Отрочество (СИ) - Панфилов Василий "Маленький Диванный Тигр" - Страница 31

Всё это вперемешку с междусобойной руганью, расчувствованным сморканьем в фартуки и зовом детей, штоб посмотрели на нарядных нас.

Отъехали когда, я к Фире поворотился.

— Видела? — та закивала, — Слышала? Вот… штобы сама так — ну никогда! Жу-уть! Не женщины, а натуральный базар чаячий!

Ехали пока, потренировались немного во взрослых разговорах.

— Будьте добры, Александр, пните пожалуйста Михаила!

Короткий пинок по лодыжке здоровой ноги…

— Благодарю вас, друг мой, — киваю ему светски, приподымая шляпу, — это было очень кстати! — И за што же мне такая честь? — осведомлялся в ответ Михаил, щиплясь с подвывертом.

— Я заметил друг мой, шо вы хромаете на одну ногу, и решил сделать вас более симметричным!

Очень быстро мы стали симметричными на синяки через изучение этикета, но настроение от этого ни разу не попортилось. Не мешал даже наглый извозчик, лезший в нашу великосветскую беседу со своим простонародным юмором.

На Приморском бульваре щедро расплатился полтинником, не запрашивая сдачи.

— На чай и закуску к нему!

— Весёлые господа! — подмигнул водитель кобылы на прощание сперва левым, а потом и правым — подбитым глазом, — Ну если вдруг шо, то я завсегда готов и рад! Н-но, залётная! Фира мине под руку подошла, братья рядышком, и такой себе променад устроили. Неторопливо, с тросточками, по сторонам глазеем, да себя показываем.

Неловко немножечко, и одновременно ну до чево хорошо от взрослости своей! Не абы где по улочке деревенской, а в Одессе! С невестой под руку, с братьями рядом.

Недавно ещё — сирота, а вот уже — братья, невеста.

Пусть знают! Такое себе объявление о серьёзных намерениях, да не просто перед Фириной мамеле, а на весь город.

А внутри всё равно — р-раз! И ёкнуло. О Сенцовке мечтания — как в красной рубахе да яловых сапогах по ноге, да с гармошкой… Ажно башкой мотнул, штоб глупость эту вытряхнуть!

Нет, так-то можно… Но уже немножечко и не так!

По лестнице чинно спустились. Красотища! Вроде и бывал здесь не раз, но каждый раз наглядеться не могу, как надышаться. Взахлёб!

Такая красотища невозможная, што и не верится в дело рук человеческих. Кажется она была здесь всегда со времён допотопных, а то и с сотворения мира. Образовалась, вместе с бухтой.

— Я устала, — привстав на цыпочки, прошептала мне в ухо Фира, — поедем домой?

— Если ты из-за меня…

— Нет! — она даже головой замотала, — Просто непривычно, и от того тяжело. Так-то я не задумываюсь, как себя вести, а просто — веду. А сейчас будто на сцене под сотнями глаз, и каждое движение выверенным должно быть, отрепетированным.

— Непривычность давит на нервы, а нервы на тело?

— Ага… поедем?

— Давай. По мороженому сперва? И… — я заприметил в сторонке фотографа, — сфотографироваться надо!

Фотограф, молодой усатый армянин, важно работал с аппаратом, раздувая усы и щёки.

— Всё в лучшем виде будет! Улибайтись! Ай какие красивые!

Фотографировались поодиночке и все вместе, мы с Фирой вдвоём, и без неё, но с братьями.

— Сколько каких?

— Ээ… по семь каждой!

— Не много? — озадачился Санька.

— Не! Нам всем по одной, да Фире и тёте Песе отдельно. Владимиру Алексеевичу ещё, ну и в деревню.

— В деревню? — взъерошился Санька, — Я за! Пусть знают! Небось думают себе всякое, а тут нате вам!

— Нам с мамой одну можно, — застеснялась Фира за мои деньги.

— Зачем одну? — не понял я, — Начинай собирать собственный фотоальбом! Семь!

— Замечательно! — обрадовался фотограф, — Адрес давай… Э, Молдаванка? Тогда аванса немножко!

— Ша! — я застучал мелком по грифельной доске, привлекая внимание, — Сперва слушать… молча слушать! Шлёма, ты мине понял, или мне повторить через пинок? Пните его через мине! Большое гран мерси!

