Лесной глуши неведомые тропы (СИ) - "Ядовитая Змея" - Страница 10

— Я пыталась! Да тебя разве добудишься, после гулянки-то!

— Дерьмо Создателя! — заорал он, едва обувшись, и стрелой выбежал из дома.

Я накинула телогрейку и осмелилась выйти вслед за ним — посмотреть, удалось ли выжить моим несушкам.

— А-а-а! — раненым зверем орал Тур, бегая по двору вокруг остатков кровавого волчьего пира, что совсем недавно были его верным конем. — Убью тварей! Всех убью!!!

— Да уж, наубивался… — прошептали мои губы; счастье, что Тур не слышал.

Он совсем обезумел — схватил попавшийся под руку топор и принялся крушить им все, что видел: наш ветхий забор, стойло, стены сарая, старенькую тележку, в которой я возила снедь с ярмарки…

— Перестань! — кинулась к нему. — Что ты творишь!

— Уйди, девка! — отмахнулся от меня локтем, да так, что я опять отлетела к крыльцу. — Убью!

— Стой! — крикнула я еще громче, поднимаясь. — Не надо! Если разгромишь тут все — Ворона уже не вернешь!

— Ненавижу! — орал Тур, не слыша меня и кромсая в капусту дверь сарая. — Убью!!!

Мои бедные курочки и петух — к счастью, живы! — выбежали из разрушенного сарая и горланили не хуже беснующегося Энги. Чуя неладное, бросилась к нему снова и вцепилась в рубаху на его спине.

— Остановись!

Да разве ж остановишь раненого зверя? Энги даже не заметил, как сбросил меня движением широких плеч, продолжая размахивать топором во все стороны. В ужасе увидела, как шарахнулись от него куры, да одна не успела: лезвие на излете отсекло бедняжке голову.

— Нет!!! — закричала я что есть силы и повисла на руке убийцы, сжимавшей топор. — Нет!

Он вдруг остановился, как вкопанный. Я, рыдая, сползла вниз и склонилась над все еще трепыхающимся телом моей бедной несушки.

— Нет! — голосила я, вцепившись себе в волосы. — За что?!

— Илва… — прохрипел он, шагнув ко мне на подгибающихся ногах. — Илва… прости… я не хотел…

— Хотел!!! — завизжала я и швырнула в него первой попавшейся под руку палкой. — Я просила тебя! Я просила! Ты убийца! Заче-е-ем?!

В него полетели мелкие камни, комья земли и куриный помет, но Энги так и продолжал стоять на месте, не шелохнувшись, и оторопело глядел на убитую курицу.

— Илва, прости…

— Провалился бы ты! — крикнула я, отшвырнула очередную палку в сторону и закрыла лицо руками.

Тур упал на колени рядом со мной и обнял за плечи.

— Ну Илва… Это же всего лишь курица…

— Всего лишь курица?! — зарыдала я еще громче и саданула его в плечо кулаком.

Словно камень ударила — едва руку себе не расшибла.

— Ну что ты, в самом деле? Я коня потерял, понимаешь! Коня! А ты за какой-то курицей убиваешься… Их вообще-то едят…

— Ну и подавись ею, обжора! — с обидой крикнула я и оттолкнула его от себя. — Чтоб она тебе поперек горла встала!

День, начавшийся так скверно, столь же скверно и прошел. Мы с Энги не разговаривали: я дулась на него за курицу, а он молча горевал по своему коню. Оба мы до полудня пытались справиться с разрушениями, учиненными волками и обезумевшим Туром. Я, громко причитая, прибиралась во дворе и складывала разбросанные поленья и хворост, собирала обломки сарая, стойла и забора в одну кучу у ворот. Энги, сердито сопя и ругаясь себе под нос, закопал за забором обглоданные кости своего Ворона, затем ощипал и выпотрошил мою несчастную курицу, а после принялся починять все, что разрушил.

Завтраком я его не кормила, от всей души желая ему умереть голодной смертью, но к обеду уже слегка подостыла и, глотая слезы, сварила куриный суп; остатки несушки запекла в печи. Обедали молча: я доедала вчерашнюю грибную похлебку, Энги угрюмо хлебал наваристый суп из убитой им жертвы.

Работы нам хватило до самой ночи, пока Энги не ушел в трактир, а я без сил не свалилась на постель, чтобы уснуть мертвым сном.

