Выбери любимый жанр

Письма шестидесятилетнего жизнелюбца - Делибес Мигель - Страница 1


Изменить размер шрифта:

1

Мигель Делибес

Письма шестидесятилетнего жизнелюбца

Перевод С. Имберта

Cartas de amor de un sexagenario voluptuoso.

К дурному обычаю говорить о себе самом и своих недостатках следует добавить, как составляющую с ним единое целое, и привычку обличать в характерах остальных недостатки, подобные собственным.

Марсель Пруст
25 апреля 1979 г.

Глубокоуважаемая сеньора!

Вчера, ожидая своей очереди в приемной врача, я по чистой случайности наткнулся на Ваше объявление в разделе «Знакомство по объявлению». Я небрежно перелистывал журнал, проглядывая бегло его страницы, как вдруг на полосе, где помещалось Ваше объявление, будто нечто окликнуло меня, словно бы строки эти были намагничены или обрели неожиданно движение и рельефность, в силу чего не смог я не откликнуться на их зов. Я прочел их. Прочел Ваше объявление несколько раз, как бы угадывая за бесхитростными словами некий иной, подлинный, сокровенный смысл. И вот теперь, дома, оставив поспешность и прежде, чем включить телевизор, решился я написать Вам эти строки.

Передо мной лежит Ваше объявление, лаконичное, но выразительное. Я совершил маленькое злодеяние, на которое никогда не считал себя способным: вырвал из журнала страницу. Это были тягостные мгновения, в течение которых я чувствовал себя так скверно, словно бы совершал преступление. И ведь, ежели подумать, поистине есть нечто преступное в том, что осмелился я искалечить печатное издание, преуменьшив тем самым силу Вашего призыва, лишив Вас той части потенциальных читателей, к которым мог попасть экземпляр, присвоенный мной столь неблаговидным образом. Если же закрыть глаза на этот недостойный поступок, действие Вашего послания было мгновенным: у меня не мелькнуло даже тени сомнения в том, что слова Ваши предназначались именно мне. Почему же?

Не так просто объяснить это. Текст Вашего объявления (за № 921), лежащий сейчас у меня перед глазами, гласит следующее: «Сеньора из Севильи, вдова, 56 лет, моложава, хорошее здоровье. Вес 53 кг, рост 1, 60 м. Любит музыку и путешествия. Хорошо готовит. С мужчинами до 65 лет родственных интересов». Ежели подумать, ничего особенного, но, как я уже Вам сказал, именно это объявление из числа стольких, там помещенных, привлекло мое внимание, заворожило меня до такой степени, что я не прочел больше ни одного. Я прямо-таки застыл на стуле, подле двери, не сводя глаз с этих строк, шрифт которых, в данном случае 8-й курсив, ничем не отличался от шрифта других объявлений (как, впрочем, и остальные сведения, что в основном, варьируясь лишь в возрасте, поле, росте или месте жительства, были по сути одинаковыми), но которые тем не менее содержали нечто такое, что притягивало меня, заставляло чувствовать себя адресатом. Быть может, упоминание о Вашей привлекательной моложавости? Или стройность Вашей фигуры, о чем говорят рост и вес? Ваше доброе здоровье? Уверенность в себе, о которой свидетельствует стиль заметки, или, может быть, порядок, в каком Вы перечисляете свои достоинства, восходя от самого заурядного к наиболее возвышенному, с тем чтобы в заключение подчеркнуть свой кулинарный талант, словно бы давая понять, что влечение к музыке, будучи удовлетворенным, не мешает Вам спуститься на землю и направиться на кухню поджарить картошки?

Я давно убежден, что одним из наиболее явных признаков упадка на Западе является прогрессирующее пренебрежение кулинарией. От сегодняшних девушек нередко можно услышать, что они не теряют на нее времени. Считаете ли Вы, сеньора, что время, затраченное на готовку, – это потерянное время? До недавних пор кухня была одним из немногих культурных устоев, которые мы еще почитали, но поглядите, что творится в последние годы – какая деградация, сеньора! Газ и электричество вместо дровяной плиты, жаровни на спирту, скороварки – какие пагубные изобретения! И, словно бы этого мало, – искусственный корм для скота, консервы, замороженные продукты… Но хуже всего, что это подается нам как прогресс, тогда как в действительности та же солка мяса и рыбы – средство древнее, как мир. Так что же это за достижения? – спрашиваю я. И где тут прогресс?

Моя покойная сестра Элоина, царствие ей небесное, бывшая на двадцать лет старше меня, готовила отменно, но по старинке. Она никогда не пользовалась ничем, кроме дровяной плиты. На дровах и углях, умело орудуя поддувалом, Элоина доводила до совершенства любое блюдо. В этом состоял весь ее секрет. И не подумайте себе, сеньора, что в нашем доме стряпались какие-нибудь изысканные яства; ведь что делает кухню искусством, так это как раз обратное – надо услаждать вкус простой едой, добиваться отличного качества повседневной пищи: кастильского косидо [1], супов или чечевичной похлебки. Какие косидо готовила моя покойная сестра Элоина!

