Точка (СИ) - Кокоулин Андрей Алексеевич - Страница 38

Искин помял то холодеющее, то нагревающееся предплечье. Ребят, пожалуй, следовало подкормить. В тумбочке он нащупал жестяную банку с крохотными пакетиками сахара, выловил один и, вернувшись за стол, раскрыл пакетик. Палец нырнул к колким крупинкам. Поздний ужин, мальчики!

Юниты поделились с ним благодарным теплом. Быстрее, ровнее застучало сердце.

Искин не солгал Мессеру — Кинбауэр любил озвучивать подопытным свои планы. Они были грандиозны.

При этом помощники, те же Ральф, Марк, Вальтер и Эрих, слушали Кинбауэра не хуже отобранных из Шмиц-Эрхаузена добровольцев. Словно и им в новинку были те перспективы, на которые Кинбауэр открывал им глаза. Вроде бы работали с аппаратурой, знали весь технологический процесс. Или не знали? Или Кинбауэр их не допускал, а говорил, что допускает, и они кивали болванчиками?

Тогда не удивительно, что после его смерти… Но были же еще Берлеф и Рамбаум, которого пророчили в правопреемники. Ладно, Берлеф нашел конец своей жизни в петле, но Рамбаум? О Рамбауме давно ничего не было слышно. Пропал из новостей. Пропал из сводок Министерства Науки. О смерти его не сообщалось. Наверное, с год после Кинбауэра он пытался вести его проекты. Искин помнил, с какой помпой газеты Фольдланда возводили его на пьедестал к Кинбауэру.

Сбежал? Сбежал в Остмарк? Наладил собственную линию по выпуску юнитов и так, что об этом не знает ни хайматшутц, ни здешние спецслужбы? А если знают? А если Мессер — один из тех, кто просто не в курсе? Может, тестируют публику на восприимчивость. Если вверху уже договорились, как сказал Мессер, вполне возможно, что теперь Фольдланд хочет обкатать технологию на родственниках.

А там уж — единый Асфольд, Асфольд юбер аллес, эрсте колонне марширт. И война, война. Неужели обязательно война?

Чувствуя пресыщение, Искин отставил сахар. Хватит, парни. Поработаем еще чуть-чуть. Он подвинул вторую ловушку.

Юниты в ней тоже оказались саботажные, старые, кривые и битые, почти не идущие на контакт. Колония вбирала их уже без того энтузиазма, что был в начале. Сахар ребятам явно стоило давать позже.

«07.163», «07.164». Kiele. Все-таки Киле. Было бы глупо, если бы тот, кто производил юниты, стал их маркировать по-новому, с головой выдавая и себя, и свое местоположение. Код шелестел под веками, медленно наполняя голову болью, пока отдаленной и слабой. С течением времени эта боль обязательно превратится в тварь, убивающую всякие мысли и чуть ли не наживо выедающую мозг, но думать пока об этом Искину было некогда.

Хоп! Стоп.

Он поймал четкую ссылку на активацию. То есть, не совсем ссылку, а, скорее, алгоритм стадий, который давал четкую отсечку по дням. Выходило, что каждая фаза, кроме первой, проистекала за какой-то немыслимо короткий промежуток времени. Первая, подготовительная, ресурсная, как и раньше, при Кинбаэуре, занимала около полутора месяцев. Но вторую, связанную с развитием колонии, и третью, нацеленную на перехват управления, юниты перескочили в какие-то удивительные для Искина сроки.

Вторая — двенадцать дней. Третья — четырнадцать. То есть, за два с хвостиком месяца колония вышла на выполнение миссии. Грубо округлим, три. Три месяца там, где раньше требовалось полгода. Так. Так. Искин в волнении поскреб кожу на висках. С чем это связано? С битым кодом или кто-то нашел способ ускоренной активации? И тогда, возможно, он ошибся со Стеф. У нее была как раз третья стадия.

Ну, да, да. Это возможно, и он лопухнулся. И что кислее, с третьей могло и не прокатить, просто удачно получилось, что колония не закрыла доступ, и он смог… Искин шевельнул плечами, прогоняя холодок между лопаток. Чуть девчонку в глубокую кому не окунул, из которой ему бы не удалось ее вывести. Специалист, блин. Так. Но что там говорила Стеф о том, сколько она здесь? Если он правильно помнит, то четыре месяца. И полгода в Остмарке. Это что? Это значит, что привили ее здесь, и это абсолютно точно.

