Золото Ларвезы (СИ) - Коблова Ирина - Страница 14

С такой интересной собеседницей скучать в дороге не приходилось. И Орсойм пребывал в сносном расположении духа, не выговаривал Эрмодии за то, что она пристает к нему с женскими глупостями и не знает, чем себя занять. Путешествие оказалось вовсе не таким тягостным, как она опасалась.

Только один эпизод омрачил ее настроение – когда на станции Табрай она увидела этих.

Две женщины в форме амулетчиков Ложи, с нашивками железнодорожных служащих. На них были штаны и куртки с карманами, шнурованные ботинки, ремни с поясными сумками – все как у мужчин-амулетчиков. Одной лет сорок, полная, с широким круглым лицом и шапкой вьющихся волос, подрезанных до ворота, Эрмодия ни за что бы не вышла за порог с такой простецкой прической. Другая помоложе, наверняка считает себя хорошенькой, каштановые волосы заплетены в косу, ремень на талии туго затянут, как будто напоказ. Они осматривали состав на предмет прицепившейся нечисти, заглядывали под вагоны, забирались по лесенкам на крыши. Вроде бы что-то нашли – с дальнего конца поезда донеслись их возгласы.

– У тетки-то задница в штанах еле помещается, – поглядев сбоку на приунывшую Эрмодию, заметила компаньонка. – Боги свидетели, я бы постыдилась! А молодая и вовсе коза козой.

Они чинно прогуливались по перрону вдоль длинного вокзального здания. Клименда держала над ней шелковый зонтик с оборками – от солнца. Пассажиры высыпали размяться и подышать свежим воздухом, было людно, как на бульваре в час променада, а эти две амулетчицы никого не стеснялись.

В прежние времена амулетчиками на государственной службе становились главным образом мужчины. Из женщин мало кому удавалось туда пробиться, большинство амулетчиц находило применение своим способностям по хозяйственной части. А после смуты все переменилось – Верховный Маг издал указ, чтобы их тоже брали, «ибо для амулетчика Светлейшей Ложи главное не половые признаки, а лояльность, соблюдение Устава и голова на плечах». Тех, кто переметнулся на сторону самозваного короля, от службы отстранили, так что лояльные амулетчики были нарасхват.

Орсойм не одобрял женщин-амулетчиц, и Эрмодия тоже не одобряла. Но желающие нашлись, да еще захотели носить мужскую форму – якобы в штанах заниматься такими делами сподручней, чем в юбках – и руководство пошло им навстречу. Вдобавок тех, кто изъявил желание, начали обучать рукопашному бою – считалось, что для амулетчиков Ложи это полезный навык. Если в присутствии Эрмодии заходила речь о таких ужасных вещах, она говорила: «Фу, не надо об этом, это же совсем противоестественно», – всячески показывая, что ей неприятно.

Не случись той катастрофы с Накопителями, не было бы всех этих перемен, которые, по словам Орсойма, «расшатывают устои нашего общества». Лабелдоны всегда старались держаться подальше от любой крамолы, но как-то раз, обсуждая тревожным шепотком последние нововведения, договорились до того, что Шеро Крелдона заслуженно прозвали «душителем свободы». Потому что его указ об амулетчицах на государственной службе – наступление на свободу тех, кто хочет жить, как заведено, не сталкиваясь на каждом шагу с девицами в штанах.

Когда поезд тронулся, Эрмодия снова их увидела: те сидели на скамейке в конце обезлюдевшего перрона, что-то пили из кружек, между ними стояла корзинка со снедью, как на загородном пикнике. Обе выглядели бодрыми и веселыми, хотя чему радоваться, если содержать тебя некому, и приходится самой зарабатывать на жизнь. Хвала богам, Эрмодию такая участь миновала, но все же она ощутила смутное неудовольствие, словно ей плохо, а им хорошо, словно она птица в клетке, которая смотрит сквозь прутья на вольных птиц.

Объяснение пришло в голову само собой, и от облегчения она даже вздохнула со слабым стоном: ну конечно, им хорошо – ведь они на солнышке, на воздухе, а ей еще ехать и ехать в этом поезде! Она сама уже вся пропахла поездом, и волосы у нее стали сальные, и уборная здесь как железный зверь с лязгающей пастью… Это единственная причина, почему она им позавидовала, а в остальном они ей должны завидовать.

