Ужасы Фобии Грин (СИ) - "tapatunya" - Страница 2

Фобии казалось несправедливым, что их оставляют на всю ночь рядом с ней. Или её соседки тоже в чем-то сильно провинились?

— Он ненормальный? — шёпотом спросила она, чтобы разорвать тишину, которая уже подкрадывалась к ней с ножом в руке.

— Думаю, да, — так же тихо ответила одна из девочек. — Полтора столетия в одиночной камере… Бывший наёмник бывшего Наместника.

— Это… Это…

— Дыши! — напомнила девочка тревожно.

Фобия кивнула, комната поплыла перед ней. Она с трудом добралась до кровати и рухнула на неё. Свернулась калачиком, укрылась обычным одеялом. Всё хорошо. Она в безопасности. На ней защитное покрывало. В изоляторе толстые стены. Здесь нет воды. Нет огня. Нет людей. Нет антилоп и разрытых могил.

Выравнивала работу сердца и думала об этих девочках рядом. Она не имеет права поддаваться панике. Сейчас Фобия отвечает не только за себя, но и других. Какое странное, непривычное ощущение.

Крест, наёмник мёртвого Наместника. О нем уже лет тридцать как ничего не было слышно. Считалось, что после того, как он покинул свою одиночную камеру, его либо убили бывшие враги, для которых сто пятьдесят лет ожидания — не срок, либо он сам сгинул, не приспособившись к новому режиму.

Фобия читала про наёмника Креста в учебниках. Меньше всего она ожидала встретить его в воспитательно-оздоровительном лагере.

Фобия проснулась от шума. Девочки-соседки пронзительно кричали, их били судороги, носом шла кровь. Щурясь спросонья, Фобия несколько секунд просто смотрела на происходящее, а потом вдруг поняла, что это её рук дело. Вернее — наглых, жадных щупалец её страха, которые воспользовались тяжёлым забытьём обладательницы и хищно вылезли наружу.

Как была — босиком — Фобия прыгнула, путаясь в одеяле, с кровати и бросилась к выходу. Взвыли тревожные сирены. Погружённый в темноту лагерь зажигался огнями.

Фобия бежала прочь от людей, от огней, от их налаженного быта, стремясь укрыться за деревьями.

Темноты она не боялась. Темнота была другом, темнота была защитником, в ней можно было спрятаться, в ней можно было притвориться невидимкой. В темноте тебя не найдет никакое зло.

Никакое зло, кроме Креста.

Он появился уже под утро, когда Фобия почти успокоилась, скрючившись под толстым деревом. Израненные в кровь ноги — хвойный лес, иголки да шишки — болезненно саднило. Тонкая футболка не грела, и Фобию била крупная дрожь. Слёзы уже иссякли.

Крест подошел, не таясь — хрустели под его поступью ветки, разрывал предрассветную серость свет фонаря. Безжалостно осветил её несчастное лицо, скрюченную фигурку. Зачем-то пошевелил носком тяжелого ботинка мох возле её рук.

Лицо бывшего наёмника не выражало ничего, кроме равнодушного презрения.

— Я же просил тебя, — сказал он раздражённо, — провести эту ночь спокойно. Неужели так сложно было?

Он не понимал. Он не понимал, что внутри Фобии никогда не дремлет жирный осьминог, готовый в любую секунду выпустить свои щупальца. Её страхи и волнения, смена обстановки, любые перемены — всё питало осьминога.

— Вставай, — приказал Крест.

Она неуверенно поднялась на ноги.

— Что с девочками?

— В лазарете, — казалось, судьба подопечных не слишком волновала дежурного по лагерю. — Иди за мной.

— Мне больно ходить. Я босиком.

Он лишь дёрнул плечом, равнодушный, холодный, расшнуровал свои тяжелые ботинки и снял их, поставив рядом с собой.

— Возьми, если сможешь, — предложил спокойно.

Ноги словно по чужой воле сделали несколько шагов. Поднял голову жадный осьминог, предвкушая добычу. Холодными струями паника впрыснулась в кровь. Наполовину парализованная ужасом, Фобия быстро заговорила, торопливо проглатывая целые слоги:

— Так нельзя. Послушайте, господин Крест, вы же образованный человек! Вы же понимаете, что фобии связаны с чрезмерной активностью в подкорковых узлах мозга, где задается общий тонус мозговой активности. Когда этот отдел слишком активен, люди испытывают тревожность. Вы не можете просто взять и пренебречь медициной!