Ах, твои гончие взяли мой след,

Темноглазые гончие взяли мой след,

Королевские гончие взяли мой след,

И не знать мне ни сна, ни покоя…

Твои гончие взяли мой след…

Группа «Мельница», «Королевская охота»

Не разговаривали мы до самого воскресного утра, когда, хочешь не хочешь, а пришлось идти вместе на ярмарку. Коня у Энги больше не было, от моей тележки остались одни щепки, поэтому в деревню шли налегке: Тур с седлом, конской упряжью и мешком из рогожки, в котором гремели его бесполезные доспехи, а я — с одной большой корзиной. Из головы не выходили раздумья о том, как же мы потащим все наши покупки домой.

Скрип телег, лошадиное фырканье, возбужденный галдеж покупателей, звонкие крики продавцов, ароматный дым коптилен и запах свежеиспеченных сладких булочек слегка развеяли мои грустные думы. Я с энтузиазмом принялась торговаться, постепенно наполняя корзину всякой снедью. С Энги мы разошлись в разные стороны почти сразу, не сговариваясь о встрече, однако совсем потерять его из виду мне не удавалось: его широкие плечи постоянно мозолили мне глаза то у одного прилавка, то у другого. Когда мы встретились в очередной раз у раскрытого сундука оружейника, при Энги уже не было доспехов, упряжи и седла, зато из седельной сумки торчала дуга большого деревянного лука без тетивы да пустой колчан.

— Вот, — хмуро сунул он мне в руку серебреник, — если надо, купи себе каких-нибудь тряпок или обувку на зиму.

Серебреник этот был, очевидно, извинением за курицу. Первым моим желанием было швырнуть ему монету в лицо, но перед глазами вдруг встала заветная книга о хворях, и я приняла его подарок. Обувь моя еще одну зиму переживет, а тряпок мне много не надо — куда их носить? В сарай к курам? А вот к тележке старьевщика стоило бы заглянуть…

— Илва! — услышала я за спиной звонкий голос.

— Мира! — обрадовалась я и обняла подругу.

Краем глаза заметила, как вытянулось от изумления лицо Энги — ведьма на глазах у всех обнимается со шлюхой.

— Посмотри, какую красоту нашла! — защебетала Мира и достала из своей корзины ворох ярко-синего льна.

Платье и правда слепило глаза своей красотой. Мира приложила его к груди и весело покружилась, придерживая юбку рукой — насколько я смогла заметить, красуясь не столько передо мной, сколько перед Туром, который не знал, куда девать глаза.

— Красивое?

— Как у принцессы, — подтвердила я.

Тур сглотнул и сделал вид, что живо интересуется скарбом проходящего мимо скобянщика.

— О, привет, Энги! — воскликнула Мира, будто только сейчас его заметила. — Как поживаешь?

— Лучше не бывает, — буркнул он, стараясь смотреть куда угодно, только не на Миру. От моего взгляда не ускользнуло то, как зарделись его скулы, с которых уже начали сходить следы побоев. — Коня вот лишился.

— Ой, как жаль! — запричитала Мира, притворно вздыхая. — Такая славная была лошадка, я думала, ты меня на ней покатаешь. Приходи ко мне вечером — может, покатаешь на чем-нибудь другом? — лукаво подмигнула она.

Энги воровато оглянулся, пылая, как кузнечная жаровня.

— Э-э-э… приду… как-нибудь… потом…

— Да ты не тушуйся. Можешь и без денег приходить, если поиздержался, для тебя мне ничего не жалко! — рассыпалась в любезностях Мира.

— Э-э-э… я сейчас… прикупить кое-что надо, — прохрипел Тур и попытался скрыться за тощей спиной горластого старьевщика, очень кстати проходящего мимо.

— Чего это он? — удивилась моя распутная подруга. — Стесняется, что ли?

— Мира, — укоризненно покачала я головой, — ну сама подумай. Может, ему неловко на людях с продажной-то женщиной…

Она обиженно надула губы.

— Подумаешь! Сам, что ли, королевич? — буркнула сердито. — Как по ночам ко мне бегать — так они все один вперед другого, а как при свете дня доброе слово сказать, так носы воротят, будто я им в жаркое нагадила!

— А с чего это ты забесплатно его ублажать решила? — полюбопытствовала я, ощутив вдруг какой-то нехороший укол между лопаток.

— Тебе-то что? — ее лицо мгновенно преобразилось: из сердитого вновь стало лукавым.