Лояльный мужчина (ЛП) - Эшли Кристен - Страница 75

— Ты сбежала от меня на нашем первом свидании. Ты продинамила меня во второй раз. Ты дала мне понять, что ты не такая в первый раз, когда твоя задница сидела в моем внедорожнике. Ты дала мне отворот поворот в коридоре еще до того, как я только попытался. Билли прервала нас, когда я в первые добрался до второй базы. Я спал в своей постели с тобой и шестилетним ребенком дважды, прежде чем вытащил тебя на свидание. И я вынужден был пообещать своей сестре, что она сможет обставить твою квартиру, когда ты получишь страховку, чтобы она смогла оторваться по дизайну в твоей квартире, чтобы я действительно смог, бл*дь, повести тебя на свидание, — говорил он, а затем закончил: — дорогая, поверь мне, это не так просто.

Я моргнула.

— Ты обещал Пенни, что она сможет обставить мою квартиру?

— Да, в этом вопросе ей лучше не противостоять. Она выслушает тебя, и она хороша в декоре и полна решимости все это осуществить. Сделай себе и мне одолжение, просто позволь ей обставить твою квартиру.

— Но, Митч, ее мебель стоит дорого…

Он притянул мою голову еще ближе и ухмыльнулся, прежде чем ответить:

— Детка, ее наценка неслыханная. Оптом у нее все стоит столько же, сколько и обычная мебель.

Вау.

Это означало, что я смогу позволить себе мебель из «Фьюжен Дизайн».

Это было круто!

— Мара, — позвал Митч, отрывая меня от мысли, на которой я полностью сосредоточилась, а вернее на диване, который заметила в витрине магазина Пенни, представляя, как он будет смотреться у меня в гостиной, но я посмотрела на Митча, он больше не улыбался, а выглядел очень серьезным.

Поэтому я собралась с духом.

Это было хорошо, потому что в ту же секунду, как только я сосредоточилась на нем, он заговорил низким голосом, медленно, чтобы я осознала весь смысл сказанного, даже его пальцы на моей шеи напряглись, чтобы я прислушалась к тому, что он говорил:

— Ты — не Мелбама Ганновер. Ты не шлюха. И ты не такая. Ты так далека от Близнецов Одни Неприятности, что это даже не смешно. Ты совсем не та, за кого тебя принимали в школе, родители школьников и те трахающиеся приятели твоей матери. Ты — Мара, ты милая, ты прекрасная, и я не забуду до самой смерти, как прекрасно было оказаться в тебе, когда ты обнимала меня, смотреть в твои глаза, которые увлажнились, и чувствовать своим нутром, что ты чувствовала, как и я, насколько это прекрасно.

Мои глаза сразу же увлажнились, как только я услышала его слова, руки провели по его плечам, его слова просачивались в меня глубоко, прямые и правдивые, даже я, обладающая особым талантом все домысливать и искажать, не смогла их исказить, даже если бы попыталась.

Но я и не собиралась пытаться.

— Митч, — прошептала я и замолчала, потому что у меня перехватило горло, а еще потому, что я не знала, что сказать.

Он еще не закончил, и я поняла это, когда он притянул меня к себе, откинулся назад и перекатился так, что оказался сверху, его бедра были между моими ногами, а лицо было так близко, когда он прошептал:

— Твои волосы мягче, чем я ожидал, и красивее, когда распущены. Ты слаще, чем я ожидал, смешнее, преданнее, я и так ожидал, что ты будешь феноменальной, но должен сказать, детка, мне чертовски приятно узнать, что реальность просто зашкаливает. А еще лучше то, когда ты злишься, мне приходится бороться с собой, чтобы не сорваться. Когда ты улыбаешься, мне приходится бороться с собой еще сильнее. И когда ты заглядываешь мне в глаза и видишь все, что ты там видишь, и я знаю, что тебе нравится то, что ты видишь в моих глазах, потому что это написано у тебя на лице, я борюсь с собой что есть сил. Но даже наконец-то заполучив тебя — это еще одна реальность, которая находится за пределами всего, что я представлял. Улавливаешь ход моих мыслей? — спросил он, не став дожидаться ответа. — Твоя мать ненавидела тебя, потому что знала, что ты лучше ее, и каждый день ты напоминала ей об этом, что ты станешь той, кем ты стала теперь. Поэтому она пыталась всеми средствами в тебе это убить. Сводя тебя с ума своими высказываниями, что ты чертовая сука, и, честное слово, я много чего повидал, а сколько уже выслушал, твоя мать, по-моему мнению, претендует на самую худшую чертовую мать в истории. И все же ты ее побила, потому что ты — это та, кем стала сейчас. И, милая, есть много всего в тебе, и не только я говорю и вижу это, сколько в тебе хорошего. И теперь я прикоснулся к твоей прекрасной стороне после стольких лет ожидания, и сказать, что это не доставляет мне никакого гребаного удовольствия — одно из серьезных гребаных преуменьшений.

