Гибель Урании - Дашкиев Николай Александрович - Страница 18

Чужое… Все чужое вокруг: стоптанные тапочки под кроватью, комбинезоны в большом шкафу, «Книга священного закона» на столе. А надо узнать эти вещи так, будто они действительно знакомы и любимы.

Айт поднял и внимательно осмотрел тапочки. Войлок на подошве стерлась неравномерно. Ага, Псойс немного волочил правую ногу. Это следует запомнить. А что же он читал?

«Книга священного закона» была развернута в разделе «Предсказание Иока». Посреди страницы чем-то острым — видимо, ногтем — подчеркнуто фразу: «И продал он сына своего, как продают скот на базаре, и забыл про него, потому что царь Менхо-Теп украл у него разум»…

— Гм, — прошептал Айт. — И он продал сына… А был ли у него сын?

Мелькнула мысль, что Псойс унес с собой в могилу такие тайны, которых не раскроешь ни за что. Можно быть похожим на него, подражать его голосу, походке, но эти внешние признаки отнюдь не раскрывали сущности слуги мистера Кейз-Ола. Имел ли Псойс какую-нибудь личную жизнь?

Айт снова и снова просматривал глазами страницу «Книги закона», чтобы понять тайный смысл мыслей старого лакея.

«Погоди… А эти строки действительно подчеркнул Псойс?»

И уже в следующее мгновение сомнение превратилось в уверенность: все вещи вокруг покрылись слоем пыли — видимо, Псойс запретил заходить в свои покои, — только эта страница книги была чистейшая.

«Так… так… — рассуждал Айт. — Кто-то зашел сюда вчера или сегодня, нашел и подчеркнул строки, которые должны были что-то напомнить Псойсу. Что именно?»

Айт листал книгу, пока не отыскал страницы, припорошенные пылью. И там ему сразу же бросились в глаза слова: «И сказал он, когда его вели на казнь: «Боже, сделай так, чтобы мой род не погиб, — отдай моему сыну те годы, которые ты забрал у меня…»

— Интересно… Интересно… — мямлил Айт. — Снова упоминание о сыне… А «на казнь» следует понимать как «на операцию»?

Он интуитивно чувствовал, что ухватился за кончик очень важной ниточки, но куда она приведет — еще не мог понять. Ясно было одно: тайна старого Псойса известна еще кому-то, и это следует учитывать.

Странная вещь — после вчерашнего взрыва Айт словно окаменел. Еще два месяца назад каторжник БЦ-105 с трепетом мечтал о той минуте, когда попадет, наконец, во дворец Кейз-Ола и задушит своего врага собственными руками. А сейчас он стал холоден и спокоен.

Нет, ненависть не исчезла. Сначала она бурлила фонтанами пламени, потом плескалась в груди тяжелым расплавленным металлом и превратилась, наконец, в упругое, закаленное лезвие ножа.

Айт мог бы уничтожить Кейз-Ола хоть сегодня. Вот пистолет, с которым камердинер не расстается никогда. Но разве это кара?

Айт невольно вспомнил судебный фарс, который вычеркнул его из числа живых. О, те судьи решили наказать его достойно! Они знали, что каторга страшнее мгновенной смерти на электрическом стуле!

Да, Айт организовал покушение на Кейз-Ола.

То была действительно хитроумная месть — натравить на Кейз-Ола того, кто должен был стать его охранником и защитником — механического слугу.

Видимо, Кейз-Ол уже видел, что Псойс долго не протянет, поэтому заказал себе робота-автомата, который подчинялся бы словесным приказам.

Четыре группы инженеров института автоматики сконструировали для мистера Кейз-Ола целых четыре механических слуги. После самых суровых испытаний самой совершенной была признана конструкция молодого инженера Айта. И не удивительно: другие инженеры стремились к денежному вознаграждению, а Айт — к мести.

Его Эм — «Мыслитель» официально, а на самом деле «Мститель» — был покорен, как ребенок, и ласков, как теленок. Металл — мертв. Металл не может чувствовать, болеть, сопереживать. Но Айту порой казалось, что в электронном мозгу его Эма уже зарождаются настоящие человеческие мысли, настоящие хорошие порывы.

