Цифрогелион (СИ) - Вайнберг Исаак - Страница 7

— Мы не делаем ничего противоправного, — не оборачиваясь, отрапортовала Элли, — Я как раз пыталась узнать у брата, зачем он посетил Губернаторский Дворец, в котором не бывал уже очень много лет…

— Думаю, он получал здесь работу, — сообщил Губернатор.

— Очень любопытная новость, — Элли круто развернулась, голос её был холодным и напряжённым. — Какую же работу он получал, папа?

— Хорошо оплачиваемую, — попытался уклониться от ответа Адмирал (совсем как я).

— Ты отправляешь его в Старый Город? — всё тем же холодным тоном спросила Элли.

— Нет, — соврал Адмирал, бросив взгляд в мою сторону. Он уже успел спуститься и теперь стоял всего в каких-то трёх метрах от нас. — Он получил задание по поиску и обучению новых Дворцовых детективов. Как ты знаешь, все предыдущие детективы пропали без вести в Старом Городе. Нам понадобятся новые, чтобы отправить их на поиск старых в сопровождении вооружённых стражников.

Элли повернулась ко мне и несколько секунд изучала мои глаза, силясь понять, правду ли сказал её отец.

— Это правда? — наконец спросила она.

— Да, — моментально соврал я, ответив Адмиралу тем же коротким взглядом.

Ещё какое-то время Элли смотрела в мои глаза.

— Ладно, — сказала она как-то отстранённо, — Береги себя, братик...

Коротким движением сняв перчатку, она протянула ко мне руку и на мгновение сжала мою ладонь в своей. Затем быстро развернулась и зашагала к выходу.

— Ты плохо выглядишь, — не оборачиваясь, сообщила она уже у самых дверей. — Тебе нужно заняться своей жизнью…

Адмирал стоял всё там же и задумчиво смотрел на меня.

— Согласился на работу? — наконец спросил он.

— Да, — ответил я.

— Вот и славно, — коротко кивнув, он вышел за дверь вслед за дочерью.

Я какое-то время простоял в холле, чтобы дать Элли и её отцу уехать, а затем тоже покинул дворец.

У ворот меня ждал транспорт. К моему удивлению это был не экипаж Дворцовой стражи, а самый обычный городской извозчик на чёрном такси с жёлтой полосой, идущей по боку. Когда я подошёл к экипажу, меня догнал стражник в водительском кителе.

— Господин Круто! Капитан Радж просил передать вам это, — он протянул мне мой саквояж.

— Спасибо, — коротко ответил я, принимая саквояж, о котором я совершенно позабыл.

Я забрался в пассажирскую кабину, и экипаж сразу же тронулся в путь (видимо, пункт назначения водителю озвучили при заказе).

За окном одни районы сменяли другие: рабочий район с его фабриками, грузовыми экипажами, строительной техникой, приводимой в движение живыми двигателями, уставшими людьми в грязных робах, плетущихся по домам после тяжёлой шестнадцатичасовой рабочей смены; научный район, на улицах которого почти всегда было пусто, потому что учёные предпочитали проводить всё время за научными изысканиями и даже спали в рабочих кабинетах и лабораториях; рыночный район, где кипела торговля и в дневное время суток было не протолкнуться ни людям, ни экипажам.

Наконец, мы выехали к Стене, отделяющей Северную Столицу от Старого Города. Эта высокая сорокаметровая глухая Стена из дерева, обтянутая паутиной проводов, была сконструирована особым образом и могла при необходимости разъединяться на удобные для транспортировки модули и перемещаться в другое место. Паутина проводов не только ударила бы током любого, кто попытается перелезть по ней на другую сторону, но и сигнализировала диспетчерам о разрыве и даже о простом прикосновении к ней, указав блок, в котором произошло это событие, и в течение минуты на место прибудет отряд пограничной стражи. При этом в землю на несколько десятков метров уходили стальные штыри, которые чутко реагировали на любые вибрации не только вокруг себя, но и на сотни метров вглубь, передавая сигналы туда же — в диспетчерскую. Преодолеть эту Стену было практически невозможно, хотя исключения случались. Единственным способом попасть в Старый Город были блокпосты: проходы в Стене, но и они тщательно охранялись и были обстоятельно защищены таким образом, чтобы их нельзя было быстро преодолеть, даже имея в своём распоряжении многократно превосходящие силы.

