Данте. Преступление света - Леони Джулио - Страница 23

Женщина открыла рот, но так и не произнесла ни одного членораздельного звука. Она лишь замычала, вновь покачав головой. Потом она схватила поэта за руку и стала постукивать пальцами ему по ладони.

После мгновенного замешательства Данте все понял. Он знал, что немые общаются друг с другом знаками, которые придумали для них цыгане, часто использующие этих несчастных как попрошаек.

— Так, значит, ты немая… — растерянно пробормотал Данте. — Но как же тогда?..

А ведь он слышал, как она неземным голосом распевала псалмы в церкви! А может, и это был обман? Как и слезная просьба, донесшаяся до него снизу. Значит, Брандан действительно чревовещатель!

Поэт, кажется, придумал, что делать дальше. Осторожно освободив руку, он сказал: «Закрой лицо и следуй за мной!» и пошел к двери.

После мгновенного колебания девушка последовала за ним. В ее глазах больше не было смертельного ужаса, теперь она походила на растерянное животное, не понимающее, куда бежать. Дрожащими руками она закутала лицо в свисавшее у нее с плеч покрывало. Внезапно она протянула руку поэту, словно вверяясь ему, как проводнику.

Осторожно выглянув за дверь, Данте убедился в том, что на улице никого нет. Флоренция погрузилась во мрак. Со стороны Арно пришел сырой удушливый туман, но луна светила достаточно ярко.

Данте и его спутнице предстоял неблизкий путь туда, где за пределами городских стен у церкви Санта Мария Новелла начинались луга. Городские ворота уже были на замке, но поэт не сомневался в том, что ему их отопрут, и даже был готов поощрить за это стражу деньгами.

Оглядев девушку с головы до ног, Данте убедился в том, что ее стройное тело выглядит достаточно крепким, и она вряд ли быстро свалится с ног от усталости. Внезапно поэт вспомнил, что у начальника стражи есть повозка, и жестом приказал девушке следовать за ним в сторону Дворца Приоров.

Они шли по узкой улочке к реке. Вдали уже показались факелы на мосту Понте Веккьо. Данте все время казалось, что из окон и с крыш за ними кто-то подглядывает, но, скорее всего, ему это только мерещилось. Поэт устал. Его лихорадило, и он обливался потом. Наконец они добрались до ворот монастыря Сан Пьеро, у которых дремали двое стражников. Услышав шаги, они встрепенулись и вскочили на ноги с копьями наготове.

— Это я — приор! — рявкнул Данте, подставив лицо свету факела. — Пропустите!

Немного поколебавшись, стражники посторонились. Данте заметил их усмешки при виде женской фигуры. Впрочем, ее появление их, кажется, не очень удивило. Судя по всему, и других приоров по ночам частенько посещали женщины.

На другой стороне двора Данте пошел к крытой галерее. Насколько он помнил, там должны были находиться двухколесная повозка и лошадь. Обнаружив и то и другое, поэт без особых усилий запряг лошадь в повозку.

Они выехали со двора, провожаемые сальными ухмылками и удивленными взглядами так ничего и не понявших стражников. Девушка сидела рядом с Данте и не шевелилась. Внезапно у Данте опять страшно заболела голова, и потемнело в глазах. Ночная беготня и нервное напряжение разбудили в его теле притихший было недуг. Скрипнув зубами от боли, Данте молил Бога о том, чтобы поскорее доехать до цели.

Впрочем, во дворе виллы все было как всегда. Там царила тишина, лишь изредка нарушавшаяся смехом из окон первого этажа. Убедившись в том, что лицо его спутницы спрятано под покрывалом, Данте направил повозку к древнему бассейну для сбора дождевой воды, из которого теперь утоляли жажду лошади клиентов публичного дома, долбя копытами мозаичный пол, изображавший корабль в окружении дельфинов. Здесь все постепенно разрушалось. Теперь тени патрициев, некогда обитавших на этой вилле, лишь изредка возникали в самых далеких и темных уголках двора, заросших сорными травами.

