Цифрогелион (СИ) - Вайнберг Исаак - Страница 11

Вот он — самый ценный из моих Даров… Единственный по-настоящему важный. С ним я чувствовал себя спокойно в любой драке и не особо нервничал даже в те моменты, когда дело доходило до поножовщины или даже стрельбы… Мне будет очень жаль с ним расставаться, но если я не использую этот Дар сейчас, то другой возможности у меня уже точно не появится, потому что я умру…

Не откладывая, я принял решение использовать его, и в следующее мгновение перед моим взглядом появилась надпись: «Вы использовали этот Дар».

Я открыл глаза. Высоко надо мной висели куски упавшей с потолка побелки — они запутались в скомкавшейся в вату паутине, которая растянулась по всем углам комнаты.

Я огляделся по сторонам. Меня, словно какой-то мешок с картошкой, разместили прямо на полу, в окружении грязных ящиков, набитых кормовой древесиной. Мой взгляд скользнул по щербатому гниющему от сырости паркету, в угол комнаты, в котором стояла обшитая проржавевшими металлическими листами цилиндрической формы печь. Стены помещения были оклеены старыми пожелтевшими от времени газетами (мода «бедного века», когда обои стоили непозволительно дорого, а любую краску было крайне сложно найти). Кроме ящиков в этой комнате у самой двери стоял низкий прямоугольный стол, рядом с которым валялся скомканный плащ — мой плащ.

Я осторожно поднялся на ноги, ожидая, что меня парализует от приступа невыносимой боли, или же я просто потеряю сознание от недостатка сил… Но встал я, кажется, куда бодрее, чем обычно — даже в глазах не потемнело. Осмотрев свои руки, я не увидел ни ран, ни синяков, лишь пятна засохшей крови.

К сожалению, ситуация, заложником которой я стал, не позволяла мне в полной мере порадоваться своему магическому исцелению, ведь в любой момент в комнату мог войти тот человек, который почти лишил меня жизни — и закончить начатое дельце. К тому же, судя по тому разговору, свидетелем которого я стал, он тут был не один, а с помощниками он уж точно не оставит мне ни единого шанса на выживание… Хотя…

Я поспешил к столу, чтобы узнать, что же такое мой несостоявшийся убийца хотел забрать из этой комнаты перед уходом, чтобы этим не смог воспользоваться я.

На столе лежало оружие… Четыре коломёта: три самодельных, а один «фабричный», в кобуре — его я узнал сразу, так как он принадлежал мне (его когда-то, ещё при жизни отца, подарил мне капитан Радж). Рядом лежали коробки с болтами и автоматический двуручный дальнобойный коломёт Гиммлера.

Так вот кого они обзывали «Обезьянером»… Давненько я его не встречал — стража в Северной Столице использовала только более тяжёлый вариант, где в качестве системы взведения использовались пружины. Пробивная способность у такой системы была ниже, но зато не нужно было зависеть от непредсказуемой «живой силы».

Я взял тяжёлый коломёт в руки. Обезьяна взводной системы, кажется, была жива — просто спала. Я постучал по стальной крышке, закрывающей её голову, и через секунду мышцы, тянущиеся из корпуса коломёта, в которое было замуровано то, что осталось от тела обезьяны, завибрировали от напряжения, силясь натянуть тетиву. Но блокировка не позволяла ей этого сделать.

Я потянул на себя рычаг активации, и мощные пружины толчком расправили плечи арбалета. Поворот колеса блокировки освободил тетиву, и мышцы обезьяны моментально натянули её, по пути сдвинув заслонку магазина. Болт со щелчком выскочил в направляющий паз для стрельбы.

Я вынул из ложа коломёта магазин: девять из десяти болтов были на месте, а последний уже был заряжен для стрельбы. Вставив магазин на место, я отложил оружие в сторону и поднял с пола свой плащ. Он был ещё грязнее, чем обычно, хотя казалось, куда бы… Надев кобуру со своим компактным коломётом, я накинул плащ, взял со стола дальнобойный коломёт и огляделся в поисках саквояжа… Разумеется, его тут не оказалось…

Чёрт, там все мои вещи: карточки с изображениями детективов, карты, записи, оборудование, даже смена носков и чистая рубашка (эта вся в крови)… Мне очень нужен мой саквояж…

Ладно, может быть, удастся его найти, пока буду выбираться отсюда.