— Ты должен остановиться, — прошептала я в ответ, сердце так сильно забилось, казалось, вот-вот выскочит из груди. Грудь, в которой разлилось тепло, стала гореть от жары.

— Я не перестану, пока не буду уверен, что ты понимаешь то, что я хочу тебе сказать и не отбросишь мои слова в сторону, все же веря в то, во что хотела эта сука, чтобы ты верила.

— Ты должен прекратить, — повторила я шепотом.

— Мара, нет…

Я убрала руку с его плеча и прижала пальцы к его губам.

Затем тихо сказала:

— Я не отбрасываю твои слова в сторону. — Я скользнула пальцами по его щеке, затем перебралась в волосы, подняла голову и прошептала: — Я понимаю, что ты мне говоришь.— Прижалась губами к его губам, продолжая шептать: — Теперь ты должен сварить мне овсянку. Потому что, по моим подсчетам, у тебя имеется восемь часов убедить меня, что я — Мара твоего мира, прежде чем снова на нас что-нибудь обрушится, я испугаюсь и/или сойду с ума, и/или запаникую, и/или еще что-нибудь произойдет, уверена, если бы была одна, наверное, не смогла бы всего этого пережить. Но с твоей помощью мне легче, и очевидно, все, что ты сейчас сказал, мне все равно не так легко поверить.

Я замолчала (наконец-то), излив свою душу (наконец-то) и затаила дыхание, бездонные глаза Митча уставились в мои.

Затем он спросил:

— Восемь часов?

— Пока не нужно будет ехать за детьми в школу, — пояснила я.

Он повернул голову, взглянув на будильник, потом снова перевел на меня взгляд, и когда он снова на меня посмотрел, мне понравились смешинки в его глазах, потому что его смешинки были с сексуальным подтекстом.

— Потребуется потрудиться и приложить силы, — прошептал он.

Господи, как же я на это надеялась!

Я улыбнулась, снова приподнялась и прикоснулась губами к его губам, прежде чем тихо произнесла:

— И для этого мне нужна овсянка.

Он рухнул на меня, моя голова ударилась о подушки, Митч пробормотал мне в рот:

— Я сварю ее через минутку.

— Мне потребуется выносливость, — пробормотала я в ответ.

Его руки скользнули вверх по моим ребрам, приподнимая ночнушку, он продолжал бормотать:

— Через минутку я все сделаю, детка.

— Но... — он передвинулся бедрами между моих ног, и я поняла, почему ему нужна минутка, что означало, что мне тоже нужна эта минутка, поэтому я сдалась.

— Ладно, через минутку.

Он улыбнулся мне в губы. Я улыбнулась ему в ответ.

А потом он меня поцеловал.

А потом он делал со мной многое другое, а я — с ним.

В конце концов на ланч у нас была овсянка.

23

Доброе утро

Прошло шесть недель…

Я сильно кончила, так сильно, что спина выгнулась дугой, руки взлетели, чтобы обхватить за бедра Митча, пока я с трудом переводила дыхание, двигая бедрами, толкая вглубь его твердый как камень член.

Я все еще продолжала кончать, когда его большой палец покинул мое сладкое местечко, сначала одна рука переместилась на мое бедро, затем и вторая. Потом его руки продвинулись вверх, обхватив грудную клетку, притянув мое тело к нему. Его губы накрыли мои, язык проник ко мне в рот, руки обхватили, он перевернул нас, начав с силой и глубоко входить. Я приподняла ноги в коленях вместе с бедрами, чтобы предоставить ему больший доступ, держась за его плечи.

Прижимаясь к нему, мои пальцы прошлись по его густым, мягким волосам, я принимала его толчки языком в рот и между своих ног. Он что-то пробубнил мне в рот, затем, наконец, его глубокие жесткие движения между моими ногами, вырвали у него рваный стон, который проник мне в самое горло.