Горгона и генерал (СИ) - "tapatunya" - Страница 35

«Сам на трон полезешь», — смеялся Розвелл, наблюдая за хмурящимся генералом.

Разъяренная гематома их поспешно покинула, и бродяги Розвелла докладывали, что она нашла приют в квартире офицера Антуана Верда. Человека, которого считала своим братом и чей рисунок был найден в кармане наемного убийцы.

Этот убийца по-прежнему тревожил Траппа, потому что он так и не смог выяснить, кто именно его послал, и у него не было никаких гарантий, что это не произойдет снова.

А сейчас гематома была слишком далеко, чтобы быть уверенным в её безопасности.

Трапп утешал себя тем, что Гиацинта Де Ла Круа-Минор-Стетфилд-Крауч была расчетливой стервой, но не вздорной истеричкой. И если она сбежала к Антуану, значит, понимала, что сейчас ей там лучше всего.

Сам генерал невозмутимо занял свой собственный особняк, выставив оттуда каких-то дальних родственников Бронксов, и дом превратился в штаб. Паркер без устали стенал оттого, что ковры вытаптывались, в шторы кто-то сморкался, а фарфоровые вазы использовались в качестве ночных горшков.

Столица бурлила и горела, бряцала оружием и переливалась слухами, в водовороте государственного переворота генерал не спал уже несколько дней, и он сознательно не давал себе времени остановиться. Потому что понятия не имел, правильно ли он сейчас поступает и этого ли хочет от него настоящий король.

Единственный, кому сам генерал считал себя верным.

Знать бы еще, где черти носят этого Джонни.

— Генерал! — капитан Свон пробрался через толпу охраны, которую нагнал ему подозрительный Розвелл. — Вас кое-кто хочет видеть.

Траппу как раз начинало везти в кости, и отвлекаться от самого любимого занятия в мире — бездельничать в казармах — было страсть как неохота.

Но коли уж он возглавил происходящее в столице безобразие, приходилось теперь страдать.

Высокая одинокая худая фигура в плотном плаще.

— Оставь нас, — попросил Трапп, приглядываясь.

Розвелл нахмурился и не двинулся с места.

Из-под длинного плаща показалась жилистая рука без всяких перстней и сделала властный жест, приказывающий Розвеллу убираться.

«Иди», — Трапп улыбнулся.

Он узнал этот жест и эту руку, и непобедимую властность, завораживающую его, сколько он себя помнил.

— Привет, пап, — сказал генерал, когда Розвелл отошел на достаточное расстояние, чтобы их слова не долетали до него.

— Завтра в полдень Его Величество въедет в столицу, — сообщил отец негромко. — Обеспечь ему безопасность и торжественное сопровождение.

— Вижу, у тебя всё в порядке.

— Западные ворота, — раздалось из-под капюшона, и высокая фигура отправилась восвояси.

Кто-то, кому Джонни мог доверять так же, как Траппу.

Кто-то умнее генерала, лучше разбирающийся в интригах.

Кто-то, кто умыкнул Джонни прямо из-под носа Бронксов и укрывал его десять лет, чтобы в самый нужный момент достать как кролика из шляпы.

Отец покинул столицу в ночь после ареста генерала, и многие годы о нем никто ничего не слышал.

Что же, кажется, он не сидел без дела.

— Розвелл, — попросил Трапп, — отправь кого-нибудь за моим братом Чарли. Я хочу видеть его здесь.

— Что это было? — спросил тот, озадаченно глядя вслед долговязой фигуре, закутанной в черное. — Это Смерть за тобой приходила?

Эухения сосредоточенно сдирала шторы в гостиной, кода Трапп появился наконец в особняке.

К её новому нарядному платью были пришиты пуговицы с солдатского кителя, а к плечу приколот аксельбант.

— Что ты собираешься с этим делать? — заинтересовался Трапп.

Она, разумеется, не ответила, дернула шторы сильнее, отскочила от рухнувшей гардины и чихнула от пыли.

После чего достала из кармашка своего платья записку, сунула её Траппу и поволокла шторы вместе с гардинами в сторону кухни.

— Сумасшедшая, — сказал Паркер боязливо. — Вы знаете, что по утрам она продает пирожки, а после обеда работает у некой Люси Смолл прачкой? И я могу поклясться, что ночью… Ну помните того капрала с пышными усами?