— Ну… медицина много лет пренебрегала мной. Так что, думаю, немного взаимности с моей стороны ей не повредит.

Он шагнул вперед и Фобия поняла, что вот ещё немного, и он приблизится к ней. Близко. Может, даже прикоснётся.

— Знаешь, что сильнее страха? — вдруг заговорил Крест.

Она споткнулась об очередную кочку, всхлипнула:

— Нет ничего сильнее страха.

— Неправда. Сильнее страха — ненависть.

Никто и никогда не касался Фобии. Ну может только во младенчестве, она этого не помнила.

Пот заливал ей глаза, сердце выпрыгивало из груди. Руки и ноги ходили ходуном.

И когда он протянул вперед руку, от ужаса она потеряла сознание.

Пустота раскололась от движения ресниц. Фобия открыла слипшиеся глаза. В зрачки ударило немилосердное солнце.

В горле было так сухо, что глотать не получалось. Виски ломила головная боль.

Она села на земле, ощущая непонятную тяжесть на ногах. Ботинки Креста.

— Про длительные обмороки в твоей медицинской карте нет записей, — прошуршал его голос. — Успокоилась? Возвращаться будем? Меня этот цирк уже задолбал.

— Воды…

— Возьми.

Бутылку он держал в своих руках и даже не думал бросать её Фобии.

Как он там говорил? Сильнее страха может быть только ненависть? Оказалось, что ненависть вообще сильное чувство. До этого дня Фобии не доводилось ещё испытывать таких сильных чувств.

Она встала, оценивая расстояние между ними. Стиснула зубы. Потом рывком бросилась вперед, вырвала ненавистную бутылку из мозолистых рук и отпрыгнула назад. Сил едва хватило, чтобы отвинтить крышку. Вода пролилась на совершенно грязную футболку.

Постояла немножко, наслаждаясь ощущением влаги в изодранном криком горле.

— Почему вы не боитесь меня? — спросила устало. — Я могу забрать всю вашу энергию.

— Потому что мою энергию забрали до тебя, — усмехнулся он.

Она подумала. Действительно, глупо было бы назначать дежурным по лагерю для трудных псевдомагов человека, который мог ощутить их влияние. Да полно. Судя по всему Крест — и не человек уже вовсе. Поэтому она так легко приблизилась к нему, не пробудив осьминога.

— Подойдите ко мне, — попросила Фобия. — Ближе.

Крест вскинул брови и сделал шаг, а потом ещё один вперёд. Как только он начал приближаться к той невидимой границе, которая отделяла личное пространство Фобии от остального мира, в кончиках пальцев появились предупреждающие покалывания паники.

— Стойте, — хрипло сказала она.

Крест смотрел с любопытством.

— Страшно?

— Да.

— Твоя фобия близкого присутствия распространяется только на людей?

— Ещё на антилоп.

Мир раскололся на истинных магов и псевдомагов 180 лет назад. В тот день, когда Мёртвый Наместник стал мёртвым.

Нельзя допускать к власти могущественных людей. У власти должен быть человек самый обычный, без затей. Трудолюбивый, исполнительный, хитрый.

Чем больше власти у могущественного человека, тем меньше ему того, что он имеет. Скука и жадность, амбиции и самоуверенность, иллюзия собственной непогрешимости заводят таких правителей в ловушки, а людей — на баррикады.

Наместник не стал исключением из правил. В ту ночь, когда собственные гвардейцы подняли его на пики, энергия умирающего колдуна разделила магический мир на две части.

Одна часть магов стала истинными. Они умели пользоваться магией, по-настоящему умели, но испытывали вечный ресурсный голод — просто разучились черпать энергию. А псевдомаги вытягивали её из ни в чём не повинных людей — зачастую случайно — и сливали в никуда, вхолостую, потому что не могли совладать с этими вихрями. Люди от этого, как правило, болели. Иногда и умирали.

Вытягивать энергию из людей было запрещено десятком законов. Но это было то же самое, что запретить светить солнцу или тучам проливаться дождем. Псевдомаги ничего не могли с собой поделать. Стоит ли говорить о том, что общество было настроено к ним враждебно? Бывали времена, когда радикалы и вовсе требовали тотального истребления псевдомагов. И истребили бы, наверное, если бы не продолжали питать надежды, что однажды смогут контролировать их энергетические каналы.