Когда-то эту Стену разрабатывали как дамбу, призванную спасти Старый Город от затопления, но в итоге оказалось, что дерево, то каким оно стало теперь, после применения какого-то неизвестного Дара, стало неспособным сдерживать воду под сильным давлением. Вода буквально проедала дерево насквозь и за несколько лет могла преодолеть несколько метров древесного заграждения. Так что в итоге из Стены, призванной спасти Старый Город, сделали заграждение, призванное заточить его жителей в водяной тюрьме.

Пока мы ехали параллельно Стене, я обратил внимание на то, что большинство блокпостов теперь были забаррикадированы — на них не было пограничной стражи, лишь глухие завалы, обтянутые защитной сенсорной паутиной. Видимо, проблема тварей действительно очень серьёзная, просто Дворцовая стража заботится о том, чтобы люди о ней не проведали, и не началась паника. Но пунктов быстрого реагирования на прорыв, напротив, стало куда больше: теперь они стояли через каждый километр. Такие пункты состояли из небольшого одноэтажного здания, в котором размещался отряд из двадцати пограничных стражников и экипаж, способный вместить их всех, на крыше которого был установлен многозарядный коломёт. При этом увеличилось и количество патрулей: вооружённых экипажей, курсирующий по периметру Стены.

Вскоре я увидел рабочий блокпост: огромные распахнутые ворота, под которыми стояли несколько тяжёлых многозарядных коломётов с гидравлическими наконечниками массового поражения (при ударе они силой давления воды выстреливали в стороны сотни острых стальных игл). Установки были защищены деревянными щитами. Перед щитами в Старый Город уходил лабиринт из тяжёлых заграждений, который не позволил бы противнику быстро преодолеть блокпост. По эту сторону стояли шесть перевозных казарм, в каждой из которых могло разместиться до пятидесяти человек.

Мой экипаж свернул к этому блокпосту и остановился в каких-то десяти метрах. Я вышел из салона и направился к блокпосту. Мне навстречу вышел стражник в офицерском мундире.

— Господин Круто? — поинтересовался он, когда оказался всего в паре метров от меня.

— Да, — ответил я, протягивая ему свой пропуск.

Глава четвертая. Старый Город

На пограничном посту мне пришлось провести несколько часов. Разместившись в офицерской казарме, я внимательно изучал карты близлежащих районов и задавал вопросы офицеру, который на удивление много знал о Старом Городе, правда честно признался, что эту информацию нельзя считать актуальной, так как самые свежие из имеющихся данных были получены более четырёх лет назад, если не считать допросов беженцев, показания которых были мало информативными, очень разнились, а зачастую и вовсе смахивали на плоды безумия или, что скорее всего, стремления приукрасить действительность, дабы сыскать жалость у местной стражи и получить заветное разрешение на пересечение границы.

Я прилежно делал заметки в своём блокноте, чтобы ничего не упустить, и пил горячий древесный кофе. Древесный кофе — одно из немногих полезных последствий применения Даров. Дар, который лишил деревья их горючих свойств, видимо, в качестве небольшой компенсации за доставленные неудобства, наделил древесину питательными качествами. На вкус древесина была ужасная, поэтому в Северной Столице её ели только самые бедные слои населения, преимущественно варя из неё суп, но один вид деревьев пользовался спросом даже среди высшей знати: этот популярный сорт дерева получил имя «Тёмное сердце» за его коричневую, как шоколад, древесину с чёрными прожилками. Будучи измельчённым и заваренным в крутом кипятке, он окрашивал воду в цвет тёмного шоколада и дарил ей неповторимый тяжёлый горьковатый вкус. Большинство людей добавляли в древесный кофе мёд, но истинные ценители пили его не сластя. Мой отец относился к последнему типу, а после его смерти и я стал пить его именно таким образом, и уже спустя полгода смог наконец понять, что же такого он находил в подобном способе употребления древесного кофе: малоприятная горечь быстро уступала место лёгкой, едва заметной, сладости, оставляя приятное, ни с чем не сравнимое, послевкусие. Мёд же маскировал это изысканное послевкусие, оставляя вместо него лишь приторную, почти вульгарную, сладость…