— Эм, иди сюда, — звал Айт.

И робот, осторожно переставляя тяжеленные ножищи, подходил и легонько касался руки: пришел, мол.

— Садись, Эм!

Робот приносил стул, садился на него медленно, словно боялся раздавить. Но это была только имитация движения человека — в этой самой позе Эм оставался и тогда, когда стул забирали.

— Мне тоскливо, Эм!

Вздыхая, робот подсовывался ближе, грустно склонял свою неуклюжую металлическую голову и начинал тихо рассказывать про далекие-далекие неведомые страны, где нет несчастья и бедствий. Из динамиков робота звучал записанный когда-то давно, еще на примитивном магнитофоне, голос матери, которая рассказывала эту сказочку Айту-ребенку. Слушая работа, Айт чувствовал, что у него перехватывает дыхание, а на глаза наворачиваются слезы.

— Эм, отомсти за все!.. Отомсти!

Робот замолкал, поворачивал к нему голову, будто действительно прислушивался, запоминал все услышанное, чтобы позже отомстить на всю мощность своих электромоторов.

Нет, он был неживой, этот Эм, и ему было безразлично, какие и чьи приказы выполнять — чтобы только микрофоны восприняли соответствующий сигнал-команду. Но память он имел совершенную: на барабанах его мозга было записано столько, что конкурировать с ним мог мозг не всякого живого человека.

И вот утром того дня, когда «Мстителя» должны были забрать к дворцу мистера Кейз-Ола, на эти барабаны рядом с магнитофонными записями всех возможных команд, которые соизволит подать триллионер, лег короткий сигнал: «Действие!»

Достаточно было бы Кейз-Олу произнести перед роботом это слово — и автоматы сработали бы в одном, вполне определенном направлении: Эм бросился бы на триллионера и раздавил бы его в своих объятиях.

Видимо, так и случилось бы, если бы Айт был хитрее, а Кейз-Ол — глупее. Но триллионер не хотел рисковать жизнью при встрече с непроверенным слугой. Он приказал включить магнитофон: пусть для эксперимента машина командует машине.

И машина скомандовала. «Мститель» бросился на нее и раздавил ее стальными лапами…

А на следующее утро начался суд над Айтом. Его помощники из инженерной группы не только не пробовали спасать своего товарища, а, наоборот, топили его.

Да он и не обижался: что же, они защищали свои шкуры.

«Свидетель» Эм стоял в запертой камере — судьи опасались, чтобы он не совершил дебоша и не поубивал их… Дураки! Эм знал только одного адресата своей безудержной ненависти. Но он помнил еще одну команду, смертельную для существования его как сложного электронновычислительного устройства: «Погибни, Эм!»

Достаточно Айту произнести эти слова хотя бы шепотом, и взорвутся тротиловые патроны, спрятанные в мозгу робота. «Свидетель» не засвидетельствовал бы против того, кто его создал.

Но Айт не спешил. Приговор был ясен и без суда. А увидеть безупречную реакцию «Мстителя» на ненавистный голос Кейз-Ола — аж на душе полегчает.

— …И, наконец, самый последний, зато самый убедительный довод, — медленно тянул прокурор, — электронно-вычислительное устройство Эм, сконструированное подсудимым… Прошу, включите магнитофон с записью голоса уважаемого мистера Кейз-Ола.

— Ну, милый, ну! — шептал Айт. — Встань!

И Эм поднялся. Он раздавил магнитофон, как раздавил бы Айт своего врага… если бы мог это сделать.

— Обратите внимание, господа судьи, это — не случайное нарушение того, что называется режимом работы электронно-вычислительного устройства. Это…

Еще долго и нудно говорил прокурор. Затем судьи куда-то ходили. И, наконец, прозвучали слова приговора: «Пожизненная каторга».

Айт выслушал почти спокойно. Обернулся к «Мстителя».

— Встань, Эм!

Робот вскочил.

— Поклонись мне в ноги!

— Заткните ему рот! — заорал судья. — Тащите его вон!

Но пока добежали жандармы, Айт успел подать и последнюю команду:

— Погибни, Эм!