Нас с тобой трое (СИ) - "tapatunya" - Страница 4

— Вы курите или смертельно больны? — моментально устав от одышки за спиной, спросил Тимур.

— Не все, знаешь ли, тяготеют к спорту.

— Вижу, мою девушку вы тоже внимательно разглядели.

— Она идеальна.

Тимур остановился и оглянулся.

Лиза словно вошла целиком в один кадр.

Гладкие волосы собраны в строгий пучок. Очень много косметики, круглое лицо, тяжеловатые бедра при узких плечах, нелепые каблуки, яркий рот, тяжелое дыхание.

— Господи, — вырвалось у него, — о чем только думал это придурок?

— Он смотрел на вещи шире.

— Послушайте, Елизавета… как там было?

— Алексеевна.

— Вот именно. Давайте на этом остановимся. Не следите больше за мной. Не приходите на мои лекции. Не делайте ничего, со мной связанного. Я желаю вам преодолеть все эти стадии принятия горя, в которых написано в интернете. Выйдете за кого-нибудь замуж, заведете собаку или ребенка, начнете носить кроссовки. Я просто не хочу больше о вас ничего слышать.

— О, детка, — жалобно, насухую всхлипнула она. — Мы бы могли… поддержать друг друга в это сложное…

— Нет, — отрезал Тимур. — Все-таки, я вас ненавижу. Вы мне отвратительны, и всё такое. Мокрая жаба.

Она засмеялась сквозь слезы.

Он сердито зашагал прочь, унося себя от её грусти и понимания, и загадок.

Что же такого видел в ней отец, чего никак не ухватит Тимур?

Пообещав себе больше никогда не думать об этой жалкой пародии на женщину, Тимур отправился к той, кто был самим совершенством

— Что значит — у тебя умер отец?

Тамара смотрела на него с таким потрясением, что Тимуру даже стало стыдно.

Наверное, нужно было сообщить ей. Любящие люди должны поддерживать друг друга в болезни и горе, но почему-то Тамара не вписывалась ни в кладбищенскую историю, ни в траурную.

Некоторые женщины созданы для того, чтобы нести свет и радость, а не для того, чтобы варить кутью для поминок.

Она была идеальной, Лиза дала верное определение.

Умная и добрая, красивая и стройная, молодая и спортивная, интеллектуалка с отличным чувством юмора.

— У тебя умер отец, и ты только сейчас мне об этом сообщаешь? — повторила Тамара.

Можно было подумать, что он совершил что-то постыдное.

— Прости, — сказал Тимур, нисколько не чувствуя себя виноватым.

Она встала и прошлась по комнате, как всегда делала, когда о чем-то напряженно думала.

Тама жила в небольшой хрущевке с довольно убогим ремонтом. Как и многие вчерашние выпускники вузов, она еще не слишком много зарабатывала и ненавидела квартиру, которую у неё получалось снимать.

Наверное, Тимур давно должен был предложить ей жить вместе, но ему нравилось возвращаться в тот дом, где никого, кроме него самого, не было.

Ему необходимы были часы одиночества, чтобы наутро снова отправиться в мир людей и не чувствовать себя среди них голым.

Квартира, в которой он жил, досталась ему после смерти бабушки, и была наполнена воспоминаниями детства и прозрачно-хрустальной теплотой, которую посторонние люди непременно бы разбили.

— Как ты? — продолжая расхаживать туда-сюда, спросила Тамара. — Держишься? Вы же не были особо близки с отцом?

— Нормально, — ответит Тимур, — держусь. Не были.

Она остановилась и посмотрела на него внимательнее.

Наверное, ей очень хотелось поругаться сейчас — за то, что он как бы выкинул её за порог своего горя, проводя определенную черту между ними. И Тимур был благодарен ей за сдержанность.

День был долгим и унылым, а вечер — сложным и эмоциональным.

— Мне бы хотелось, — сказал он, — сделать что-нибудь скучное. Посмотреть, например, футбол. Или поиграть в шахматы.

— Что-то, во время которого не надо было бы разговаривать? — вздохнула Тамара и обняла его.

В университете их называли «Тим-Там».

Они учились в одной группе и начали встречаться на четвертом курсе, каким-то образом благополучно миновав рифы темпераментного начала романа и периода притирки, об который разбиваются многие любовные лодки.

