Три сапога пара (СИ) - Царенко Тимофей Петрович - Страница 44

— Ну, мы решили, что раз с вами говорил мой досточтимый предок, все непонимания, между нами, решены? И вы будете более… чутки к нашей слабой человеческой природе? — продолжил осторожно прощупывать почву графеныш. Рей, видимо, машинально, извлек из воздуха связку рунной взрывчатки.

— О, можете не переживать, господа. Я осознал свою ошибку, за давностью лет я и забыл, насколько могут быть ранимы молодые люди.

– И какого же консенсуса вам удалось достигнуть? Как вы планируете выстраивать… обучение? Обойдемся чистой теорией? — предположил весьма обрадованный происходящим графеныш. И даже Рей заметно расслабился.

– Нет, что вы, без практических занятий будет тяжко. Но, как сказал ваш досточтимый дедушка, «это мои мудаки, этих не трогай, один мне нравится, другой хоть и дрянной, но потомок, у тебя полтыщщи душ на территории, вот их и бери, только чтобы ничего не помнили на утро».

– В смысле? -- пробасил Салех.

– Вас мне пытать нельзя. Ну, больше, чем того требует обучение. А вот всех остальных… – Как-то расстроенно произнес Роберт.

– То есть, нам придется пытать других людей? Невинных, которые ничего плохого нам не сделали и такой участи не заслужили? – голос Ричарда дрожал. Он очень надеялся, чтобы это выглядело так, будто бы от сдерживаемого гнева.

– Увы… – склонил голову палач

– Да, мы злы, мы страшно злы, и ненавидим то, что нам придется делать, всей душей! – у Салеха ярость вышла не менее наигранной, но публика была не взыскательной. – Но придется исполнить клятву…

– Рад, что вы отнеситесь серьезно к данному вопросу…

– Предлагаю навестить Хлюста, – деловито перебил учителя бывший лейтенант.

– В пространстве снов вы можете найти только тех людей, кто вам знаком…

– Замечательно! Просто восторг! В смысле, это жуткое зло, но мистер Хлюст поймет, он достоин, он… – продолжал нести чепуху Салех.

– Мы потом перед ним извинимся, – закончил мыль Рея Ричард. – Он поймет…

– Обязательно поймет! – не смог сдержать оскал инвалид.

– Я понимаю, как тяжело это вам, детям века просвещённого абсолютизма, и воздух свободы нашему поколению не ведомы наполняет ваши паруса… – снова начал было старый Роберт.

– Нам надо нагонять программу! – снова перебил Салех. Выглядел он так, словно его хватил инсульт, но Ричард понял, что компаньон скрывает радостный оскал. Вернее, пытается.

Виктору снилась Регина.

Девушка обхватила парня крепкими бедрами и, откинув голову назад, сладко и протяжно стонала.

Длинные черные волосы темным водопадом скользили по белоснежной коже. Высокая, огромная (во снах Виктора) грудь девушки завораживающе колыхалась. Руки молодого человека скользили по ее крепкому животу.

Девушка отвечала на ласку, и тоже прижала свои аккуратные ладошки к груди парня. Сладкая нега накрывала с головой, и Хлюст был близок к тому, чтобы лихорадочно подскочить с кровати и отправиться в ванну стирать белье. Но что-то изменилось. Ладони девушки что слегка царапали кожу внезапно вошли под нее, и тонкие пальцы уцепились за ребра. Девушка посмотрела в глаза замершему от боли Виктору и распылалась в знакомой жуткой ухмылке Рея Салеха. Виктор заорал от ужаса, не понимая, почему не может проснуться, и что-то выдернуло его вверх…

В следующий момент он осознал себя, распластанным на медицинском столе. Руки и ноги были сплавлены с его поверхностью. Виктор закрутил головой. Над ним нависали трое. Упомянутый Салех, сэр Ричард Гринривер и какое-то жуткое существо с четырьмя руками. Гринривер с отвращением кривился. И кается, он был готов стошнить.

– Мистер Салех, это было отвратительно, о боги, Роберт, я вас очень прошу, одолжите мне ту заостренную ложечку?

– Зачем она вам? Сейчас очередь Мистера Салех работать.

– Я хочу вырвать себе глаза! Я хочу как-то развидеть то, что я видел! Да я больше на мисс Штраус смотреть не смогу!

Рука демона удлинилась, и он отвесил мощный подзатыльник Гринриверу, от чего тот рухнул на пол, пропав из поля зрения Виктора.

