Моролинги - Дегтярев Максим Владимирович - Страница 17

• Предыдущая
• 17/84
• Следующая

Если с внутренним устройством нашего университета все понятно — естественнонаучный сектор, гуманитарный сектор, сектор экспериментальных лабораторий, административный сектор, включая спортзалы на первых и подземных этажах, — то как выглядит университет снаружи, не в состоянии описать никто. Студенты, отправляясь на каникулы на другие планеты, всегда берут с собою снимок своей alma mater, дабы, если спросят, сказать: вот это он, и ткнуть пальцем в снимок. Я же рискну предположить рецепт строительства: берете цилиндр из стеклобетона переменной прозрачности и ставите его вертикально. Диаметр цилиндра должен быть метров восемьдесят, высота — двести пятьдесят, но это не точно. Думаю, двухсот пятидесяти хватит. Затем вам понадобится постоянный высокоэнергетический лазер. В крайнем случае, сойдет и квазиимпульсный. Аккуратными горизонтальными разрезами вы рассекаете цилиндр на диски — должно выйти ровно шестнадцать штук, желательно одинаковых. При этом диски должны остаться лежать друг на друге, иначе ничего не выйдет. И наконец, последний, самый ответственный этап: разрезанный цилиндр нужно аккуратно пихнуть в нижний диск. Если удачно пихнуть, то диски рассыплются в форме Фаонского Университета. Думаю, куда и с какой силой пихать — главная тайна архитекторов. Они унесут ее с собой в могилу, уж будьте уверены.

Заняв место в флаере и дав команду на взлет, я еще раз бросил взгляд на университет.

«М-да, против второго начала термодинамики не попрешь», — вспомнились мне слова, сказанные одним физиком с Земли, когда он впервые увидел это чудное архитектурное сооружение.

Двери в кабинет Шефа звуконепроницаемы. Об этом следует помнить, когда собираешься их открыть. Упругие басы штраусовского «говорящего Заратустры» вынесли меня обратно в коридор. Я заткнул уши, оттолкнулся от стены и ворвался в кабинет.

На экране, занимавшем всю торцовую стену кабинета, творилось действо, глядя на которое, никогда не скажешь, что «Бог умер». Нет, тут скорее «Шеф оглох». Слово, ставшее плотью моего босса, сидело ко мне спиной и творило Историю. В углах огромного экрана притаились ангелы и демоны. Они наперебой подсказывали, какие космологические параметры следует менять. Естественно, они подсказывали в соответствии со своими ангельскими и демонскими вкусами. Когда между силами добра и зла происходила стычка, игроку следовало принять одну из сторон. Победив, можно было заработать дельную подсказку.

Заратустра отговорил, и его сменила Фортуна Орфа. Под далекий гул набухавших протуберанцев Большой хор Фаонской филармонии вступил бодро, затем стал тихо и невнятно сетовать на то, что удача изменчива, как фазы Луны — то ее прибудет, то убудет. Воспользовавшись относительной тишиной, я заорал, что, мол, вот он я, пришел, встречайте.

— Погоди, дай сохранюсь! — заорал в ответ Шеф.

Хор стих, экран с желто-фиолетовой пятнистой мешаниной замер — и сразу побледнел, едва Шеф включил общее освещение.

— О, я уже это видел. Спиральная галактика класса Октопус Мадидус. В любом каталоге найдете, если хорошенько поищите.

— Сам ты мадидус. Я из-за тебя свет от тьмы отделить не успел! — возмутился Шеф.

Я догадался:

— Вы говорите об отрыве реликтового излучения? Плохо, плохо… А константы связи правильно подобрали?

— Гавриил сказал, что правильно. В смысле— не твое дело. Я же говорю — не успел. И прежде чем советы давать, попробовал бы сам… Узнал что-нибудь?

— Чарльза Корно убил профессор Цанс, чтобы тот не совратил его студента.

— Совратил?!

— В научном смысле.

И я в двух словах пересказал разговор с Цансом и Ливей. Затем резюмировал:

— Серьезный вывод только один: надо менять прикрытие, поскольку научная ценность ларсоновских статей сильно под вопросом. Мне кажется, он исписался. Его доказательство про Другою Вселенную полно ошибок. Из-за него мы стали посмешищем в академических кругах обеих Вселенных…

Шеф поднял руку, я замолк.

— Все это я передам Редактору, — сказал он. — С Бенедиктом надо поговорить, раз уж он попался нам на глаза. Говоришь, у Корно не сохранилось ни одного письма от Бенедикта?

— Ни единого. Бенедикт Эппель присутствует в списке адресатов, но писем нет. Если они что-то там моделировали, то письма должны были остаться. Письма с формулами никто не стирает. Зато иногда их прячут.

