Точка (СИ) - Кокоулин Андрей Алексеевич - Страница 4

— Да все лечится, — раздраженно ответил Искин. — В стационаре. С наноплоном и магнитонным ускорителем. Специалистами. Под стократным увеличением. Так, дай я подышу.

Он отодвинул Баля с пути и шагнул к окну, дернул защелку.

Шум ветра и далекие гудки электропоездов ворвались в комнату. С минуту Искин смотрел на не работающий светофор на углу, на мешки с мусором, сложенные горой на тротуаре, на пересыпанные песком вытертые полосы пешеходного перехода и одинокого, удаляющуюся вихляющей походкой в сторону Кронеберг-штросс человека.

Серое утро делало мир серым, и только небо отваживалось розоветь.

— Лем… — произнес Баль.

— Помолчи, — поднял палец Искин. — Мне надо подумать.

— Я тогда сварю еще кофе.

— Да.

— «Акванова» последняя.

Искин не ответил.

Что можно сделать… Вообще, можно ли?

Зашумел чайник. Обернувшись, Искин нашел Баля сидящим в изголовье у девчонки с ладонью у нее на лбу. Трогательно. Отец и дочь. Словно бы. А на самом деле… Почему Баль все время ищет девчонок на стороне, интересно? Самоутверждается или боится нормальных отношений? Впрочем, в нашем ненормальном мире…

Не то.

Искин захлопнул окно.

— Как там кофе?

— Сейчас будет.

Баль поднялся. Искин, словно часовой на посту, сменил его у кровати. Красная полоса протянулась от окна на треть стены. Светало.

Баль заколдовал у плиты. Стукнула чашка.

— Посидишь полчаса внизу? — попросил приятеля Искин.

Спина Баля напряглась. Ложка, полная сахарозаменителя, повисла в воздухе.

— Я могу и здесь.

— Я хочу кое-что попробовать, — сказал Искин, — но эта вещь, знаешь, не для чужих глаз. Она немного противозаконная.

— Я могу в коридоре, — сказал Баль.

Ш-ш-ш — посыпался сахарозаменитель.

— Внизу.

— Это что, вещь из твоего прошлого?

— В том числе и поэтому.

— Кофе, — Баль поставил чашку на тумбу впритык к выпитой. — Ты постарайся, Лем, пожалуйста.

Он снял с вешалки тонкую куртку, позвенел чем-то в карманах и вышел в коридор. Искин, подождав несколько секунд, подступил к двери и щелкнул замком. Он, конечно, подставляется, но ладно, к дьяволу. Пусть будут технологии майд ин Фольдланд. Страшные, запретные, тайные. В сущности, правда ведь. Ди меншлихе фабрик ин Киле.

А рядом Шмиц-Эрхаузен, милый, пасторального вида концентрационный лагерь.

Опрокинув в себя кофе, Искин сел, достал ловушку, потряс ею, как отец в детстве тряс перед ним жестяной баночкой с монпансье.

Мертвые юниты звенели едва слышно.

Попробуем на совместимость? Другого все равно ничего не остается. Отросток заклинило, восстановиться структура не сможет, накопители он раздавил и вообще почистил хорошо. Брать вещества из клеток юниты вряд ли обучены. Впрочем, встроенные в нейронные цепочки, жить они будут долго.

Выход?

Искин вскрыл ловушку и высыпал серую пыль на поверхность тумбы. Пальцем придал сходство с горкой с мини-кратером на вершине.

Выход в том, чтобы передать им прямой импульс. Или, если получится расшифровать коды, забрать к себе в семью. Да, да, в папочку. Но это маловероятно. Юниты в носителях — маленькие автономные государства с периодически сменяемыми паролями доступа. Кажется, у Берлефа из «Научной практики» была мысль сделать их управляемыми из одного центра, но обнаружилось, что сигнал должен быть чудовищной силы, к тому же возникала проблема помех и обратной связи. Не ясно было и то, как будут реагировать юниты разных модификаций.

На заседании высокой комиссии при Рудольфе Кинбауэре было решено сделать программирование носителя индивидуальным, а вот разовую активацию производить посредством коротких передач по радиоволнам или волнам высокой частоты.

М-да…

Искин обмакнул мизинец в остатки кофе и, капнув в ямку, приложил ладонь. Коже сделалось щекотно.

Не сахароза, фруктоза, но маленьким мерзавцам почти все равно.

