменте здравоохранения. Развод сулил Бахареву великие карьерные неприятности, но он, ослепленный любовью, смело пошел на это.

– Чем она вас так манит? – спросила однажды у Клюева диспетчер Сиротина. – Что вы на нее так кидаетесь? Ну, допустим, она симпатичная. Но разве больше симпатичных баб нет? Это же не женщина, а переходящий приз какой-то… Вот будь я мужиком, я бы с такой прошмундой ни за какие коврижки бы не связалась.

– Ты, Люся, не мужик и потому ничего не понимаешь, – вздохнул Клюев. – И если даже я тебе начну объяснять, ты все равно не поймешь. Это только мужик понять может. Скажу тебе одно вот если бы она сейчас вернулась с ребенком ко мне, я бы ее простил. Даже с учетом того, что ребенок не мой. Да хоть бы два! Лишь бы вернулась…

Но Кристина больше ни к кому из бывших своих кадров не возвращалась. Получив вожделенное гражданство, она официально развелась с Васильченко и вышла замуж за Бахарева. А Бахарев после снятия его с заведования (явно бывшая жена удружила) ушел в частную скорую и на этом связь Кристины с подстанцией оборвалась.

Клюева, Васильченко и Миронова на подстанции прозвали «молочными братьями», хотя при чем тут молоко, непонятно. Логичнее было бы называть их «постельными братьями» или… Ну, вы понимаете.

В середине девяностых годов прошлого века на одной из московских подстанций работал доктор Кондратов по прозвищу «Кондратий».

Брать взятки так, как их брали другие – «из рук в лапу» – Кондратий не хотел. Вымогательство ему претило, вдобавок народ, привыкший торговаться всегда и везде, почти каждый раз норовил сбить цену.

Кондратий решил придать своему лихоимству организованный и цивилизованный характер. Он напечатал несколько копий «Прейскуранта дополнительных услуг, оказываемых бригадами скорой и неотложной помощи города Москвы» и заверил его печатью, практически неотличимой от Большой Круглой Печати Главного Врача. Разница была лишь в том, что вместо слова «станция» на печати стояло слово «больница». Ошибка была сделана намеренно. Изготовление точной копии печати государственного учреждения с точки зрения закона считается более тяжким деянием, нежели изготовление чего-то похожего, но не совсем.

Также на прейскуранте красовалась замысловатая подпись главного кадровика московской скорой Сестричкина, которую просто невозможно было отличить от настоящей. И расшифровка присутствовала «Сестричкин В.В.», все, как положено.

Брал Кондратий строго по прейскуранту, выдавал в обмен на деньги пронумерованные квитанции – комар носа не подточит. Сам факт перевода скорой помощи на коммерческую основу практически ни у кого в то время удивления не вызывал. Тогда много говорилось о том, что скоро вся медицина станет платной, а врачебная помощь неимущим будет ограничена только выписыванием свидетельства о смерти.

Работал Кондратий осторожно, с умом и разбором. Часто вызывающим «хроникам» прейскурант не показывал, и шибко умным тоже не показывал, брал только там, где можно было взять спокойно и не спалиться при этом. Система бесперебойно работала около полутора лет. Полтора года без единого срыва – нет, вы только представьте! Из-за вечной папочки с прейскурантом и квитанциями доктора Кондратова на подстанции прозвали Бухгалтером.

Разумеется, коллеги все знали, потому что от своих секретов нет. И заведующая подстанцией тоже знала, но предпочитала не встревать. Надо сказать, что на фоне повальной торговли нехорошими веществами, охватившей в те годы столичную скорую помощь, «шалости» Кондратова выглядели невинной детской забавой. Пускай уж забавляется с бумажками человек, если ему так охота.

Но сколько веревочке не виться, а все хорошее когда-нибудь заканчивается…

Однажды Кондратий так умотался, что оставил на вызове прейскурант, причем оставил крайне неудачно – у журналиста, которого интенсивно пролечил от похмелья. Придя в себя, журналист обнаружил на тумбочке прейскурант, изучил его и написал статью под чудесным названием «Цена здоровья». Статья была опубликована в одной популярной столичной газете, которую условно-образно можно назвать «Московским сплетником». К тексту прилагалась фотография одной из восьми страниц прейскуранта.

Возмущенное скоропомощное руководство пригрозило редакции «Сплетника» судом. Редакция в ответ предъявила фотокопии прейскуранта, которые скоропомощное руководство поспешило объявить подделкой, но при этом начало служебное расследование.

Бедного доктора Кондратова взяли за жабры с двух сторон – администрация требовала объяснений, а журналисты приставали с расспросами. Каждой из сторон хотелось доказать свою правоту. Судьба Кондратова не интересовала никого, кроме его самого.

Кондратий поступил мудро – взял больничный, чтобы пересидеть бурю дома. Жаждущий крови Сестричкин тоже поступил мудро – в сопровождении одного из своих прихвостней явился к Кондратову домой с проверкой, которая ничего не дала. Кондратов находился дома, был трезв и двигался так, как положено двигаться при радикулите. На выходе Сестричкин столкнулся с Журналистом, который пришел к Кондратию для разговора по душам и выяснения деталей.

– Какое чуткое у вас руководство, – закинул удочку Журналист. – Нечасто увидишь, чтобы руководитель такого уровня навещал заболевших сотрудников.

– Ели бы так, – вздохнул Кондратий. – Он угрожать мне пришел. Сказал, что если я не стану держать язык за зубами, то исчезну бесследно. Он может такое устроить, спокойно. Он вообще страшный человек, дон мафии в овечьей шкуре. Это же он дал мне прейскурант и квитанции. Буквально принудил меня заняться этим преступным промыслом. Вы думаете, что я ему половину заработанных денег отдавал? Как бы не так! Две трети! И попробуй не отдай – пустят на шаурму. Знаете, кто у него в друзьях?..