Данте со спутницей уже почти дошли до главной лестницы, когда до него донесся насмешливый голос:

— Что я вижу, приор! Раньше вы приезжали ко мне за женщинами, а теперь решили их ко мне приводить? Вам что, мало вашей маленькой Пьетры?

Данте покраснел и обернулся. Из-под колоннады вышла крикливо одетая женщина, не сводившая с поэта дерзкого взгляда.

— Сейчас я здесь не за этим, Ладжа. Я помню, что у тебя работает одна немая. Она знает язык знаков? Эта женщина тоже немая, — объяснил Данте, указав на свою молчаливую спутницу. — Надо, чтобы твоя немая с ней поговорила. Моя спутница — благородного происхождения, и нельзя, чтобы кто-нибудь ее здесь видел.

— А чего это она так закутана, как прокаженная? — подозрительно спросила Ладжа и попятилась.

— Никакая она не прокаженная! Делай, что я тебе велел. И пошевеливайся!

Мона Ладжа немного подумала, а потом повернулась к комнатам своих девушек и крикнула: — Пьетра! Иди сюда!

— На что не пойдешь ради постоянного клиента, — усмехнувшись, пробормотала хозяйка публичного дома.

Из окна высунулась девушка и, увидев Данте, капризно поморщилась.

— Найди мне немую и приведи ее ко мне! — приказала мона Ладжа Пьетре, которая молча кивнула и скрылась.

— Что ж, ведите за мной вашу даму благородных кровей, — ироничным тоном сказала мона Ладжа поэту. — А что это вы все время появляетесь у меня по ночам? Ваша супруга Джемма явно нечасто вкушает сладость брачного ложа. И как это вы умудрились наделать ей детей?.. Впрочем, мои девушки умеют ублажать мужчин лучше, чем жены флорентийцев. Это известно всем…

— Хватит болтать, — злобно прошипел Данте.

Мона Ладжа расхохоталась и хлопнула в ладоши.

— Да вы же посвятили свои любовные вирши сотне разных красавиц, а супруге — ни одного-единственного стишка! Таким, как вы, лучше вообще не жениться, ведь вы же не в состоянии обуздать свой детородный орган! — хихикнула она и отпрыгнула в сторону от двинувшегося на нее со сжатыми кулаками поэта.

Через некоторое время в комнате Ладжи появилась Пьетра. За ней шла испуганного вида девушка, такая бледная, словно никогда не выходила на свежий воздух из комнат публичного дома.

Пьетра не удостоила Данте даже взглядом.

— Вот немая Мартина, — сказала она своей хозяйке.

Мона Ладжа с вопросительным видом повернулась к поэту.

— Пусть она спросит у этой женщины, кто она такая и зачем приехала во Флоренцию?

Тщательно выговаривая каждое слово, мона Ладжа повторила вопросы Данте немой Мартине. Та явно могла читать по губам и закивала, а потом схватила женщину с лицом, закрытым покрывалом, за руку и стала выбивать какой-то загадочный ритм пальцами у нее на ладони.

Данте с огромным интересом наблюдал за этой сценой, пытаясь понять, что она ему напоминает. Ему даже стало как-то неудобно, словно его поймали подглядывающим за секретничающими женщинами. А может, Парис, призванный рассудить спор богинь, испытывал такое же смущение? Впрочем, теперь речь шла не о женской красоте, а о мучившей поэта загадке…

Казалось, Пьетра тоже пристально следит за немыми, но Данте заметил краем глаза, что она то и дело озирается по сторонам и исподтишка поглядывает на него.

Женщина с закутанным лицом в свою очередь начала чертить пальцами загадочные знаки на ладони Мартины. Наконец немая проститутка подняла голову и что-то промычала Пьетре.

— Что? Что она говорит? — в нетерпении воскликнул поэт.

Пьетра презрительно усмехнулась:

— Да ваша подружка совсем не благородная. Кажется, ее дядя простой монах. Ее зовут Амара. Она француженка. Из Тулузы.

— А зачем она здесь?

— Мартина не очень хорошо поняла, — неуверенно сказала Пьетра. — Мартине показалось, что она сказала «ради мечты императора». А точнее, «ради последней мечты императора».