Бомбардировщик - Дейтон Лен - Страница 16

• Предыдущая
• 16/45
• Следующая

Штаркхоф мог бы ответить на все эти вопросы, но Лёвенгерц был полон решимости не сообщать ему никакой информации взамен.

— Герра доктора Штаркхофа, пожалуйста, — сказал он телефонисту. Наступила короткая пауза.

— Алло, фон Лёвенгерц, — отозвался наконец тот. Я так и думал, что вы позвоните.

— Я о похищенном досье, конечно, — сказал Лёвенгерц.

— Послал вам копию почтой, да? Боже мой, никак не пойму, почему наши люди не смогли перехватить эту почту? Ну что ж, вы будете пятнадцатым.

— Вы намереваетесь прибыть сюда и собрать их?

— Беспокоитесь, да? Ничего, все нормально, барон. Держите его у себя до завтра. Четырнадцать копий уже здесь, на моем письменном столе. Во всяком случае, почти три сотни экземпляров этого доклада были разосланы медицинским службам, поэтому вам не следует так беспокоиться по поводу одной копии.

— Значит, этот документ разослан? А еще кто-нибудь… Я хочу сказать, не было ли?..

— О, барон разговаривал с Гиммелем? Я сразу догадался. Конечно же не было никакой реакции, за исключением того, что доктор Рашер получил благодарность Геринга от имени люфтваффе.

— Вы завтра вернетесь? Арестовать Гиммеля?

— Правильно. Я буду весьма сдержан. Я подготовлю соответствующие документы, и завтра утром вы убедитесь в разумности сотрудничества с законом и правопорядком.

— Как будет наказан Гиммель?

— Как наказан? Это зависит от многих обстоятельств. Если он раскается и отречется от своего мнения, признает себя виновным, будет сотрудничать с нами или наведет нас на всю конспиративную сеть, то получит лет десять или пятнадцать.

— А что, если в результате знакомства с этим документом влиятельные офицеры люфтваффе окажут Гиммелю поддержку?

— Конечно, мы живем в обществе, где влиятельность может оказаться козырной картой, — проговорил злобно Штаркхоф, — но я могу держать пари, что они понесут наказание вместе с Гиммелем.

— Вы, кажется, весьма уверены в этом?

— Друг мой, это же моя работа, мне за это платят.

Наиболее умудренным опытом офицером на аэродроме Уорли-Фен был, по общему мнению, старший лейтенант Лонгфелло. Он служил, и не без достаточных оснований, в разведке. Это был высокий голубоглазый мужчина тридцати восьми лет. В юношеские годы, будучи студентом Кембриджского университета, он увлекался боксом и занимал среди любителей этого вида спорта довольно высокое место. В его ведении находилось помещение, предназначенное для инструктажа экипажей самолетов, — большой деревянный барак, в котором на скамейках размещалось до ста пятидесяти человек. В одном конце барака был сооружен помост, а позади него во всю ширину помещения на стене висела большая карта Европы. Карту прикрывал красный занавес, который раздвигался в стороны, если потянуть за шнур. Занавес по установившейся традиции открывал командир авиационной базы.

В бараке висели обычные для таких помещений плакаты вроде «Неосторожный разговор ведет к потере жизни», а также доска объявлений, на которой в настоящий момент красными кнопками были прикреплены несколько справок с данными разведки. Под потолком висели модели самолетов противника и союзников. В стороне у края помоста стояла похожая на мольберт подставка, приготовленная для сводки метеорологической службы. С другой стороны помоста до самого потолка были развешаны аэрофотоснимки, показывающие точность бомбометания. Эту экспозицию составляли фотоснимки, сделанные каждым экипажем бомбардировщика сразу после того, как взрывались сброшенные им бомбы. Фотоснимки экипажа Ламберта занимали одно из верхних мест, а экипажа капитана Суита — одно из последних, в самом низу.

Сейчас в этом помещении собрались экипажи всех шестнадцати бомбардировщиков. Летчики с бледными напряженными лицами сидели на скамейках и с нетерпением ждали, когда им разрешат курить. По мере того как приближалось время вылета, люди становились все более унылыми и замкнутыми. Каждый старался быть рядом не столько со своими друзьями, сколько с теми шестью коллегами, которым в ближайшие часы предстояло разделить с ним благополучный или фатальный исход.