Я подошёл к облезлой двери с резными узорами и осторожно её открыл, потянув за импровизированную ручку, смастерённую из куска медной проволоки. Скрипа избежать не удалось, но, кажется, он не привлёк внимания, так как за дверью было тихо…

Я вышел в коридор. Тут царила абсолютная темнота. Вдалеке мерцал тусклый свет, и я, не имея иных ориентиров, осторожно побрёл к источнику света, подняв арбалет на изготовку.

При жизни отец много времени уделял моей боевой подготовке, будучи уверенным, что я непременно стану выдающимся солдатом, а впоследствии и великим полководцем. Они вместе с капитаном Раджем гоняли меня наравне с остальной солдатнёй, а когда тренировка заканчивалась, и все уходили отдыхать — меня одного продолжали гонять и дальше. Отец не уставал повторять, что «стать лучше всех, можно лишь работая больше всех» и хотел на моём примере доказать состоятельность этой своей поговорки… Ну что ж, папа, работая больше всех, я в итоге стал превосходным алкоголиком, одним из лучших в своём деле… Не уверен, что ты хотел от меня именно таких рекордов, но моего ума и способностей хватило лишь на это…

Источник света был уже совсем близко: им оказался «крысиный фонарь» — самый распространённый осветительный прибор среди всех слоёв населения. Он не требовал специальной подготовки «генератора» — можно было просто выловить любую крысу и посадить её в генераторный отсек: крыса не прервёт свой забег по колесу, вырабатывающему электрический ток, до тех пор, пока вы не включите блокировку, либо животное не умрёт от переутомления, голода или обезвоживания. Механизм мотивации был устроен предельно просто: пока колесо генератора двигалось, «мотивационные иглы» смотрели в сторону прижимаемые лопастями колеса и не представляли опасности для зверя, но как только колесо останавливалось, иглы выскакивали внутрь колеса, и уколотой крысе приходилось отбегать в сторону, снова приводя колесо в движение. Остановка приводит к боли — этот урок смышлёные грызуны усваивали крайне быстро…

Внезапно из-за угла, прямо за висящим на стене фонарём, вывернул тощий бродяга в грязном рваном свитере мышиного цвета. В руке он держал палку, конец которой был обстоятельно обмотан проволокой с насаженными на неё крупными гайками.

Инстинкты, приобретённые за долгие годы тренировок, не подвели меня и на этот раз: глаза привычно выбрали точку на пути следования цели, указательный палец правой руки лёг на спусковой крючок и плавно нажал на него на фоне спокойного выдоха моих легких. Тетива звонко хлестнула по колодке, болт пробил шею цели насквозь и с глухим ударом воткнулся в стену позади неё. Мышцы обезьяны моментально натянули тетиву для нового выстрела, а следующий болт со щелчком встал в направляющий паз.

Бродяга схватился руками за горло и, кажется, попытался закричать, но вместо крика из горла донеслось лишь тихое бурление. Кровь толчками била из пробитой сонной артерии, а через мгновение мужчина рухнул на пол.

Я подошёл ближе. Бродяга не шевелился, под его головой быстро растекалась багровая лужа. Переступив мёртвое тело, я свернул за угол и почти сразу упёрся в дверь. За ней меня поджидала чёрная лестница. В отличие от парадных, чёрные лестницы чаще всего были крайне тесными и прятались, как правило, на кухнях, либо в той части квартир, где располагались слуги. Разумеется, сейчас в этих домах слуг давно не было — даже в Северной Столице содержание слуг мог себе позволить далеко не каждый… Хотя тут слуг, наверняка, с удовольствием заменяли на рабов…

Оказавшись на тесной каменной лестнице, я спустился на межэтажную площадку и выглянул в окно: третий этаж — внизу нет ни души, на улице всё ещё светло. Если мне повезёт, то спустившись на первый этаж, я покину дом через чёрный ход, и мой побег останется незамеченным. Правда, в этом случае я останусь без своего саквояжа… Да и чёрт с ним: между жизнью и моим любимым саквояжем я, пусть и немного задумавшись, но всё же выберу свою жизнь.