Сепультурум (ЛП) - Кайм Ник - Страница 2

Моргравия проснулась, ощущая во рту вкус сточных нечистот. Она знала, что это иллюзия — странная сенсорная память и ох-какой-же-забавный способ разума вспоминать перенесенную травму.

— Lumis…

Громко загудели активирующиеся натриевые генераторы, и вспыхнули свечи. Свет озарил маленькую жилую ячейку. Повсюду было голое железо, в одном углу стоял стул, на который Моргравия повесила одежду и прочие скудные пожитки, в другом размещалась глубокая металлическая мойка. В качестве постели служил грубый матрас. Скривившись от горячечного пота, пропитавшего тонкие простыни с одеялами, и ежась от холода, который пощипывал кожу, словно навязчивый призрак, Моргравия заставила свое усталое тело принять сидячее положение. Боль пронзила ее, будто легион кинжалов. Только так она могла не позволить себе расплакаться.

Сквозь единственное шестиугольное окошко на потолке внутрь поступал свет предрассветных огней нижнего улья. Пройдя через его зернистый столб, она подошла к стулу и раскопала свое пальто. Отыскав пригоршню стимуляторов, она разжевала их, поморщившись от меловой безвкусности, а затем встала перед ростовым зеркалом и оглядела свое обнаженное тело, исполняя ежедневный ритуал.

Ее конечности были худощавыми — мускулистыми, но без излишеств. Бледная, молочно-белая кожа отражала свет. Она была высокой, около шести футов ростом. Глядевший в ответ льдисто-голубой глаз выглядел бодрее и энергичнее, чем она себя чувствовала. Ее физическое и душевное состояние точнее отражал второй глаз, пожелтевший и налитый кровью. Серебристо-серые волосы, выбритые на висках и поставленные коротким гребнем посередине, обрамляли суровое, но не злое лицо. И все же оно казалось ей незнакомым, как будто из грязного стекла на нее смотрел кто–то чужой. Понятными выглядели только шрамы, и они по большей части не изменились. Они пересекали тело, словно застежки-молнии, наискось перечеркивая его полосами навсегда обесцвеченной плоти, вызвавшими у нее на лице гримасу легкого отвращения. Потянуть — и она раскроется. Все теплое, влажное и красное вывалится изнутри, от тела останется пустая обвисшая оболочка.

«Разобранная», — подумала она, ведя пальцами по линиям нанесенных в ярости шрамов.

После туннеля прошел тридцать один день.

— Император милосердный… — прошептала она и отвела взгляд, потянувшись за своей блузой.

Моргравия замерла, наполовину развернувшись и задержав руку на полпути.

Перед ней в свете из потолочного окошка стояла зловещая фигура, и на мгновение она задумалась — может быть, кости и впрямь холодило не из–за залившего кожу лихорадочного пота, а по милости призрака? От фигуры пахло кровью и маслом, она выступала из тени плавными, но синкопическими движениями. Мелькнул клинок, лезвие которого блеснуло на свету серебром. На нее глядело лицо, застывшее в ухмылке, в зияющих впалых глазницах слабо светились красные глаза.

Моргравия опустила пистолет, который выхватила с портупеи, и судорожно выдохнула.

Оцепенелое лицо сморщилось, приняв насупившийся вид.

— Мама, тебе надо что–то надеть. Простудишься до смерти.

Нахмурившись, Моргравия схватила свою блузу.

— Чего тебе, Хел?

Кристо трудился в рабочих ямах Меагра всю свою жизнь. Он был патронщиком, причем хорошим. Его гильзы и боеприпасы имели коэффициент приемки девяносто три процента. В факторуме было не так много рабочих, кто достигал девяноста трех процентов. Он гордился своей профессией, пусть она и была изнурительной и по большей части неблагодарной. Эффективность выполнения работы приносила и некоторые плоды. Еда чуть лучше, возможность выбирать линию. Не слишком много, но желудок оказывался набит плотнее, а коже было прохладнее на максимальном удалении от плавильных печей, располагавшихся под производственным этажом.

А еще это вызывало зависть у некоторых коллег по работе. Труд в ямах был суровым и бесконечным, что укрепляло тела, но озлобляло умы. Обычно эту злобу приберегали для смотрителей, которые усмиряли даже малейший намек на возмущение при помощи хлыста или болевой дубинки, не переставая при этом проповедовать о чистоте тяжкой работы и омовении честным потом во имя Императора. Когда предоставлялась возможность направить эту бессильную ярость не на неприкасаемых блюстителей воли Императора и его военной машины, ею пользовались. Давящее чувство безнадежности выплескивали куда могли, перенося свое страдание на других.

