Цифрогелион (СИ) - Вайнберг Исаак - Страница 18

Выйдя на узкую лестничную площадку, старик обогнал меня, и теперь я следовал за ним. За окнами был очередной тесный двор-колодец, примечательный лишь тем, что прямо в его центре лежал в грязи спящий или мёртвый человек (даже не знаю, чему бы я удивился больше). На лестнице воняло мочой и дерьмом, на каменных ступенях валялся различный мусор и скомканные тряпки, которыми кто-то явно подтирался. Задавшись было вопросом, где же само дерьмо, я тут же получил ответ: на площадке четвёртого этажа. Дерьма тут было много: оно было на каменном полу, на стенах, даже на подоконнике, лужи мочи из-под него стекали по ступеням вниз.

— Прошу прощения, — несколько смущённо извинился старик Савелий. — Не подумайте, что я свинья, просто это помогает отпугивать нежелательных гостей. Люблю, знаете ли, одиночество…

— Я бы на вашем месте попробовал бы повесить на дверь табличку: «Не беспокоить», или обзавестись замком… — скривившись от отвращения, предложил я.

Наконец, от души перепачкав обувь человеческими экскрементами, мы добрались на площадку последнего — пятого этажа. Тут в стену была вмурована стальная лестница, ведущая на чердак. Как оказалось, старик жил именно там.

На чердаке у Савелия было устроено вполне уютное гнездышко: старый диван, заваленный одеялами и подушками, мягкое кресло, шкаф и целая гора книг. Свет попадал сюда через большую дыру в деревянной крыше, под которой стояла бочка с водой, судя по всему, дождевой. Стены тут были кирпичными, без какой-либо отделки, а пол укрыт грубыми досками.

— Устраивайтесь, — предложил старик, указывая рукой на старенькое кресло, укрытое рваным шерстяным пледом.

Мне дважды повторять было не нужно: сняв вонючие туфли и отбросив подальше, я устало плюхнулся в кресло.

Старик открыл шкаф, достал оттуда бутылку с мутной жидкостью, и, сев на диван напротив меня, протянул мне бутылку:

— Древесный спирт жалуете? — спросил он, усмехнувшись.

— Всё, что горит, — кивнул я, принимая бутылку.

Открыв её, я сделал несколько больших глотков. Горло обожгло, словно огненной лавой, и по в груди стало приятно растекаться тепло. Вернув бутылку старику, я раскинулся в кресле и наслаждался тем, как тепло растекается уже по всему телу.

— Если я вам надоем, вы просто скажите, хорошо? — посмотрев на подошвы своих туфель, валяющихся в углу, попросил я, вспомнив, как радикально старик борется за своё право на одиночество…

Глава восьмая. Проклятые

Да уж, за первые несколько часов своего пребывания в Старом Городе, я успел дважды побывать в бессознательном состоянии, трижды бежать от расправы (два раза — успешно), встретить мужика в самодельной броне, натравливающего на людей свою бешеную кошку, встретить какой-то фантастический экипаж со странными пассажирами, понаблюдать за повешеньем, побывать в логове бандитов и оказаться в центре эпидемии какого-то заболевания, от которого люди гниют заживо. Вот это я понимаю — насыщенное утро… Но если к обеду на меня не нападёт дракон или хотя бы чёртов носорог, — то я разочаруюсь в этом месте.

— Ну что, — усмехнулся старик, наблюдая за тем, как я задумчиво допиваю его бутылку древесного спирта. — Нести вторую, может, а?

— Оу, прошу прощения, — я, несколько смутившись, снова протянул бутылку старику, правда, жидкости осталось там едва ли больше трети. — У меня выдался не самый простой день, и я, кажется, совсем забыл о манерах…

— Да вы пейте, пейте, — махнул рукой старик. — Я до темноты всё равно не прикладываюсь, а то с утра если выпью — всё, считай, день из жизни выпал… Но вы, я думаю, и без меня об этом свойстве алкоголя знаете, да? Выпивать-то, как погляжу, научены…

— Опыт большой, — кивнул я, сделав ещё один глоток. — Правда, у меня выпадают не дни, а годы, и не могу сказать, что я об этом жалею…

Старик как-то задумчиво смотрел на меня какое-то время, а затем поудобнее устроился на диване, явно готовясь к долгой беседе.