Тимур ужасно волновался, когда решил, что ему непременно надо поцеловать Тамару, и целую неделю набирался смелости, отступая назад при каждом удобном случае.

— У тебя такое выражение лица зверское в последнее время, — сказала Тамара. — Зуб болит?..

Она была смешливой и редко о чем-то переживала. Удивительно ценное качество для вечно рефлексирующего Тимура. Тама жила в этом городе одна, её родители остались где-то там, в небольшом поселке, откуда она прибыла в университет. Обычно Тимуру казалось, что это ужасно удобно: взять и уехать от своей семьи, но Тама почему-то скучала по родителям и сестрам.

Это было сложно понять.

Инга позвонила, когда Тимур уже почти задремал у телевизора.

— Мне кажется, что у нашего отца была любовница, — без всякого вступления заявила она.

Инга то и дело без всякого объявления войны обрушивала на Тимура информацию, которую ей удалось раздобыть. В школе он с ума сходил от тех подробностей, с которыми старшая сестра посвящала его в свою личную жизнь.

Сам Тимур не испытывал потребности делиться с кем-то своими переживаниями.

— С чего ты взяла? — немедленно рассердившись, спросил он.

Тамара с сонным недоумением посмотрела на него. Её удивили эти интонации.

— Я сейчас приеду к тебе, — сказала Инга и повесила трубку.

Она всегда просто сообщала о своих действиях, не дожидаясь обратной связи.

Тимур поцеловал теплую и уютную Тамару, которая моментально вернулась в свое сонно-телевизионное облако, и поехал домой.

— Какая теперь разница, — сказал Тимур, открывая дверь в свою квартиру.

Инга дожидалась его на лавочке у подъезда и была раздосадована этим обстоятельством.

— Сделал бы ты уже для меня дубликат ключей от квартиры, — проворчала она.

— Ни за что на свете, — привычно отказал ей Тимур.

— Между прочим, она была и моей бабушкой.

— Ты приехала поговорить и о бабушке тоже?

Инга прошлась по кухне и заглянула в миксер.

— У меня мурашки по коже бегут от твоей стерильности. Давай хоть яйцо разобьем об стену, что ли? Всё добавится какой-то живости.

— Чая? — кротко спросил Тимур.

— Пива, — отмахнулась Инга. — Или что у тебя там? Вино?

Значит, она приехала надолго, и они начнут разговаривать по душам.

О, господи.

Инга нуждалась в разговорах, как растение в солнечном свете.

Тимур протянул ей бутылку пива, а себе плеснул вина.

Надо стараться быть внимательнее к Инге и маме, — снова напомнил он себе.

Они-то, в отличие от него, действительно скорбели.

— Никак не могу поверить, что папа… Невероятно, правда? — Инга смотрела на него вопросительно и жалобно. Оставалось только удивляться, каким непогрешимым выглядел отец в её глазах.

— Невероятно, — буркнул Тимур. — Наверное, ты ошиблась. Да и потом… Сейчас это уже всё равно.

— А вот и нет, — живо возразила Инга. — Маме кто-то досаждает анонимными звонками.

От неожиданности Тимур на полном серьезе удивился.

— Не понял.

— Звонит какая-то женщина. Плачет. Спрашивает, также плохо маме, как и ей.

— Может, какая-нибудь одиозная студентка? В отца были влюблены все первокурсницы. Они же ненормальные, и им всего восемнадцать.

— Не знаю, — с сомнением протянула Инга. — Голос вроде взрослый.

— А мама?

— Молчит. Но ты же её знаешь.

Иногда ему казалось, что отец соткан из воды, а мама — из камня.

— В любом случае это какая-то ерунда, — сказал Тимур. — Зачем было бы этому болвану…

— Тим!..

— Заводить себе любовницу? Если мама вышибла его вон, он остался бы с голой задницей.

— Ты совершенно невыносим, — вздохнула Инга. — Почему у тебя так всё сложно? Что это? Тестостерон?

— Что эта женщина хочет от мамы?

— Ты знаешь — кажется, что сочувствия.

На следующий день Тимур позвонил завкафедрой и попросил адрес Елизаветы Алексеевны.