Так, два стрелка из экипажа Ламберта, Бинти Джонс и Флэш Гордон, больше двух месяцев назад начали смертельно враждовать, но сейчас они обменивались шутками точно так же, как в старые добрые времена. Это были крепкие молодые парни, отобранные для этой специальности, как и большинство других воздушных стрелков, благодаря их малому росту, поскольку это необходимое условие для людей, имеющих дело с турельной установкой с силовым приводом. Флэш, шахтер из Ноттингема, был смугл, с редкими зубами. Его пристрастие к позолоченным опознавательным цепочкам, кольцам с эмблемой смерти из черепа и костей и белым шелковым шарфам, а также его сугубо штатская осанка послужили основанием для присвоения ему его прозвища.[повеса — англ.] Несмотря на освобождение от военной службы, он пошел на нее добровольно, когда ему исполнился двадцать один год. Он мечтал об одном — выжить на войне и получить работу в каком-нибудь учреждении.

Бинти, продавцу молока из Уэлша, тоже был двадцать один год. Обычно он занимал на самолете место в верхней средней турели, хотя несколько раз, когда у Флэша случался насморк, они менялись местами. А насморк у Флэша бывал часто и, по его словам, все оттого, что обогреватель в хвостовой турели действовал не всегда исправно.

Бинти поступил в королевские военно-воздушные силы в семнадцать лет, и, чтобы стать воздушным стрелком, отвечающим требованиям мирного времени, ему потребовалось всего несколько недель. О превосходстве Бинти над другими, по крайней мере по его собственному представлению, говорили очень коротко подстриженные волосы, начищенные до умопомрачительного блеска ботинки и пуговицы, а также острые, как бритва, складки на брюках, чего он добивался, смазывая их с внутренней стороны мылом.

Он любил пользоваться терминологией старослужащих солдат, уснащенной неправильно произносимыми арабскими словами и неверно осмысленными словами языка хинди. Молодых женщин он называл «bint» [женщина — араб. разг.] и употреблял это слово довольно часто, ибо, несмотря на непривлекательную внешность, слыл порядочным бабником. Бинти обладал острым зрением и живым, сметливым умом и считал это не чем иным, как проницательностью, в то время как остальные члены экипажа единодушно называли это его качество хитростью.

Бинти и Флэш уже участвовали в пятнадцати рейдах, причем все они проходили под командованием Ламберта. Они были большими друзьями почти целый год: вместе пили, вместе сражались, вместе посещали девушек, вместе готовились к экзаменам на стрелков, у них были общие сигареты и мотоцикл, и все это до тех пор, пока молодые люди не встретили в каком-то баре в Питерборо женщину по имени Роуз. Ее муж, капрал, находился в Восьмой английской армии в Северной Африке. Флэш Гордон заявил, что им больше не следует встречаться с этой женщиной, а Бинти, наоборот, был абсолютно убежден в обратном и провел у нее на квартире куда больше ночей, чем на своей базе. После этого Флэш и Бинти горячо возненавидели друг друга, однако в данный момент никто не догадался бы об этом. Бинти читал юмористический журнал и непрерывно кивал в знак согласия, а Флэш рассказывал ему что-то о мотоцикле, который намеревался продать электротехник из первого авиаотряда.

Инструктаж затягивался. Стрелки на больших часах показывали семнадцать ноль пять, а половину стульев на платформе еще не заняли. Помощник начальника штаба Джамми Джайла, разумеется, был на месте. Опершись плечами о спинку стула, он наклонялся назад до тех пор, пока стул готов был повалиться. Начальник разведывательного отделения Лонгфелло стоял позади Джамми и подталкивал стул в обратную сторону всякий раз, когда тот в своем движении назад пересекал линию равновесия и грозил упасть. Но Джамми и сам не допускал, чтобы стул опрокинулся.

По мере того как из штаба авиагруппы поступали все новые и новые распоряжения и приказы, трескотня телетайпов в оперативном отделе усиливалась. В коридорах сильно пахло свеженатертыми полами и заваренным чаем. В углу одного из опустевших кабинетов стоял командир эскадрильи подполковник Джон Мунро. В то время как полковнику подчинялся весь аэродром, от зубного врача до кузницы, Джон Мунро командовал только бомбардировщиками и их экипажами.

• Предыдущая
• 16/45
• Следующая