Круг сужается. Дать Мессеру наводку на коммуну? Или все же коммуна здесь не при чем? Четыре месяца на улице — это, наверное, под сотню клиентов. Кто-то из них мог и напоить, и вколоть коктейль. Сто человек. Искин фыркнул, вспомнив, как Стеф сказала, что он у нее — третий. Нет, четвертый. Или это она говорила про порядочных людей? Ну, судя по снам и эрекции он все же не совсем порядочный человек.

Повернув голову, Искин посмотрел на едва белеющую кровать.

Глупая девчонка, подумалось ему. За какой жизнью побежала? К какому морю? Или просто подальше от Фольдланда? Ох, далеко придется бежать. Через море, а, может, и через океан. И мне, наверное, тоже бежать придется. Вот как Берштайн соберется, так и я. У еврейского народа на это чуйка.

Война. Война. Привкус чувствуется.

Искин убрал пальцы из ловушки. Не стоит ли бежать уже сейчас? Льготный период почти закончился. Значит, могут урезать и пособие. И встанет он в один ряд с неимущими и безработными гражданами Остмарка. Нет, без дохода не останется. Руки-то есть. С малышами и замки вскрывать можно, и мелочь жестяную чинить, на худой конец, объявит себя мастером рейки — японцы и китайцы потянутся.

Не прихватить ли сегодня к Смольдеку Стеф?

Искин двинул стулом. Получилось протяжно и громко. Все общежитие можно перебудить. С сухостью во рту он вылез из-за стола. В чайнике воды не было. Пришлось свинчивать крышку с купленной бутыли и пить прямо из горла. Вода чем-то отдавала и была теплой. Ни черта не родниковая.

За окном едва-едва брезжило, желтело видимое в косой зазор на Гроэке-штросс небо. С Весталюдде тянулся зыбкий, пылевой шлейф. Искин пошевелил плечами, где-то в спине, в правом боку звонко хрустнуло. Он с опаской потянулся. Нет, кажется, ничего серьезного. Впрочем, что там может быть? Ребро? Позвоночный хрящ?

— Эй.

Искин повернул голову.

В темно-сером пространстве комнаты Стеф, севшая на кровати, казалась лишь чуть более светлым пятном.

— Спи, — сказал ей Искин.

— А ты чего?

Голос Стеф подсипывал со сна.

— Ничего. У меня бессонница.

— А-а.

— Спи, — шепотом повторил Искин.

— А сколько времени?

— Должно быть, к трем. Около трех ночи.

Стеф молчала где-то с минуту.

— А ты меня звал во сне, — сказала она.

Искин с трудом протолкнул воздух в горло.

— Кх… когда?

— Как заснул. Я тебе снилась?

— Не помню, — соврал Искин, чувствуя, как в трусах, напоминая о себе, дернулся член.

Помню, помню!

Стеф опустилась обратно на кровать и, судя по мягким шлепкам, взбила подушку.

— Знаешь, — пробормотала она. — С тобой спокойно. Я все ждала, что ты ко мне полезешь, а ты не полез. Я вся такая чистая, вымытая…

Послышался вздох. Искин не разобрал, что девчонка пробормотала в конце, но, кажется, произнесла: «Даже обидно». Вот как, подумалось ему с легкой грустинкой, нынешняя молодежь, похоже, и понятия не имеет об обыкновенной порядочности. Времена. Нравы. За предоставление места обязательна оплата натурой. Какое-то время Искин не шевелился. Плечи затекали. По щиколоткам нет-нет и тянуло холодком. От окна, из-за двери — не поймешь.

Заснула?

Он вытянул шею, но разглядеть что-либо не смог. На цыпочках Искин, задев макушкой веревку, сделал два шага в сторону кровати, но смутился до оторопи, представив, что будет, если девчонка, проснувшись, увидит его в весьма двусмысленной позе. Не оправдаешься потом, что хотел только посмотреть.

И одеяло подоткнуть, ага.

Он снова сел за стол. Комната скоро наполнилась серым светом, будто серой пылью. Так и хотелось этот свет стряхнуть со столешницы.

Итак, выводы. Версии юнитов — старые. Это раз. Значит, никаких прорывов за шесть лет не случилось. Два. Технологическая линия или запас, который распространяют среди подростков, находится в городе или рядом с ним. Короткий срок активации — это три. Может, он был предусмотрен еще Кинбауэром.

Если Паулине — а она, судя по всему, была домашней девочкой — где-то привили юнит-колонию, то, скорее всего, это была школа или медицинское учреждение. Что-то вроде ежегодного осмотра. Повернись, открой рот, скажи «А», а теперь подставь руку. Пшик — и юниты в вене.