— Итак! — я приостановился, сверившись со своими записями, и начал рисовать на доске схему, — тактика четыре-четыре-два. Лёва, я знаю за твою запасливость и немножечко жадность, дай ему таки карандаш! Можешь обгрызенный, ему хватит. Вернёт потом два, один штрафным пойдёт! Пишем.

Капитаны и наиболее продуманные игроки футбольных команд Молдаванки склонились над тетрадями. Пока я отлёживался с чумой в больнице от важных дел, спортивная жизнь Одессы сделала большой кульбит с переворотом и делением.

Из нескольких дворовых команд и одной не пойми какой сборной, на одной только Молдаванке сейчас шесть полноценных команд, и даже Боженька не знает, сколько дворовых. Делением! Как одноклеточные.

Р-раз! И каждом дворе, где нашлись деньги на круглый кожаный мяч со шнуровкой, целыми днями буцкают в футбол или об стенку, вызывая у мамаш головную боль, а у примерных мальчиков со скрипочкой чувство острой зависти.

А если денег не нашлось сразу, то находили! Ловили бычков для рынка, мелких рачков для рыбаков, ну и вообще… доставали. Вскрывали заветные копилки, выпрашивали к дню рождения заранее, и за хорошее поведение авансом.

Гордые обладатели собственного мяча взмывали авторитетом куда-то в недосягаемо-небесный Олимп. А если они не только имели мяч, но и умели им буцкать, то и ого!

После того исторического матча, когда мы победили, а я заболел, футбол стал ого-го каким популярным! Меня эта популярность зацепила было в самом начале, но потом произошло столько матчей и спортивных событий, што оно как бы и да, но среди прочих равных. И ни капельки!

— Тактика оборонительная, — продолжил я, почесав нос, — четыре защитника, четыре полузащитника. Подойдёт для команд с не очень такими игроками, но дружными.

— Самое оно для нас, — отозвался Левинзон, поправив карандашом очки на кривом от двух переломов носу, — так што прошу остальных пойти немножечко в сторонку.

— Я те пойду! Я те так пойду, шо ты у мине…

— Сядь! — Вовка Турчанинов упал на жопу, не сводя с оппонента горящих праведным гневом глаз, и жестами показывая, как он его, и куда конкретно, — Вова! Молчи руками, а не только языком! В следующий раз специально из-за тибе скажу придти со связанными руками!

— А как тогда разговаривать?! — в один голос выдали Левинзон с Турчаниновым, злобно покосившись друг на дружку.

— Вы мине поняли? — я нависнул над ними неустойчивой каланчёй, закрыв солнце, — или таки хотите пойти на выход?

— По тактикам сразу скажу, шо это ни разу не эксклюзив, и забрать понравившуюся только под сибе не выйдет ни разу! Я даже так скажу, шо и ребята с Пересыпи смогут так играть, и может быть даже и получше вас!

Противники засопели, меряя друг дружку косыми взглядами, но молча и без жестикуляций.

— Ха-ая! — пронеслось через дворы, нарушая момент, — Домой! Суп уже готов, а потом ты устала!

— Теперь схема четыре-три-три, или как я… — подсознание ехидно фыркнуло, — называю её — тотальный футбол. Выглядит она следующим образом.

Мелок застучал по доске, и лохматые головы склонились над тетрадками, перерисовывая схемы с моими пояснениями. Не только годки туда-сюда, но и ребята сильно постарше, вплоть до шестнадцати!

Постарше кто, те пока хмыкают и присматриваются ко вроде как детской игре. А на деле — гонор! Взрослому человеку, да слушать внимательно щегла малолетнего, пусть даже этот щегол и трижды футбольный авторитет, это такой себе ущерб для мнимой чести, што и ого! Так што пока присматриваются к игре, схемам, финтам и такому всякому, а следующим летом, к гадалке не ходи, появятся в Одессе уже и совсем взрослые команды. Будут бегать тяжёлой трусцой по полю, курить на скамейке запасных, и наслаждаться взрослыми возможностями спортивной славы.

… — всё! — подытожил я, отряхая руки от мела, — по схемам и тактике в общем и в целом рассказал и нарисовал. По финтам шо успел, то раньше показал, до чумы. Сейчас — извините.

— Да хоть как объяснить! — вылез Шлёма.

— Да ну, — отмахиваюсь рукой, — это как Изя напел! Шо, не слышали? Ну…