Кристо доводилось слышать угрозы шепотом и ловить ожесточенные взгляды, направленные в свою сторону. Он не верил, что они перейдут к делу. Поначалу. Рабочая яма была плотно, как птицефабрика, набита человеческими телами, дружно покачивающимися, будто метроном. Рабочих было так много, что держать под присмотром весь трудовой состав не представлялось возможным, однако никто не поднял бы руку на другого из опасения быть наказанным. По крайней мере, в рабочих ямах.

Впрочем, к главной яме примыкали промежуточные помещения, и там было менее многолюдно. Несколько рефекториев давали возможность принять пищу, а помывочный блок также служил камерой обеззараживания.

Там на него и напали, сверкая зазубренными металлическими заточками в тусклом свете умывальной. Трое мужчин, ни одного из которых Кристо не знал по имени, хотя и со вполне знакомыми лицами. Стычка вышла короткой и жестокой. Голый и покрытый коркой грубого порошка, служившего чистящим средством, он перебил их всех. Кристо был не из маленьких. Он обладал габаритами и мускулатурой, которые нападавшим не удалось компенсировать численным перевесом. Все произошло быстро и почти бесшумно. Кристо получил с полдюжины порезов, из которых в зернистые серые стоки, с клокотанием уходившие в сливную шахту, текла красная кровь. Один из троих нападавших заработал перелом шеи, второму вошла внутрь черепа вонзившаяся под подбородок заточка, а у третьего глаза были выдавлены так, что сквозь сильно развороченные глазницы можно было увидеть содержимое головы.

Кристо быстро оделся, отдраил моечную кабинку и по одному перетаскал тела к печи. Единственными свидетелями содеянного были тупо глядящие безразличные сервиторы.

Он никогда не говорил о случившемся, поскольку это означало навлечь на себя самую строгую кару. Людей никто не хватился. Их пропажу, если ее вообще заметили, списали на высокую убыль кадров в рабочей яме. Наказанием за убийство являлась лоботомия, а Кристо не хотелось оказаться среди полуживых автоматонов, на глазах которых он сжигал три трупа. Одно дело убивать во имя Императора, но совсем другое — убивать тех, кто обязался исполнять для Него священную службу.

Обо всем этом Кристо думал, выжидая под карнизом. У него на поясе был пристегнут нож, а в кулаке он сжимал пригоршню стреляных гильз и знал, что ему придется убивать снова. Он стоял в тени Ломаной Дуги. Старый мост между ульями железоделов и торговым районом под названием Фэллохоуп знавал и лучшие времена. Обветшалый и годный только под снос, он выгибался, будто сломанный человеческий позвоночник. Через две трети своей протяженности он кончался обрывом, уходившим в глубокий овраг, где до сих пор лежали массивные куски феррокрита и перекрученная металлическая арматура, оставшиеся после обвала.

Выйдя из–под прикрытия моста, Кристо начал спускаться в овраг, направляясь к кольцу далеких огней. Приблизившись, он разглядел дюжину горящих бочек, составленных неплотным кругом. Вокруг очерченной пламенем границы собиралась толпа хохочущих и улюлюкающих фигур, одетых в грубую кожу и украденные из факторума комбинезоны.

Толпа была взбудоражена до исступления, накачана наркотиками и дешевым самогоном. Большинство было при оружии. Кристо видел дубинки, костыли с грузовой железной дороги, клинки. Впрочем, никаких пушек. Толпа перемещалась, толкаясь, пихаясь и перелаиваясь, и при этом в ней возникали просветы. Каждый раз удавалось мельком увидеть, что находилось дальше, внутри круга. Двое женщин из городских гладиаторов, в коже и боевой раскраске, руки обмотаны бинтами для лучшего хвата. Одна, с торчащими вверх шипами огненно-рыжих волос, держала кусок разорванной цепи. Другая пригибалась за крышкой от бочки, используя ее в качестве импровизированного щита. С одной стороны ее голова была выбрита, а с другой отрощенные волосы фиолетовой волной закрывали половину лица. Обе уже получили рассечения, но у обладательницы цепи была сильнее жажда убийства. Она вскинула руку, чтобы нанести противнице удар, и Кристо смог как следует ее разглядеть.