Наконец добрались до Сакханды. Недавно побеленный вокзал сверкал на солнце, как будто его слепили из снега, а все вокруг было глинобитное, спекшееся – мешанина бурых, песочных, бежевых, зеленовато-коричневых построек с приплюснутыми крышами и занавешенными балкончиками. В глазах рябило от пестрых вывесок и разноцветных зонтиков. Улочки были кривые, плохо вымощенные, зато на каждом шагу попадались храмы Ланки, украшенные золочеными масками воровского бога, который считался покровителем города.

За Лабелдонами прислали коляску, так что им не пришлось лезть в толчею на привокзальной площади и нанимать экипаж или паланкины. Ветер гонял пыль, Эрмодия опустила вуаль. Оказавшись в этом варварском городе, она опять почувствовала себя несчастной, а Клименда всю дорогу вертела головой, глядя по сторонам с жадным любопытством.

– Жарища, – заметила она вслух. – Но свыкнуться можно, у нас летом, когда раздухарится, так же бывает. Если бы вы мне выплатили жалование за минувшую восьмицу, я бы сходила до лавки, что-нибудь из одежды себе куплю, а то мое платье, простите за такой конфуз, пропотело насквозь.

– Можно ведь, Орсойм? – нерешительно спросила Эрмодия.

Новоиспеченный заместитель управляющего сакхандийским представительством «Масел и пряностей Юга» озирал улицы, по которым они проезжали, с прищуром стратега, и она робела отвлекать его от раздумий.

– Да, это можно. Клименда, получишь свое жалование и купишь все необходимое. Компаньонка моей жены и наша домоправительница должна быть опрятной.

– Почтительно благодарю вас, господин Лабелдон, – просияла компаньонка.

Снятый для них двухэтажный дом выглядел запущенным – потолки нуждались в побелке, стены в покраске или в новых обоях, которые завозят сюда из Ларвезы – зато какой же он был большой и просторный!

– Не дворец… – обронила Клименда с таким видом, словно раньше жила во дворце, но после добавила: – Я хочу сказать, все здесь надо выскоблить, и тогда у вас будет не дом, а конфетка!

Получив свое жалование, она отправилась за покупками. Служащий из конторы, встречавший Лабелдонов, нарисовал ей на бумажке, как дойти до ближайшей лавки. Он предлагал ее проводить, но компаньонка отмахнулась:

– Не пропаду. Мне надо поскорее тут освоиться, чтобы быть полезной госпоже Эрмодии.

Прошел час. Прошло два часа. Прошло четыре часа. Небо над шумным глинобитным городом стало темно-розовым, начали сгущаться душные сумерки, а Клименда все не возвращалась.

– Куда она запропастилась? – растерянно спросила госпожа Лабелдон.

– Я не знаю, – недовольно бросил Орсойм. – Гефройсим предлагал ее проводить! Все это ваше женское упрямство… Ее могли похитить работорговцы, ее могли утащить и съесть амуши. В лучшем случае она заблудилась, и тогда, надеюсь, завтра найдется. Пусть это послужит тебе уроком, чтобы ни шагу из дома без сопровождения!

– Да, да… – всхлипнула Эрмодия.

Она беспокоилась не столько о сгинувшей в дебрях Сакханды компаньонке, сколько о себе: кто теперь будет заботиться о том, чтобы она не скучала, ездить с ней за покупками и надзирать за прислугой?

В это самое время никем не съеденная и не похищенная Клименда Чимонг, она же Глодия Орвехт, в недавнем прошлом Глодия Кориц, стояла в храме Зерл перед статуей богини преследования и молилась:

– Яви свою милость, Неотступная, помоги мне добраться до этого поганца, чтоб я выложила ему всю правду о том, что это был его загубленный ребеночек, чтоб истинная правда навеки застряла ему костью в глотке, и чтоб не смог он эти мысли из башки своей дурной выкинуть! Направь мой путь по стезе преследования, чтоб я настигла засранца, где бы он ни был, и все бы ему высказала, и наплевала бы в зенки его бессовестные! Помоги мне достигнуть цели и свершить возмездие, чтоб засранцу всякий раз икалось, как меня вспомнит, а я тебе за это пожертвую… – тут Глодия запнулась. – Денег сколько могу пожертвую…