Инструкция по ловле ведьм (СИ) - Лещенко Ирина - Страница 27

Вот же…что мне там мерещилось?

— Деревья. — пробормотала я. — Такие красивые деревья!..

Изображать слабоумную — мое призвание, всегда это знала. Ведьма расслабилась. На морозном воздухе и правда стало полегче.

Почему они никогда не оборачиваются? Приказ? Вдруг среди них все-таки будет кто-то сочувствующий?

— Смотрите, это же белочка! — заверещала я, выдернула руку из цепких пальцев и двинулась к цепочке стражей, пританцовывая на ходу. — Какая тооолстенькая! И красивая, как…как…вурдалак!

И прикусила язык. Ведьма озадаченно притормозила, не зная, то ли бежать за мной, то ли оставить в покое со своей вурдалачьей белочкой.

Одна из темных спин — третья от меня — едва заметно дрогнула. И я поклялась бы чем угодно, что от смеха.

— Бееелочка. — пропела я, кружась и взбивая ногами снежную пыль. Круги уводили меня все дальше. — Белочка!

— Совсем рехнулась. — удивленно проговорила ведьма, покачивая головой. — Совершенно.

Дойдя до нужного места, я запуталась в собственных ногах и трагично рухнула в снег. Удивительно, как глубоко во мне спал талант к лицедейству.

— Ой… — пробормотала я, почти уткнувшись носом в тяжелый черный сапог. — Вот это я неуклюжая…чуть в дерево не врезалась!

"Дерево" изумленно приподняло темные брови и едва заметно подмигнуло. Что-то, остро блеснувшее в ярком свете, скатилось по штанине и осталось лежать на снегу у моей руки. Я прикрыла находку рукавичкой от посторонних глаз, сгребая вместе со снегом, и засунула в рукав. Надеюсь, это не случайно отскочившая пуговица…

Уже глубокой ночью я выудила дрожащими пальцами сверточек из-под перины. Пришлось на бегу завернуть находку в платок и перепрятывать несколько раз, я боялась, что вечерний визит Талара вовсе не даст мне возможности посмотреть, но сегодня рыжий меня своим вниманием не одарил.

Развернула тонкую ткань. На ладонь мне вывалилось что-то округлое. Сначала я решила, что это кольцо, но огонек свечи дробился на прозрачных изломах.

Стеклянный ободок, горлышко от фиала, навечно впитавшее голубоватые отблески так долго дремавшей в нем силы. Корона осколков понизу…

А стекло-то толстое. Надо было очень сильно кусаться, чтобы раскусить.

Наверное, никакому осколку еще не доставалось столько слез и восторгов…

Талар появился к обеду. Лоб его рассекала едва взявшаяся коркой глубокая царапина.

— Миилая. — проворковал он, раскрывая объятия. Я, дробно простучав пятками по полу, кинулась ему на шею, пряча перекосившееся от отвращения лицо.

Приворот без поддержки зелья производил прямо обратный эффект.

Видимо, Талар все же что-то почувствовал. Зарылся пальцами в волосы, осторожно потянул, вынуждая откинуть голову.

Надеюсь, я ответила самым влюбленным, безмятежным и обожающим взглядом, но сомнений у рыжего только прибавилось.

— Ты хорошо себя чувствуешь? — преувеличенно заботливо уточнил он, усадил меня и выглянул за дверь.

Черный силуэт замаячил в коридоре, почти скрытый фигурой рыжего. Выслушав указания, исчез.

— Ула. — Талар остановился надо мной, потянул за руку, вынуждая встать. Рана на лбу начала кровить. — У нас с тобой скоро будет ребенок, и я…

Я глупо хлопнула глазами и пропустила остаток предложения. То есть меня опоили настолько, что я даже процесс делания детей не помню?!!

— Ты всегда хотела большую семью. — голос рыжего журчал, как ручеек. Я едва не зарычала. Когда это я такого хотела, что за наглое вранье! — Тебе стало лучше, я вижу. Я очень, очень рад…Тут становится опасно. Через пару дней мы уедем, я увезу тебя на юг, хочешь? Будем жить там, заведем детей…много детей…

Так. Я едва заметно выдохнула, продолжая глупо улыбаться. Надеюсь, впоследствии у меня получится как-то от этой гримасы избавиться — щеки уже ломит.

Мы едем делать детей на юг. Ура! То есть ура, что мы их еще не наделали. Иначе моя жизнь изрядно осложнилась бы…

После стука в дверь просунулась обтянутая черным рука, со стуком поставила на пол пыльную бутылку с вином, исчезла. Возникла снова с двумя бокалами.