Досчитав до десяти, он отнял ладонь и не без некого трепета обнаружил под ней пустоту, ровную, крашеную горизонталь. Вот сорванцы!

А старичок «Моллер» пусть полежит в сторонке.

Искин напрягся, и объемная схема ясно выстроилась у него в голове. Ключица, клювовидно-ключичная связка…

Ноготь указательного пальца заострился, вспенился серым на кромке.

Закрыв глаза, он осторожно прижал его над грудью девчонки. Схема укрупнилась, поймала в фокус ключичный участок, нацелилась на проникший внутрь верткий, гибкий волосок.

Мягко, потихоньку…

Юниты надстраивали цепочку, используя останки колонизаторов, и неумолимо двигались к отростку. В один момент усик заскользил было в сторону, к легкому, к артериальной ветви, но Искин подавил самоуправство.

Не отвлекаемся!

Стыковка прошла гладко, и часть юнитов, прилипая, тут же поползла выше. Отросток не отреагировал на соединение, и слабые электрические команды не заставили его ожить. Собственно, не очень-то и хотелось. Вернее, хотелось, но если не достучаться…

Искин, посчитав, что проглоченные юниты уже разобраны, мысленно сформировал запрос о версии и спецификации, кодировал его в нескольких разных форматах и послал по цепочке как тест сбойного участка.

Ответ пришел неожиданно оперативно.

Среди мусора случайных символов и массивов чисел и текста перед веками всплыла короткая строка: «SuA/f.06.153.m.KF». Первые три буквы означали: Sabotage und Alarm. Маленькую «f» следовало читать как «frau». Далее шел тип унификации и версия юнитов, наличие вложенных модификаторов и место производства.

KF. Kiele-Fabrik.

Иногда в названии прибавляли «m». Человеческая. Меншлихе.

Ни жарко, ни холодно. Но Искин все же усмехнулся, и память на мгновение услужливо вернула его в облицованное розовыми кафельными плитками помещение, уложила в койку с громоздкими ящиками аппаратуры в изголовье, пристегнула и наполнила свод черепа вибрацией, идущей от штамповочных автоматов за стенкой.

Тох-тох-тох-тох. Пауза. И снова — тох-тох-тох-тох.

Тьфу! Пришло не спросясь. Искин мотнул головой и сосредоточился. Раз у нас некая квази-мертвечина, мы ее, конечно, сковырнем. Пожертвуем несколькими десятками нейронов и будем надеяться, что они восстановятся. А куда деваться?

Плохо, что импульс сильный не дать. Было бы оборудование…

Впрочем, подумал Искин, вряд ли здесь решились бы на такую операцию. Скорее всего, от греха подальше отвезли девочку в какой-нибудь закрытый институт. Даже не потому, что операция сложная. Не сложная при хорошем навыке. Но с этими программируемыми юнитами все теперь дуют на воду. Как бы чего…

Памятна Сальская область, когда все ее население в тридцать восемь тысяч человек вдруг единодушно решило присоединиться к Фольдланду.

А тот с распростертыми объятиями принял. Волеизъявление народа, господа! Фольдланд никогда не выступал против народа! И мы никому не советуем делать это. Сальская область издавна известна своими родственными и деловыми связями с округом Оберпфальц земли Баренц, поэтому, руководствуясь государственными, гуманитарными и, в первую очередь, демократическими принципами, федеральный канцлер не может отказать и всемерно приветствует этот чистосердечный порыв…

Жертв было всего четыре. Три оставшихся безымянными пограничника, неожиданно прибывшие на пропускной пункт по переводу из Кельдице, и глава отдела службы безопасности области полковник Иосип Карпчек, который застрелился в собственном кабинете.

Кстати…

Искин, уже готовившийся дать импульс, задумался. Может, все же ничего не трогать? Сколько лет прошло? Шесть. Юниты, получается, редкий хлам. На нем, помнится, вразнобой испытывали сто десятые и сто двадцатые версии. А тут — сто пятьдесят третья. В Киле должны были добраться до сто пятидесятой версии где-то за год. Кинбауэр тогда взял жуткий темп. Значит, что мы имеем? Правильно, какое-то старое, издыхающее дерьмо, наверняка накопившее в массивах мусора и некорректных срабатываний.

Интересно, где девчонка их подхватила? Не триппер все-таки.