Тени дня (СИ) - Земляной Андрей Борисович - Страница 22

— Да, тем, что ни я, ни мои друзья ничего не понимают в качестве этих бумаг. А значит возможно там не настоящие деньги, а фальшак. — С улыбкой пояснил Николай. — И гоняться за вами приводя к повторному согласию у меня нет никакого желания. А вот чековая книжка, и свидетельство об открытии счёта на банковском бланке. Это куда надёжнее. По миллиону на три счёта и остаток на ещё один счёт.

— Да, хорошо. — Подвигав тонкими губами сказал ювелир. Четыреста десять тысяч, это наш процент, и итоговая сумма составит четыре миллиона шестьсот девяносто тысяч. Но как же насчёт документов? — Мужчина которого назвали Афанасием Егоровичем, заинтересованно посмотрел на Николая. — Мы же должны внести в реестр банка вашу фамилию и имя согласно паспорту?

В ответ, Николай открыл боковой карман саквояжа и достав пачку паспортов раскрыл их веером словно карты.

— Выбирайте.

Российская империя, Москва. Ул. Большая Солянка.

Евно Азеф, известный московским ворам под кличкой Калита, любил работать с документами в большой комнате, что при жизни прошлых хозяев особняка была дамским салоном, а после того как здание перекупили, стало огромным кабинетом с широкими панорамными стёклами, выходящими на Москву — реку, и небольшой, но уютный сквер.

После утери девяноста процентов архива его приходилось срочно восстанавливать, но теперь все документы собирались в комнату, превращённую в настоящий сейф, с железными стенами и мощной тяжёлой дверью.

Многое уже удалось восстановить, а многое уже утеряно безвозвратно, и лишь чёрт ведает, где всё это всплывёт.

— Господин. — Быстро вошедший мужчина в скромном деловом костюме, поклонился держа шляпу-канотье у груди, и замер, ожидая разрешения говорить.

— Что у тебя?

Колган, потомственный вор в третьем поколении, снова поклонился.

— Взяли лошадников. Всех взяли. Красавчика, Рубаху, и Быка со всеми мужиками.

— А эти-то как там оказались?

— Так деньги же. — мужчина вздохнул. — Он, ну Красавчик сам позвонил, и сказывал, что какие-то залётные должны привезти ему рыжья на пять лимонов. Баял что рыжьё с Востока, и попросил ребят чтобы на подхвате были. Видать кинуть хотел залётных. А сейчас Глашка прибежала, криком кричит что махом набежали солдаты из Охранных сотен, да так, что никто и вякнуть не успел, и повязали всех. Она-то опоздала к ночной, и видела всё, и как грузили в воронки16, и как легаши там всё обнюхивали.

— Говорили ему, что жадность доведёт до цугундера. — Калита стукнул по столу тяжёлым кулаком так, что подскочил тяжёлый бронзовый письменный прибор. — Куда их повезли?

— Того не знаем пока, но Аглая сказывала, что Миньку вослед послала, чтобы проследил. Так что вскорости знать будем.

— Ежели их прямо на золоте взяли, то совсем плохо. — Калита скрипнул зубами. — Статья тяжёлая.

— Да нам-то что? — Колган пожал широкими плечами. — Мы по его делам никак не замазаны, а бега без хозяина долго стоять не будут. Найдём человечка.

— Да что ты понимаешь, дурья твоя башка. — Калита с ненавистью посмотрел на помощника. — Красавчик же возил деньги в банк. И не свои возил. Наши. Общаковские. А Рубаха тот и вовсе в банке работает. И ежели он запоёт, то нашему благодетелю никак не отбиться. А ну как их за эту ниточку потянут? А там такие деньги, что нас с тобой Матушка просто закопает заживо. — Калита медленно успокаивался, продолжая думать над решением проблемы.

— Значит так. Куда бы его не посадили, узнай где, кто и как. Дай денег вертухаям, да не скупись. Много дай. Пусть они Красавчика, да Рубаху, втихаря придавят. Будут они молчать, не будут, всё одно. Нет человека — нет заботы.

— А как с Быком и его людьми?

— Ну, тем как положено. Подогрей им шконку, да на дорожку кинь. Бык честный вор, так что к нему со всем почтением. У него же вторая ходка? Пригодится ещё.