Надо же, деликатность какая.

Талар, не сводя с меня болезненно блестящих глаз, налил вина в оба бокала и не таясь капнул в один из них из флакона. Ой, нет нет, вот этого мне не надо…

Рыжий протягивает бокал мне, отворачивается к столу. Я подкрадываюсь сзади, изо всех сил обнимаю его.

— Родной! — с придыханием бормочу куда-то в подмышку. — Ну зачем нам куда-то ехать? Нам же и тут хорошо…

…ставим бокал на краешек. На самый краешек.

Талар вздрагивает, пытается отстраниться, но я вцепилась как клещ. Неловкое движение рукой, и бокал летит вниз.

В этой комнате бокалам не рады, злорадно думаю я, провожая взглядом винный ручеек.

Не успел еще отзвучать звон разбившегося стекла, как дверь с грохотом бьется о стену, а в комнату влетают трое стражей в черном.

— Все нормально. — рыжий наконец выкручивается из моих рук и резким взмахом руки указывает на дверь.

Исчезают они еще быстрее, чем появляются. Прямо магия какая-то.

Талар проводил охрану глазами и замер, глядя куда-то в стену. Хочется спросить, что за рана и почему стражи теперь не только дежурят под дверью, но и врываются на любой шорох, но я не знаю, удавались ли мне такие сложные рассуждения с одурманенным разумом.

Наконец рыжий поворачивается ко мне лицом. Смотрит спокойно, даже с любопытством.

Я невольно сжимаюсь.

— Так и знал, что опять все усложнишь. — устало говорит он, вытаскивая флакон. Я отступаю. — Ну почему с тобой всегда так сложно, Ула? Я что, многого прошу?

Внутри все холодеет.

— А чего ты просишь? — переспрашиваю я, надеясь выиграть немного времени.

— Ребенка. — государь разводит руками. — Всего-то. Можно даже одного, но лучше двух.

— Зачем тебе мои дети? — спиной упираюсь в дверь. Нащупываю ручку. Талар стоит на том же месте, не пытаясь приблизиться.

— Не твои, а мои. — поправляет он. — Просто от тебя. Поверь, они мне нужны очень сильно. Даже сильнее, чем ты сама.

Я резко дергаю дверь и проскакиваю в щель. В коридоре на страже не меньше шестерых, в глазах черно от их кожаных доспехов; я пытаюсь проскользнуть между ними, но меня ловят быстрее, чем я делаю хоть шаг к свободе.

— Держите крепче. — командует Талар, выходя в коридор. Я, не выдержав, начинаю кричать. Один из воинов просто перехватывает меня поперек, прижимая руки к телу.

Подходящему Талару достается пинок в живот. С шипением выдохнув, он отступает. Другой воин перехватывает мои босые ноги.

Рыжий тем временем выливает остатки флакона себе на ладонь и закрывает мне сразу и рот, и нос.

Я задерживаю дыхание, кручу головой, пытаясь ухватить немного воздуха. Чернота вокруг, мои босые ноги, подол с винным пятном да длинные пальцы в перчатках, стальными тисками сжимающие щиколотки.

Легкие горят, и я сдаюсь. Втягиваю тяжелый медный запах, наполняющий голову туманом.

— Все, выпускайте. — словно издали слышу голос Талара. Тело еще сопротивляется новой порции зелья, перед глазами все двоится, но я еще не теряю себя. Еще нет…

Воин осторожно опускает мои ноги на пол. Поднимает глаза на меня.

Под спутанной челкой неопределимого цвета — небесно-голубые глаза.

Я зажмуриваюсь изо всех сил, надеясь, что мне не мерещится, но открыть их уже не могу.

Любовь — это такая штука, которая может растаять, как туман под лучами солнца.

Ты годами носишься с ней, страдаешь, выделив огромный кусок сердца, лелеешь и стараешься не забыть. Видишь дорогого человека вновь, и тебе кажется, что вот-вот все вернется…

А потом тебе суют под нос всякую гадость, вдевают в ухо серьгу с приворотом и сажают на цепь.

— Вот она, мужская любовь. — пожаловалась я потолку и подергала ножкой. Цепь звякнула об вколоченную в пол металлическую петлю.

У всего есть свой предел. У любви, у терпения. Даже у сил жить, сил держать голову прямо и не ломаться под гнетом жизненных трудностей.