Для тебя я Ведьма! (СИ) - Вечер Ляна - Страница 4

— Значит… Когда всё закончится, ты отвезёшь меня в Сэнбари к судье? — сглотнула застрявшую в горле догадку.

— Давай не будем загадывать, — тёплая ладонь легла мне на плечо.

— Дождь прошёл, — вздохнув, отодвинула ткань и сощурилась от света.

— Амэ, — Сальваторе ухватил за запястье, когда я уже была готова выскользнуть из клетки, — прости за пощёчину.

Польнео — лучшее место великих земель Ханерды, он светится зеленью даже в середине осени. Люди выращивают цветы и небольшие деревья в бочках, выставляют эту красоту на улицу, а ночью забирают домой. Что может быть прекраснее, чем ароматные клумбы и причудливые фигуры животных, созданные из сочных зелёных кустов? Не бывала здесь, но отец рассказывал о Польнео много и охотно — он жил тут и встретил маму…

Пока Торе вёл лошадку по чистым уютным улочкам, я выглядывала из-под вороха плащей в телеге, чтобы хоть одним глазом увидеть город из папиных рассказов. Клетку мы сняли ещё в лесу. Лошадей своих товарищей Тор огрел кнутом, отправив по дороге в сторону ближайшей деревни, а мне строго настрого запретил высовываться, пока не приедем к другу-лекарю.

Остановившись у каменного забора с коваными воротами, Торе замахал руками. Металлические створки взвизгнули, впуская нас в просторный двор. Огромный двухэтажный дом из камня и какого-то явно не дешёвого дерева, аккуратно стриженые газоны, не меньше полусотни зелёных скульптур, целое море цветов в горшках на мощёных тротуарах. Раз, два, три, четыре… — я вылезла из укрытия, увлечённо пересчитывая каминные трубы.

Привыкла жить скромно, в лесной хижине, каждый день проводила с отцом и стаями ворон в огороде, а тут… Нет, конечно выбиралась в город и на шабаши летала, но ничего подобного видеть не приходилось.

— Шею не сверни, — хохотнул кучерявый, спрыгивая с телеги.

— Не думала, что лекарь может жить так, — приняв руку Сальваторе, наконец, выпрямилась и с удовольствием потянулась.

— Лекарь святейшей инквизиции может.

— Друг мой! — навстречу нам вышел мужчина в длинном сером балахоне.

Он словно плыл по дорожке из камней — высокий, светловолосый, молодой. У меня сердце дёрнулось.

— Ромео! — радостный возглас Тора, и друзья захлопали друг друга по спинам.

— Я не получал письма о твоём прибытии, — лекарь смотрел на друга, держа за плечи.

— Ром, познакомься, — инквизитор отступил, пропуская меня вперёд, — это Амэрэнта.

— Польщён, — Ромео коснулся губами моей руки, в голове загудело.

— Она ведьма.

Лекарь аккуратно выпустил мою ладонь из пальцев, медленно повернулся к другу и замер. Лицо мужчины выражало крайнюю степень удивления. Шутка ли — привезти в дом служащего святейшей инквизиции ведьму! Ромео собрался с мыслями:

— Вижу, дело — дрянь.

— Полное … — Тор не стал произносить вслух подходящее слово.

Ромео повёл нас в свой кабинет. Пока шли через просторную гостиную, успела ошалеть от вида дорогой мебели, ковров и степенно выполнявших свои обязанности слуг. Я плохо считаю, но интуиция подсказывала — если продать даже половину добра, можно пить лучшие вина, есть в самых роскошных тавернах и посыпать дорогу за собой золотом до глубокой старости.

— Что скажешь, дружище? — инквизитор одевался за ширмой, пока лекарь споласкивал руки в медной чаше.

— Синьорину я бы осмотрел более тщательно, похоже, она простужена.

— Не удивительно, — щупая пальцами бархатное сидение стула, болтала ногами, — меня чуть не утопили в холодной реке, я провела сутки в мокрой одежде, а потом тряслась в телеге под влажными тряпками.

— Прошу простить, синьорина Амэрэнта, — лекарь внимательно посмотрел на меня, — вы действительно ведьма… Я вылечил не меньше сотни бедняг, оказавшихся жертвами ваших сестёр, но никогда не имел возможности пообщаться … — его паузы сводили с ума, — почти по душам, с колдуньей. Скажите, вы переносите простуду так же, как простые люди?

— Обычно — да, но сейчас я не чувствую, что больна.

— Ром, ты издеваешься?! — Торе выскочил из-за ширмы и, задрав рукав рубашки, сунул другу под нос клеймо. — Осмотрел нас с ног до головы, чтобы спросить о простуде? Ты только в зад мне не залез, дружище!

