Призраки в Берлине (СИ) - "Serge Orloff" - Страница 12

- Я согласен. Это бесперспективно, - сказал Мюллер.

- Ну, хорошо, допустим, танки. Но почему русские должны нам поверить? И что будет, если этот Клименко доложит обо всём командованию? Тогда всей операции конец, - продолжал допытываться Монке.

- Не доложит. Он будет действовать самостоятельно, - уверенно ответил Таллер.

- Объясните почему, - Мюллеру этот момент тоже был непонятен.

- Потому что Гитлер – это его приз. Это звезда героя! В Кремле, из рук Сталина! Если он сообщит обо всём командованию, у него просто вырвут из рук его приз, в лучшем случае поделят и таким образом размажут его славу. Представьте его ход мыслей. Если он будет действовать на свой страх и риск, то чем он рискует? Ну, потеряет пару танков – вот и всё. А если он поставит в известность инстанции, то может потерять свой шанс, который выпадает раз в жизни. Об этом я уже говорил. Поверьте мне, я знаю психологию этих людей.

Мюллер и Монке переглянулись друг с другом, оценивая весомость приводимых аргументов.

- Танки, идущие в тыл от линии фронта, - не вызовут ли они подозрения у русских? – спросил Монке.

- СМЕРШ никому не подчиняется, кроме своего руководства и Сталина. Их оперативные группы движутся по своим маршрутам, и все в армии это знают.

- Кто может остановить или блокировать оперативную группу СМЕРШ? – спросил Мюллер.

- Сейчас, здесь в Берлине, – никто, - уверенно ответил Таллер.

Монке и Мюллер вновь многозначительно переглянулись.

- Ваш план слишком хорош, и это подозрительно, - засомневался Мюллер.

- Вся его сила в простоте

- Назовите слабое место вашего плана. Должно же быть слабое место.

- Слабое место – ваша нерешительность.

- Перестаньте, Таллер, строить из себя единственного спасителя фюрера, - едко заметил Мюллер.

- Через час с небольшим он уйдёт из жизни, и тогда ничего уже нельзя будет изменить.

Таков был последний довод Талера, после чего он ожидал от участников совещания окончательного решения – да или нет.

- Монке, - Мюллер повернулся к генералу – если вы согласны с планом, возьмите на себя военную часть, а я займусь всем остальным.

После этого Мюллер встал из-за стола, вслед за ним поднялся Монке.

По установленной процедуре за час до подачи блюд к столу фюрера на кухню для проверки продуктов вошли два офицера СС и его личный врач.

- Чем ты нас порадуешь сегодня, дорогая Констанция? – спросил Вернер Хаазе, имевший сразу два звания – профессора медицины и оберштурмбанфюрера СС.

- Спагетти в томатном соусе и черничный торт на десерт, - ответила Констанция Манциарли, служившая в бункере личным поваром и диетологом Гитлера.

Все трое дегустаторов сели за стол. Констанция поставила перед ними эмалированную кастрюлю со сваренными макаронами и блюдце с соусом. На глазах у эсесовцев из этой кастрюли она положила каждому в тарелку небольшую порцию макарон, затем то же самое проделала с соусом.

До января 1945 года при ставке содержали группу специально отобранных девушек-дегустаторов, которые ежедневно, три раза в день проверяли на себе безопасность подаваемых фюреру блюд. Однако, после падения Восточной Пруссии и перебазирования ставки в бункер рейхсканцелярии от отряда дегустаторов решено было отказаться. Функции девушек перешли к сотрудникам личной охраны Гитлера.

- Очень вкусно, Констанция, - оценил блюдо доктор Хаазе.

Молодые офицеры, молча кивая головой, подтвердили это мнение.

- Хорошо, я думаю, через полчаса можно подавать, - поднявшись из-за стола, распорядился доктор и покинул комнату.

Констанция взяла кастрюлю и в сопровождении одного из офицеров отнесла её на кухню для дальнейшего разогрева. Офицер вошёл вслед за ней и встал у стены. В его обязанности входило не выпускать из виду прошедшие проверку продукты и не допускать никого на кухню.

Однако туда, внезапно, явился начальник всей личной охраны Раттенхубер в сопровождении еще одного офицера. Сразу с порога генерал спросил у охранника кухни:

- Лео, почему ты не сказал мне, что твои родственники остались в Кенигсберге?