– Неуч! Балбес! Орясина! Твой товарищ начал пытку, даже не причинив толком боли! Даже со стертой памятью наш сегодняшний материал не сможет смотреть на обнаженных женщин, он почти навсегда сломал человека, даже не размявшись! Учись, бездарность!

Все эти разговоры не нравились Виктору. Но возразить он не мог. Его губы были плотно сшиты.

– Ты не дергайся. Если хочешь – кричи. Попробуй расслабиться, так оно легче будет. Кстати, вот зеркальце! – Салех постучал по повисшему в воздухе зеркалу. – Вдруг тебе интересно будет. Ты меня ведь понимаешь? Если да, моргни два раза.

Холодеющий от ужаса студент моргнул. Дважды.

– Понимаешь, Виктор, в чем беда, – продолжил свою речь Салех. – Ты мне не нравишься. Не люблю я таких людей. Смотришь на всех свысока, уверен, что все вокруг тебя выбирают зло. А ты всегда на стороне добра. Ведь ты не я, или не Гринривер. И тебя мир за это добро награждает. А мы все такие злыдни, которые несут только боль другим. Хотя мы лишь несем то, что нам дала жизнь, полной мерой. Но только одного ты не учел. Мы совсем не в доброй сказке. Так что будь добр, выбирай, нога или рука?

Выпученные глаза были ответом.

– А придется выбрать. Иначе выберу я, для меня выбор гораздо шире! – прозрачное лезвие скальпеля нависло над пахом.

Виктор дважды моргнул.

– Молодец. Рука? Нога? Значит, все же нога? Хороший выбор, одобряю. А правая, или левая? Тебе, Виктор, какая больше по нраву? Левая? Хорошо, значит левая… Ты если что кричи, не стесняйся, ах, у тебя же губки срослись… Тогда…

Взмах скальпеля рассек рот и раздался протяжный, полный ужаса вопль.

Дальнейшее напоминало то, чем и являлось: жуткий сон. Сначала Салех снял с левой ноги кожу, до середины икры, потом расплел жилы на пальцах, потом…

Ричард попытался сблевать, но не получалось.

Когда Салех заботливо промокнул лоб Виктору, а потом заботливо предложил ему попить, старый Роберт зааплодировал. Шел второй час ночи…

Молодой аристократ вылетел из кровати и ринулся в туалет, освобождать желудок.

– Ричард, ты чего такой смурной? Сон плохой приснился? – добродушно прогудел инвалид.

– Мистер Салех, это было ужасно! Зачем вы так измывались над беднягой? – задал мучающий его вопрос Гринривер.

– Так-то ж понарошку! Никто ж не пострадал! И вообще, не замечал в тебе раньше человеколюбия! – ответил бывший лейтенант, занимая душ.

– Мистер Салех, как вы правильно заметили, человеколюбие мне не свойственно. Но и психопатом я тоже не являюсь, есть такое понятие в науке познания ближнего своего, эмпатия. И она все же работает у меня. Одно дело вышибить идиоту мозги или кнутами шкуру попортить, другое дело превратить в кусок молящего о смерти мяса! Ей-богу, этот Виктор еще ничего такого не совершил.

– Ричард, ну что ты, в самом деле, это ведь все понарошку! Он сейчас встанет, постирает штаны обоссанные, и пойдет на занятия морщась от головной боли. Он же не запомнил ничего! Это как шахматы, можно победить соперника, но тот не станет трупом, – стал объяснять свое поведения слега смущенный реакцией компаньона Рей.

– То есть, для вас это всё игра? Ощущения-то очень правдоподобные! Вы ведь тоже их пережили!

– Так передернуть тоже – правдоподобные ощущения. Только никто не скажет, что я потрахался, – гоготнул Салех.

Ричард лишь горестно ударился головой о стену. Потом еще раз. И еще.

– К тому же, ночью можно будет повторить. Представляешь, он ведь ничего не будет помнить, совсем ничего!

– Кроме ужаса, черт возьми, не думал, что я скажу это доброй волей, но, может, двинем на зарядку? Я больше не могу слушать это довольное урчание!

Бегал в этот раз Ричард остервенело. Не то, чтобы он старался сильнее чем обычно, и не то, чтобы это ему сильно помогло… Но воспоминания о прошлой ночи изрядно поблекли. А потом…

– А разве вы не будете учить меня боксировать?