— У тебя отвратительные манеры, Тор, — фыркнула, поймав витающие в воздухе ноты светской беседы.

— Прошу прощения ещё раз, — лекарь свёл брови и внимательно оглядел отметину. — Банальное заклинание на соединение душ. Хотя, — он потянулся за увеличительным стеклом, — исполнено весьма неумело, с ошибками.

— Можно что-то сделать? — кучерявый нетерпеливо постукивал сапогом по ворсистому ковру.

— Сальваторе, друг, — Ромео подошёл ко мне, — снять магию такого характера может только тот, кто её сотворил.

— А я говорила! Говорила!

— У тебя отвратительные манеры, Амэ, — инквизитор не упустил момент для мести.

— Продолжу с вашего позволения, — лекарь откашлялся. — Итак, как я уже говорил — излечить вас мне не под силу. Кто виновен в содеянном?

— Виновная мертва, да примет бездна её грешную душу. — Поразительно, как Сальваторе удаётся сочетать светлую веру и грязную ругань.

— Скверные новости, — Ромео вздохнул и прошёлся по кабинету. — В таком случае могу предложить мазь от шрамов.

— Всё? — Тор медленно опустился на стул рядом со мной.

— Да, дружище. К великому сожалению, это всё, чем могу помочь. Мне жаль, Сальваторе, но, похоже, карьера инквизитора для тебя закончена.

Торе молчал. Его глаза снова превратились из синих почти в чёрные. Чувствовала, как в груди Торе растет комок боли и отчаянья. За стеной чужих эмоций не могла понять свои ощущения от слов Ромео, и это было ужасно. Всё равно что голодной смотреть на кусок жареного мяса, не имея рта.

— Друг, ты понимаешь, что это значит? — инквизитор хлопнул по небритым щекам, чтобы немного прийти в себя. — Долгие годы, отданные службе, катятся в бездну.

— Не всё так страшно. Уйдёшь из инквизиции, станешь вести тихую размеренную жизнь. Накоплений у тебя достаточно.

— Ушам не верю… Законченный трудоголик говорит мне о размеренной жизни, — Тор нервно захихикал. — Что с Амэ делать?

— О, синьоры, рада, что вы вспомнили обо мне! — чувства Торе ослабели, и во мне заговорило негодование.

— Сотня дюжин извинений, синьорина, — серый балахон лекаря вспорхнул вместе с лёгким поклоном. — Вам стоит обзавестись новыми документами и позабыть о магии.

— Чего?!

— Что из сказанного Ромом ты не поняла? — Тор напряжённо вздохнул.

— Я ничего не поняла.

— Амэрэнта, не вижу в ваших глазах тёмных духов. Вы ведьма, но бездна не завладела вашим разумом. По крайней мере, пока… — неуверенная пауза Ромео снова всколыхнула раздражение. — Клеймо мы уберём, обещаю, но вам придётся найти способ жить рядом с Сальваторе. Как его друг, могу заверить, он — хороший парень и никогда вас не обидит.

— О, Сильван… — казалось, меня очень тактично толкнули в пропасть.

— У меня есть кое-какие связи. Если ответите на несколько вопросов, то уже через пару часов сюда доставят новые документы для вас.

— А есть другие варианты?

— Пистолет всё ещё со мной, — Торе встал и грохнул на стол оружие, украшенное завитушками-гравировками.

— Я отвечу, — даже думать не хотела о пулях, перед глазами стояло безобразное лицо Эммы с дырой во лбу.

— Ваше имя при рождении, — тоном судьи начал лекарь.

— Амэрэнта Даловери.

— Семья? Муж и дети?

— Мать умерла при родах, отец скончался полгода назад. Не замужем.

— Тем лучше. Где живёте?.. Жили.

— Хижина на окраине Тромольского леса, недалеко от Фарно.

— Значит, соседей у вас не было?

— Пугало в огороде считается соседом?

Именно так представляла допрос в Сэнбари. Только на месте судьи никак не ожидала увидеть красавца Ромео. Мягкий взгляд карих глаз, ровная белая кожа, плавные изгибы узких губ, светлые локоны до плеч — всё, что спасало сейчас от истерики.

Не верилось, что придётся завязать с колдовством, да ещё и жить бок о бок с инквизитором, хоть и бывшим. Что я буду делать, чем заниматься? Как зарабатывать на хлеб? Ничего хорошего, кроме магии, в моей жизни не было. Мы с отцом спасались огородом, деньги — жалкие крохи, что мне удавалось зарабатывать волшебством, видели нечасто. Иногда я выбиралась в город, тайком от инквизиторских патрулей продавала любовные зелья. Магия любви — мой конёк, а весёлые шабаши, подруги-ведьмы — глоток свежего воздуха в непроглядной серости быта.