Трапп не ответил, разглядывая торопливые строчки на бумаге.

«Мой возлюбленный Порк! Жду тебя этой ночью у Беатрисы. Твоя прекрасная Бэсси».

У горгоны был безупречный почерк, словно она действительно очень старалась хорошо учиться. Сам Трапп до сих пор писал как курица лапой, несмотря на своих многочисленных гувернеров.

— Это ловушка, — сказал Паркер мрачно. — Эта женщина крайне заинтересована в том, чтобы вы пропали с лица земли до того, как притащите в столицу настоящего короля. Вы же понимаете, да?

— Конечно, — согласился Трапп, сминая бумажку.

— И все равно пойдете?

— Разумеется.

— Возьмите с собой кого-нибудь, по крайней мере, — озабоченно попросил Паркер.

— Ну знаете! На свидания я пока еще с охраной не бегал, — фыркнул Трапп.

— Это не свидание, а какая-то военная хитрость, — печально вздохнул верный камердинер.

— Вы совсем идиот? — встретила его горгона, стоило Траппу войти в пышные покои борделя.

На ней было какое-то совершенно неприличное платье, не оставляющее простора для воображения.

— Что за наряд, дорогая? — смеясь, спросил Трапп. — К чему эта куртизанщина?

— Люблю выглядеть аутентично, — заявила гематома самодовольно. — Но как вы посмели сюда заявиться? Неужели не ясно, что это слишком опасно?

— Действительно опасно? — ухмыльнулся Трапп, развалившись на огромной кровати.

Горгона села рядом, изящно расправив полупрозрачные юбки. Она была бледнее обычного, и в её движениях сквозила не свойственная ей нервозность.

— Вы не должны шляться в одиночку в такое время, — принялась она его воспитывать. — Вы хоть представляете, сколько групп сопротивления следят за каждым вашим шагом? Вы думаете, так легко взять столицу? Варкс все еще на стороне короля, а за Гарольдом Бронксом, которого вы так нагло арестовали, стоит немало верных ему людей! А что делаете вы? Бежите в бордель из-за какой-то записки!

— Ваша ненависть ко мне приобретает причудливые формы, — заметил Трапп, находя её руку и поднося к своим губам.

— Я все еще ненавижу вас, — сообщила Гиацинта, запнувшись. — Просто не ожидала, что вы действительно сюда придете.

— Вы зовете — я прихожу, — напомнил Трапп и поцеловал тонкое запястье. — Разве не всегда так было?

— Вы совершенно невыносимы, — прошептала Гиацинта надломленно, и усталые нотки в её голосе отозвались в генерале странной болью.

— Иди сюда, — попросил он, не зная, что ему делать с этой неизвестной раньше болью, и когда Гиацинта потянулась к нему, накрывая его губы своими губами, стало всё только хуже. Потому что внутри этой женщины плескалось столько отчаяния, словно они находились на краю пропасти, и падение было неизбежным. Её волнение дрожью отражалось в Траппе, и он пытался поделиться своей уверенностью, как мог. В поцелуях и прикосновениях, в том, как медленно он тянул вниз ткань её невесомого платья, генерал словно пытался окутать Гиацинту обещаниями, что всё будет в порядке.

Но только сам начинал нервничать всё сильнее.

Гиацинта была знакома его рукам, она провела много ночей, прижимаясь к нему всем телом, и сейчас было сложно поверить, что он мог беззастенчиво дрыхнуть возле этого обжигающего создания. Она целовала его без всякой нежности, словно вступала в схватку, словно с кем-то спорила, но среди этой ожесточенности вдруг проступала удивительная незащищенность, и тогда она прижималась к Траппу так сильно, словно пыталась слиться с ним воедино.

У него было много сил, и он с радостью бы отдал ей их все, но все, что мог, — это ласкать каждую клеточку её тонкого тела, натянутого, как струна. Она всегда была очень худой и сильной, и подчинялась с некоторым сопротивлением, как будто и здесь стремилась одержать верх. Возможно, Траппу следовало бы отдаться её желаниям, но он чувствовал, что тогда все закончилось бы слишком стремительно, а он не собирался спешить. Её руки в его волосах, его губы между её бедер, хриплое, прерывистое дыхание, сладость на языке и резковатый запах пота и возбуждения дарили острое наслаждение.