— За свою долгую жизнь я понял, что люди ищут на дне бутылки разные вещи, — начал он. — Одни пытаются найти там прощение, другие покой, а третьи, третьи просто коротают время в ожидании смерти…

Старик отвлёкся на мгновение, чтобы накрыть свои ноги пледом, а затем закончил:

— Ну а вы? Что ищете там вы?

Какое-то время я молчал, размышляя над вопросом Савелия.

— Мне нравится думать, что я мужественно ищу там смерть, — наконец ответил я. — Но в те моменты, когда смерть наконец обращает на меня свой холодный взгляд, я отчётливо понимаю, что в пьянстве я ищу лишь жалости к себе…

— Мне кажется, нет ничего постыдного в том, что человек ищет жалости, — заметил старик. — Жалость это одно из проявлений любви, и, в конце концов, все душевные страдания, все пути и цели, даже самые ужасные — всё ведёт к одному лишь простому желанию быть любимым… Уверен, что и ваше пристрастие к алкоголю, в конечном счёте связано именно с разбитым сердцем, или скажете, что я не прав?

Я сделал ещё один глоток и принялся разглядывать бутылку. Мне не хотелось отвечать на его вопрос. Не хотелось говорить на эту тему с ним или с кем-то другим, ни сейчас, ни когда-либо ещё.

— Молчишь? Понимаю. Кто-то не любит незваных гостей в своём доме, а кто-то не терпит их в своей душе…

Старик помолчал недолго, а затем решил сменить тему:

— Знаешь, в Старом Городе многие люди верят, что в звёздах живут боги. Слышал о таком?

— Несколько раз, — безразлично пожал плечами я, продолжая разглядывать бутылку, — Но обычно был слишком пьян, чтобы внимательно слушать, так что детали этой чудаковатой теории мне не известны…

— А сейчас ты ещё не слишком пьян? — старик улыбнулся, откидываясь в диване и убирая ноги под себя, словно он не великовозрастный старик, а маленький мальчик, решивший усесться поудобнее. Усевшись, он снова укрылся пледом.

— Не слишком, — признался я, печально вздохнув. — И если ты разрешишь мне допить эту бутылку до конца, то я у с удовольствием послушаю любую историю, даже про богов в звёздах…

— Допивай, — махнул рукой старик и, прокашлявшись, начал свой рассказ:

— Существует такая теория, — или учение, если будет угодно, — что бесконечное количество лет назад наши создатели были всего лишь развитой расой иных существ, живущей в другом измерении. В этом измерении действовали совершенно другие физические законы, отличные от наших. Температуры, при которых существовала их раса были невозможными для нашего измерения, так как были ниже абсолютного ноля. Сейчас мало кто помнит физику былых времён, так что я уточню: считается, что минимально возможная температура — чуть ниже двухсот семидесяти трех градусов Цельсия. Неправда ли удивительно — как близко мы живём к нижнему порогу возможных температур? И это при том, что от верхнего предела нас отделяют значения, названия которых даже не используются в повседневной жизни, и мало кто их вообще знает…

Старик какое-то время мечтательно смотрел куда-то вверх, в небо, открывавшееся из дыры в крыше, но вскоре потряс головой, словно отгоняя от себя увлекшие его фантазии:

— Ну, да ладно, — вернёмся к богам. В общем, раса их ничем не походила на нашу. Мы с нашими способами восприятия не могли бы ни увидеть их, ни услышать. Их технологии, методы общения, мышление, всё это было настолько чуждо нам, что описать и понять их никто из людей не смог бы.

Эти существа жили при температурах куда более низких, чем те, которые возможны в нашем мире, а сам мир не имел никакого сходства с нашей вселенной и её глобальным устройством.

И в какой-то момент их мир столкнулся с катастрофой: температура в нём начала неуклонно расти, грозя в конце концов уничтожить всю их цивилизацию.

Эти существа, разумеется, начали искать способ остановить повышение температуры или хотя бы замедлить его, и какое-то время им это даже удавалось, но в конце концов все методы перестали быть достаточно эффективными и уже не могли замедлить надвигающуюся катастрофу.