— Правильно, — согласился Шеф. — Я над этим подумаю.

— Бенедикта сейчас искать или подождать до семинара?

Шеф не упустил шанса приняться за старое:

— Семинар это хорошо. Тебе нужно расширять кругозор. О чем семинар-то?

— О моролинагах. Я уточнил, там основной докладчик — Эдуард Брубер, писатель. Писал о моролинагах. Роман так и называется «Моролинги». Кстати, Брубер есть в адресной книге Корно.

— А письма?

— Одно письмо от Корно к нему. Даже не письмо, а слайд. Средневековый.

— В каком смысле средневековый?

— В смысле изображения: бородатые господа в беретах и в выпуклых дублетах с накрахмаленными рафами шириной в две ладони. — Вчера я отрепетировал, как все это произнести так, словно сам всю жизнь ношу береты, дублеты и так далее по тексту.

— Где ты слов-то таких нахватался: дублеты, рафы еще какие-то… — Шеф ревниво относится к чужому словарному запасу.

— Датировка изображения по костюму — довольно известный прием. Я датировал изображение шестнадцатым веком. Более грубо: позднее средневековье или эпоха Возрождения, что, в общем-то, одно и тоже. Прошу заметить, я обошелся без чье-либо помощи.

Выслушав мое объяснение, Шеф скомандовал:

— Яна, узнай, что за слайд Корно послал Эдуарду Бруберу.

— Да, Шеф, — ответила Яна, и на полчаса исчезла.

— Значит так, — выполнив задание, сказала она деловито. — Это не слайд, а кадр из фильма «Жизнь и смерть Роберта Грина». Снят четыре года назад. Сценарий писал Брубер. Действие происходит в Англии, в середине тире конце шестнадцатого века. Роберт Грин — это английский писатель и драматург, современник Шекспира. Кто такой Шекспир, я тебе, Федр, расскажу как-нибудь потом.

— Рассказывай сейчас, — сказал я. — Шеф тоже хочет знать.

— Думаю, он знает, — заступилась за Шефа Яна.

Шеф обозвал меня невежественным нахалом и велел убираться с глаз долой. Бенедиктом приказал заняться завтра.

Пусть нахал, но не невежественный… Обвинение меня возмутило. Вернувшись домой, я скачал «Жизнь и смерть Роберта Грина» и стал смотреть. Сначала было интересно, потом я уснул и проснулся от того, что Роберт Грин громко кричал что-то страшное в адрес Шекспира. Шекспир ответил скабрезной эпиграммой, Грин слег и до конца фильма так и не встал. Пожалев несчастного Роберта Грина, я отправился в спальню досыпать.

Чем Шеф мне всегда импонировал, так это тем, что об всех изменениях в моих планах он извещает меня точно в срок.

Итак, ночь с четверга на пятницу, три часа. Я сплю мертвым сном в своей постели. В три ноль одну комлог пищит, я подпрыгиваю и левым хуком бью его в кнопку «вкл.» На экране — Шеф — выглядит так, словно не ложился. — Завтра, то есть сегодня, выпускают Амиреса, — говорит он зевая. — Полиция провела следственный эксперимент, который полностью подтвердил мою версию о том, как было совершено убийство.

— А до утра эта новость не могла…

— Эта ночь — последняя, когда дом Корно пуст, — прерывает он меня.

— А с вечера нельзя было…— продолжаю вяло возмущаться я.

Шеф дискутировать не склонен:

— Поторопись! Нам здорово повезло: уходя после обыска, полиция забыла включить сигнализацию. Кстати, почему выяснением того, включена ли сигнализация в доме Корно или нет, занимаюсь я?

— Наверное, потому что Ларсон занят игрой в «ШДТ».

— Или потому что ты спишь!

— Извините, что делаю это ночью… А что мы ищем?

— Глиняные таблички, — говорит он и исчезает как то привидение из анекдота.

Насчет глиняных табличек у Шефа есть целая теория. Способов, как уберечь информацию от разных любопытных личностей вроде нас с Шефом, существует масса. Можно просто зашифровать. Можно не шифруя расквантовать и каждый квант информации отправить на отдельный накопитель в какой-нибудь другой планетной системе или даже в другом Секторе. Можно сделать и то и другое. Но мой босс убежден: проделав все эти сложные операции, человек все равно оставит себе про запас одну нетленную копию — нестираемую, скажем так, — чтобы проснувшись ночью достать из-под подушки и полюбоваться на сокровище, поскольку в иных случаях информация — и есть настоящее сокровище. Полюбуется и уберет обратно. Нетленные копии Шеф называет глиняными табличками, но, как правило, это кристаллы постоянной памяти.

• Предыдущая
• 17/84
• Следующая