Охранник побледнел от страха.

- Я боялся, - ответил он.

- Мне очень жаль, Лео, но теперь тебе придётся все это объяснять Мюллеру.

После чего Раттенхубер подошёл к нему вплотную и потребовал сдать оружие.

Пост на кухне занял другой, более чистый с точки зрения Гестапо офицер личной охраны.

Через тридцать минут Констанция в сопровождении нового офицера подала в комнату номер 5 свой последний обед для фюрера.

В 14.07 с семиминутным опозданием операция пришла в действие.

В 14.20 в узкий коридор фюрербункера быстро вошёл Генрих Мюллер с двумя подручными Таллера. Не доходя до конца прохода, они вошли в четвёртую от конца коридора дверь под номером 6. Это была личная спальная комната Евы Браун, из которой через внутреннюю дверь можно было попасть в соседние с ней покои Гитлера. Мюллер осторожно подошёл к двери в смежную комнату и прислушался. В комнате Гитлера было тихо. Мюллер взглянул на часы и чуть-чуть приоткрыл дверь, чтобы окончательно убедиться в безопасности своего вторжения в апартаменты фюрера. В тишине он услышал лёгкий мужской стон. После этого он смело распахнул дверь, и все трое вошли в комнату. Гитлер, откинувшись на спинку дивана, лежал с широко раскрытым ртом и тяжело дышал. Ева Браун, вытянув ноги, спала на его груди.

Первым делом Мюллер закрыл изнутри входную дверь. Один из вошедших деловито обнажил руку Гитлера ниже локтя и сделал ему внутривенный укол. Второй помощник Мюллера взял со стола тарелки с недоеденными спагетти и бросил их в специально принесённый для этого резиновый пакет. На их место он поставил новые тарелки с тем же содержимым.

- С Евой окончательно решено? – спросил человек со шприцем в руке.

- Да, - коротко ответил Мюллер.

Сразу после этих слов исполнитель достал из своего саквояжа другой шприц и ввёл его содержимое в руку спящей Евы Браун. У неё сразу же начались конвульсии, поэтому ее тело отделили от Адольфа и пару минут крепко удерживали его прижатым к дивану, чтобы исключить всякий шум, который могли вызвать предсмертные судороги мышц.

Не теряя ни секунды, Мюллер распорядился вынести безвольное тело фюрера в дальнюю спальню Евы и стал нервно ходить по комнате.

Расслабился он только тогда, в комнату, так же через спальню Евы вошёл двойник Гитлера. Мюллер вскинул руку в нацистском приветствии. Лжефюрер устало и нехотя чуть приподнял свою руку в ответ.

- Отлично, Франц! – похвалил его шеф Гестапо.

Увидев мертвое женское тело на диване, Франц, кажется, догадался, что происходит в этой комнате, и умоляюще произнёс:

- Нет, Генрих, нет. Только не это!

Но было уже поздно.

Выстрел в фюрербункере услышали только те, кто находился в непосредственной близости от комнаты номер 5. Они и открыли первыми дверь, которую за считанные секунды до этого разблокировал Мюллер.

Через 40 минут после выстрела, выполняя последнюю волю Гитлера, вся верхушка обитателей фюрербункера поднялась по лестнице наверх, к выходу в сад рейхсканцелярии, чтобы отдать последние почести объятому пламенем праху своего вождя.

К этому времени Раттенхубер уже удалил из главного бункера всю без исключения охрану, а сам вместе со всеми стоял наверху у смертного костра. Это заметно облегчало задачу людям Мюллера, быстро вынесшим из комнаты Евы Браун носилки, на которых по легенде находился только что умерший в лазарете человек. Для пущего эффекта тело было накрыто окровавленной простынёй, из-под которой торчали только босые пятки.

Миновав освобождённый от свидетелей переход между фюрербункером и форбункером, два солдата с носилками оказались в помещении лазарета. Регулярный вынос умерших из госпиталя стал уже настолько привычным для всех зрелищем, что на очередного беднягу никто и внимания не обратил. Носилки были поставлены у стены в дальнем крыле подвала. Рядом с «умершим» остались дежурить два человека Таллера со стимулирующими инъекциями наготове.