В прошлый четверг в доме моего доброго друга Бальдомеро Сервиньо, сотрудника по работе в газете, меня угощали косидо, и я не сказал бы, чтобы оно было плохим, но в нем не хватало главного – знаете чего? – фарша. Можете ли Вы представить себе, сеньора, кастильское косидо без фарша? В моем понимании фарш составляет квинтэссенцию косидо, собственно косидо. Только пышный, нежный, пряный, пропитанный соком самого кушанья фарш может служить мерилом этого блюда. Или другая весьма частая ошибка: использование цветной капусты вместо обычной. Вы скажете – дело привычки, но это не аргумент; я так считаю, что следует противостоять подобным посягательствам, нельзя допускать, чтобы суррогаты пускали корни. В искусстве готовки непозволительно беззастенчиво нарушать традицию, как непозволительно забывать о качестве. Оба они обязательны, без них нет кухни. Что сказали бы Вы, сеньора, о кастильской паэлье без колбасок и круглых перцев?

В свете всего сказанного Вы можете вообразить, сеньора, что Ваш корреспондент – человек ненасытный, только и думающий что о съестном, тогда как на самом деле я ценю в еде умеренность и благоразумие. Я испытываю отвращение к обжорам, хотя, не исключено, просто от досады, ибо с юных лет обладал весьма деликатным желудком – возможно оттого, что моя профессия была не самой подходящей для наслаждения гастрономическими радостями. С детства я был воздержан в еде, но, как человек вкуса, уважаю в пище свежесть и качество приготовления.

Как бы то ни было, я отрицаю, что именно упоминание о готовке привлекло меня в Вашей заметке. То, что меня привлекло, возможно, и не было там написано, было, так сказать, неким подразумевающимся достоинством. Между строк, колеблясь от уверенности к нерешительности, отваживались Вы заявить, что нуждаетесь в голосе друга. Очевидно, именно это и тронуло меня. Так или иначе, я находился один в приемной врача и решил вырвать страницу со «Знакомством…». Вот уж щекотливая была минутка! Никогда я не присваивал ничего чужого, и одна мысль о том, чтобы изуродовать печатное издание, пусть даже простую газету, заставляет меня чувствовать одновременно отвращение и стыд. Ведь достаточно было переписать в записную книжку номер Вашего объявления и адрес редакции, но мне это не пришло в голову. Впрочем, правду ли я говорю? Действительно мне не пришло это в голову, или, может статься, я вообразил, что, унося ту страницу, делаю своим нечто Ваше, присваиваю себе этот SOS, посланный наугад? Я не в силах ответить. Ни одной из этих крайностей не могу я сейчас утверждать или отрицать с полной уверенностью. Я человек, склонный к сомнениям, и иногда с горечью думаю, что так и умру, не познав себя до конца. А Вы, сеньора, всегда ли Вы знаете, чем продиктованы Ваши решения? Ни разу не отдавали себя во власть обстоятельств? Никогда не действуете интуитивно, подчиняясь негодованию или страху?

Как я уже говорил, я сидел возле двери, слыша приглушенный голос доктора за перегородкой, и уже собирался вырвать страницу, как вдруг меня охватил страх, что неожиданно может заявиться сестра. Я держал страницу за верхний край, смяв ее под ладонью и чувствуя шелковистую поверхность листа, и мне оставалось лишь рвануть, оторвать по линии сгиба, сложить и убрать в карман. Казалось бы, чего проще. Однако я понял, что не способен на это. Пальцы мои парализовало, они обмякли, словно утратив силу, в то время как глаза обратились к входной двери. Что подумала бы сестра, застав меня в таком положении? Разве не находились все эти журналы на столе для развлечения пациентов, и не обессмысливал ли я их предназначение своим недостойным поступком? Я прислушался. Кроме приглушенного голоса врача, по ту сторону перегородки ничего не было слышно, стояла тишина, и тогда я решился, дернул страницу и вырвал ее, причем столь поспешно и неловко, что оторвал и часть противоположной. Какие ужасные мгновения, друг мой! Видели бы Вы меня в тот миг, торопливо складывающего страницу, прячущего ее нескладным движением в бумажник! В течение пяти минут, пока не сумел успокоиться, я чувствовал только глухие удары своего сердца, но стоило, чуть погодя, пожаловать сестре, и удары возобновились, между тем как я со страхом смотрел на только что изуродованный журнал, словно бы обложка его была прозрачной и эта девушка могла с первого взгляда заметить мой произвол.

вернуться

[1] Традиционное блюдо из мяса, сала, овощей и турецкого гороха, которые варят вместе.

1
Перейти на страницу:
Мир литературы

Жанры

Фантастика и фэнтези

Детективы и триллеры

Проза

Любовные романы

Приключения

Детские

Поэзия и драматургия

Старинная литература

Научно-образовательная

Компьютеры и интернет

Справочная литература

Документальная литература

Религия и духовность

Юмор

Дом и семья

Деловая литература

Жанр не определен

Техника

Прочее

Драматургия

Фольклор

Военное дело