Жизнь и пиратские приключения славного капитана Сингльтона - Дефо Даниэль - Страница 39

• Предыдущая
• 39/59
• Следующая

Рассказ Виллиама доставил нам большое удовольствие, в особенности, когда мы узнали, что, помимо всего, Виллиам получил чеканенным или весовым 233 золотом и частью испанским серебром шестьдесят тысяч осьмериков.

Мы были в особенности рады шлюпу и стали совещаться, не лучше ли бросить наш большой португальский корабль, а сохранить только первый наш корабль и шлюп — все равно людей у нас еле хватало на все три судна, да и вообще большой корабль, считали мы, был слишком велик для нашей работы. Как бы то ни было, благодаря тому, что возник этот спор, первый наш спор о том, куда идти был разрешен. Мой товарищ, как я называл его теперь, то есть тот, кто был моим капитаном до того, как мы захватили португальский военный корабль, стоял за то, чтобы идти в Южные моря и взять курс по западному побережью Америки, где нам, безусловно, удастся захватить богатые испанские суда. А там уже, если того потребуют обстоятельства, мы из Южных морей сможем легко добраться до Ост-Индии и, таким образом, обогнуть земной шар, как то до нас делали другие.

Но у меня имелось другое предложение. Я бывал в Ост-Индии и с тех пор придерживался убеждения, что, пойди мы туда, мы сделали бы, безусловно, выгодное дело, и у нас будет и безопасное место для отступления и добрая говядина для пропитания среди моих старых друзей — туземцев Занзибара или Мозамбикского побережья, или острова святого Лаврентия 234. Мысли мои, говорю я, были настроены на этот лад, и я прочитал моим товарищам столько наставлений о выгодах, которые они наверняка получат, пиратствуя в заливе Моча 235, в Красном море, и на Малабарском побережье или в Бенгальском заливе 236, что прямо-таки ослепил их.

Этими доводами я убедил их, и все мы решили отправиться на юго-восток, к мысу Доброй Надежды. А следствием этого решения явилось то, что мы решили сохранить наш шлюп и отправиться с тремя судами, не сомневаясь, — в чем я убедил их, — что в дальнейшем пути найдем для них достаточно людей, а если и не найдем, то сможем всегда, когда пожелаем, бросить один из кораблей.

Конечно, мы не могли сделать ничего иного, как назначить капитаном шлюпа нашего друга Виллиама, добывшего нам этот шлюп благодаря такой хорошей рассудительности. Виллиам нам весьма любезно ответил, что не будет командовать ни шлюпом, ни фрегатом. Но, если мы шлюп дадим ему в качестве его доли в гвинейском корабле, — на что мы охотно согласились, — он останется в нашем обществе в качестве продовольственного склада, раз мы по-прежнему будем приказывать ему и он будет находиться под тем же насилием, каким его увели.

Мы поняли его и дали ему шлюп, но под условием, чтобы он от нас не отходил и всецело подчинялся нам.

Виллиам чувствовал себя уже не так свободно, как прежде. А так как впоследствии шлюп понадобился нам, чтобы крейсировать с поручениями и возить уже настоящего пирата, пирата до мозга костей, да и я так скучал по Виллиаму, что обойтись без него не мог, ибо был он моим частым советчиком и товарищем во всех делах, — то я посадил на шлюп шотландца, смелого, предприимчивого, бравого парня, по имени Гордон, и поставил на судно двенадцать пушек и четыре петереро 237, хотя, в сущности, людей у нас не хватало и на каждом корабле было экипажа меньше, нежели полагается.

Мы отплыли к мысу Доброй Надежды в начале октября 1706 года и прошли в виду мыса двенадцатого ноября месяца, испытавши в дороге немалое количество ненастий. На тамошних рейдах повстречали мы много торговых судов, равно английских и голландских, но не знали, куда идут они: на родину или с родины. Как бы то ни было, мы считали не совсем удобным становиться на якорь, так как не знали определенно, что это за суда, и не предпримут ли они чего-либо против нас, если узнают, кто мы такие. Но, нуждаясь в пресной воде, мы отправили к источнику за водой две лодки с португальского военного корабля, посадивши на них только португальских моряков и негров. В то же время мы выкинули португальский кормовой флаг и простояли так всю ночь.