Российская империя, Москва. Тайная Канцелярия.

К вящему огорчению Калиты, директора ипподрома повезли не в следственную тюрьму на Троицкой заставе, и даже не в центральную тюрьму коллегии внутренних дел, а в камеры следственного отдела Тайной Канцелярии, о которых было известно только то, что они есть и находятся где-то на территории зданий Канцелярии.

Сам Василий Павлович Гинзбург известный среди московской уголовной публики как Красавчик, был относительно спокоен. Тюремных сроков у него раньше не было, так что он первоходом, даже по тяжёлой статье, получал пятерик каторги, да ещё пятёрку поражения в правах, что было в общем неприятно, но не смертельно. А вот Егор Никандрович Рубахин по кличке Рубаха, тот уже делал второй заход, и имел все шансы ловко, по-молодецки выхватить пятнашку, что, учитывая его возраст, означало смерть на каторге.

И именно поэтому, взвесив все нюансы дела, в кабинет следователя Василий Павлович входил спокойно, и уверенно. Занял место напротив стола следователя, и положил руки на колени.

Но вместо вопросов о фамилии, роде деятельности и месте рождения, всего того, что требовало имперское «Уголовно — Процессуальное Уложение, следователь — совсем молодой мужчина в лазоревом мундире с погонами капитана, положил на стол перед собой папку, оттуда достал невзрачную серо-коричневую школьную тетрадь, потёртую на углах и испачканную несколькими чернильными пятнами, после чего так же молча посмотрел в глаза теперь уже бывшего директора ипподрома.

Тетрадь эту Василий Павлович знал очень хорошо. Там были записаны все деньги, что воры, убийцы и жулики вносили в кассы ипподрома, чтобы позже превратиться в законные счета добропорядочных граждан. Книга была написана воровским шифром, но прочесть его мог любой мало-мальски грамотный сотрудник коллегии внутренних дел. И это был действительно конец. Отмыв денег в таких размерах это даже не Якутская подземная тюрьма. Это куда ближе к колесованию на площади чем он мог себе представить, и уж точно ближе чем он желал. И Василий Павлович Гинзбург, натурально «поплыл». Ведь он не был ни агентом разведки, ни офицером, исполнявшим свой долг по велению долга. Он был просто крысой, которая в темноте урывала кусочки от общего пирога.

Офицер, который так и не представился, раскрыл тетрадь, и бегло просмотрев первые страницы поднял взгляд.

— Давайте познакомимся. — Николай, закрыл папку. — Я — сотрудник особого управления Тайной Канцелярии. Фамилию не называю так как согласно указу, двести тридцать восемь, и Уложению о Тайной Канцелярии, могу не представляться при совершении процессуальных действий. А вы насколько я знаю, Соломон Израилевич Герш, сменивший в тысяча девятьсот пятом году паспорт и взяв фамилию убитого вами Василия Павловича Гинзбурга — торговца из Львова. В принципе вы мне не очень нужны. Шифр этот трёхкопеечный я уже прочитал, и почти всё что мне нужно узнал. Так что могу прямо сейчас написать на вас сопроводиловку и отправить в следственную тюрьму, где вас уже конечно ждут, чтобы закопать на тюремном кладбище. Вы слишком много знаете, и никто не станет рисковать, проверяя вашу стойкость к методам допроса.

Но если вдруг, вы решите, что у вас есть что-то кроме этой тетрадки и вы готовы поменять это на жизнь, то я вас очень внимательно слушаю. — Николай вытащил из жилетного кармана часы Лонжин, и нажав на кнопку, открыл крышку, закрывавшую циферблат. — У вас ровно пятнадцать минут.

Когда в комнату вошёл настоящий следователь, Василий Павлович Гинзбург уже закончил каяться в грехах начерно, и был готов к детальному разговору и полному безоговорочному сотрудничеству.

Радетельный хозяин земли Русской обязан привечать своих торговых гостей паче иноземных, ибо свой купец строит дом на земле отцов, а иноземный держит в голове только выгоду и выгода это чужая нам. Но как ревностный пахарь, взращивающий растения нужные, Государь должен полоть сорную траву, что мешает всходам добрым, и портит землю отравой беззакония.