В дебрях Севера (Приключения волка, медведя и лисицы) - Гранстрем Эдуард Андреевич - Страница 6

— Спой-ка мне что-нибудь, чтобы я мог судить, годишься ли ты на это дело.

Зайцу очень хотелось поступить в няньки к волку, и он постарался получше пропеть свою песенку. Но серому песня его не понравилась.

— Да ты не песню поешь, а кричишь и визжишь! — сказал он косому и пошел дальше искать другую няньку.

^{— Да ты не поешь, а визжишь! — сказал волк.}

Бродить ему пришлось недолго: скоро он повстречал лису.

— Здравствуй, кумушка, — приветливо сказал он ей, — не хочешь ли быть нянькой у моих волчат? Волчихи моей не стало, и теперь некому присмотреть за ними. Умеешь ли ты песни петь?

— Как не уметь! — и лиса громко заголосила: «хороши собой сынки у серого волка, писаные красавицы его доченьки; напою да накормлю я их досыта, уложу я их спать в мягкую постелюшку; спите, мои детушки, спите, почивайте, баю-баюшки-баю!»

Волку эта песня очень понравилась. Он уговорился с лисой и повел ее к себе в логово. Там он сдал ей волчат и пошел на обычный промысел — добывать корм своим детушкам. Рыская по лесу, он увидел пасущуюся лошадь и стремительно бросился на нее. Перекусив ей горло, он перегрыз одну ногу и понес ее домой. Там он передал ее лисе и, как заботливый отец и хозяин, просил няньку хорошенько смотреть за детьми, а сам снова ушел на промысел.

Лиса с аппетитом села лошадиную ногу, но, так как для нее этого было мало, она вдобавок села одного волчонка.

К вечеру волк вернулся и спросил лису:

— Кормила ли ты моих деток? Сыты ли они?

— Будь покоен, куманек, — ответила лиса, — напоила и накормила я их досыта; теперь они спят себе сладким сном, баю-баюшки-баю!

Волк поверил, что волчата его сыты и здоровы, и снова ушел на промысел.

Утром лиса с голоду принялась за другого волчонка и скоро съела его, а когда вечером волк вернулся и спросил ее, как поживают его детки, лиса опять ответила:

— Будь покоен, голубчик; твоих деток я напоила и накормила досыта; они спят теперь сладким сном, баю-баюшки-баю!

И на этот раз не догадался волк поглядеть на волчат и опять ушел на промысел.

Но на другой день, вернувшись домой, он непременно захотел посмотреть на своих деток и полез в логово.

Лиса только что перед этим съела последнего волчонка, и теперь сильно струсила.

— Твои детки, голубчик, — сказала она волку, — так выросли, что нам вдвоем тут не будет места; если уж ты непременно хочешь войти в логово, то дай мне сначала выйти.

Глупый волк выпустил лису и полез в логово, где вместо волчат нашел только их косточки. При виде жалких остатков своих дорогих детенышей он пришел в страшную ярость.

Лисанька уже была далеко, но волк бросился в погоню и наконец догнал ее. Она вовремя заметила его и спряталась под камень, подобрав под себя лапы.

Но одна из лап торчала немного снаружи, и волк с яростью ухватился за нее зубами; теперь лисе пришлось бы поплатиться за все проделки, если бы хитрость не спасла ее и на этот раз.

— Что ты делаешь, простофиля! — завизжала она от боли, — ведь ты грызешь камень! Все мои лапы здесь у меня!

Волк поверил, что он и в самом деле вцепился зубами в камень, и выпустил лапу лисы, а она быстро подобрала ее под себя.

Видя, что ему не добраться до лисы-злодейки, волк угрюмо побрел в свое логово.

На пути она встретила медведя, который случайно поймал тетерева и теперь осторожно нес его в зубах, чтобы показать всему звериному царству, что-де и он, медведь, умеет птиц ловить.

Смотрит лиса с завистью на медведя и думает:

«Как бы мне оставить этого косолапого без завтрака? Уж очень он чванится своей ловкостью!»

И она тотчас придумала средство.

— Скажи, любезный, откуда теперь ветер дует? — спросила она медведя.

Медведь посмотрел на верхушки дерев, чтобы узнать, в какую сторону их клонит ветер, а потом пробурчал сквозь зубы: «ту-ух, ту-ух, ту-ух».

Лиса притворилась, что не понимает его, и повторила вопрос:

— Откуда же дует ветер, голубчик? Скажи, если знаешь?

Медведь опять пробурчал то же самое, а когда лиса в третий раз спросила его, он не выдержал и сказал:

— С севера!

Но едва успел он разинуть пасть, как тетерев взмахнул крыльями и улетел.

— Это ты виновата, что я выпустил тетерева! — упрекал лису с досадой медведь.

^{— Это ты виновата! — упрекал лису медведь.}

— Сам виноват, простофиля! — сказала лиса. — Если бы меня кто-нибудь спросил, откуда ветер дует, я сумела бы ответить, не разевая глотки. Поделом тебе, увалень, что остался без завтрака.

И лиса поспешно убежала от медведя, который хотел наказать ее за насмешки.

— Что ты тут делаешь? — спросил он мужика.

— Да вот, пашу поле, потом засею его, а осенью сниму с него хлеб, — ответил мужичок.

— Возьми меня в помощники, — предложил медведь. — Я вспашу и обработаю тебе поле, а ты поделись со мною урожаем.

— Изволь, — ответил мужичок. — Если ты вспашешь и обработаешь мне поле, мы поделим поровну жатву.

Медведь усердно принялся за работу, отлично вспахал и заборонил поле, а потом спрашивает мужика:

— Что же мы теперь сеять будем?

— Разделим поле пополам, — сказал мужичок, — одну половину засеем репой, а другую — пшеницей.

Сказано — сделано. Посев удался как нельзя лучше, и урожай вышел отличный.

Когда наступило время жатвы, мужичок повел медведя к засеянному репой полю и говорит:

— Выбирай, Мишенька, что знаешь: вершки или корешки возьмешь ты себе?

^{— Вершки или корешки возьмешь ты себе, Мишенька?}

Думал-думал медведь, да и говорит:

— Я возьму себе вершки.

Мужичок спорить не стал, — отдал медведю вершки, а себе взял корешки.

Пошли они потом на яровое поле и опять приступили к дележу.

— Теперь я уж возьму корешки, а ты бери вершки, — объявил медведь мужику.

— Пусть будет по-твоему, — сказал мужичок и взял себе вершки, оставив медведю корешки.

Настала зима. Мужик нажарил себе репы, напек из пшеницы хлеба и позвал медведя в гости.

Вот пришел Мишенька к мужику, сел одну репку, отведал пшеничного хлеба да и говорит:

— Ты обманул меня: твои вершки и корешки вкусные, а мои, сколько я ни жарил их, все землей отзывают. Погоди, я с тобой разделаюсь за это.