Таким образом, нас не узнали и, во всяком случае, сочли за кого угодно, кроме как за то, чем мы были в действительности.

Когда около пяти часов следующего утра наши лодки в третий раз воротились с полным грузом, мы сочли, что запас воды у нас достаточный, и двинулись на восток. Но до того еще, как наши вернулись в последний раз, — тогда дул добрый ветер с запада, — мы различили в сером свете утра лодку под парусом, торопившуюся к нам, точно боясь, что мы уйдем от нее. Мы вскоре обнаружили, что то был английский баркас и что он полон людей. Мы никак не могли понять, что это обозначает. Но так как это была всего только лодка, то мы подумали, что ничего опасного нам не может угрожать, если мы ее подпустим к себе. Если же окажется, что лодка подошла с целью узнать, кто мы такие, то мы дадим ей полный отчет о себе тем, что захватим ее, — ведь в людях мы нуждались больше, чем в чем-либо ином. Но мы оказались избавленными от труда решать, как поступить с лодкой. Дело в том, что случилось так: наши португальские моряки, отправившись за водой к источникам, оказались совсем не так сдержанны на язык, как должны были быть по нашим ожиданиям. Но дело, коротко говоря, было вот в чем: капитан (я по особой причине в настоящее время не называю его имени), командующий ост-индским торговым кораблем 238, впоследствии имевшим желание пойти в Китай 239, по какой-то причине обращался очень сурово со своими подчиненными, и особенно грубо обошелся со многими из них возле острова святой Елены 240. Дошло до того, что они сговорились между собою при первой же возможности покинуть корабль и долго мечтали о такой возможности. И вот некоторые из них, как оказалось, повстречались у источников с нашими людьми и стали расспрашивать, кто они такие и куда идут. И потому ли, что наши португальцы-моряки отвечали запинаясь, те заподозрили, что вышли мы на разбой, или же наши сказали им это простым и ясным английским языком (они все говорили по-английски вполне удобопонятно), или еще как вышло, только следствием всего этого оказалось то, что беседовавшие доставили к себе на судно новость о том, что идущие к востоку корабли — английские, и что идут они на «отчет», что на морском языке обозначает пиратство. И как только, говорю я, на судне прослышали об этом, то сразу принялись за дело и за ночь собрали все сундуки свои и одежду, и что только могли еще; перед рассветом вышли и часам к семи уже добрались до нас.

Когда они подходили к борту корабля, которым я командовал, мы окликнули их, как полагается в таких случаях, чтобы знать, кто они такие и чего хотят. Они отвечали, что они англичане и хотят к нам на корабль. Мы разрешили им причалить, но с тем, чтобы покуда только один из них взошел на борт и объяснил нашему капитану, в чем состоит их дело. При этом человек этот должен быть безоружный. Они охотно согласились.

И мы скоро узнали, в чем состоит их дело: они хотели присоединиться к нам. Что же до оружия, то они просили нас послать к ним человека, которому они и сдадут его. Так мы и поступили. Явившийся ко мне парень рассказал, как дурно обращался с ними их капитан, как он морил своих подчиненных голодом и обращался с ними, как с собаками. Он сообщил мне, что если бы остальные знали, что их примут, он убежден, что две трети команды покинули бы судно. Мы убедились, что парни твердо решили действовать и что моряки они дельные и ловкие. Но я сказал им, что не буду ничего делать без нашего адмирала, который был капитаном на втором корабле. Поэтому я послал свою пинасу 241 за капитаном Вильмотом с приглашением приехать ко мне, но капитан чувствовал себя неважно и отказался приехать, предоставивши все дело на мое усмотрение. Но прежде, чем моя лодка возвратилась, капитан Вильмот крикнул мне в свой переговорный рупор 242 так, что все, а не только я один, услышали его. Он окликнул меня по имени.

• Предыдущая
• 39/59
• Следующая