Поход (СИ) - Валериев Игорь - Страница 28

Я замолчал, подумав про себя, что среди тех, кто погиб во время этого боя и крушения, оказался молодой корреспондент газеты «Морнинг Пост» Уинстон Черчилль. Фото, которые прислал агент, были сделаны молодым Уинстоном, которому уже никогда не стать премьер-министром Великобритании. Вот такие дела! Одна тысяча девятисотый год, но Александр III продолжает править, Пилсудский и Черчилль — мертвы, а Ленин занимается юридической практикой в столице под надзором голубых мундиров. Вот и думай, в каком я мире?!

— И что дальше, Тимофей Васильевич? — заинтересованно произнёс подполковник Валевский.

— Дальше?! — очнувшись от своих мыслей, произнёс я. — Дальше в своём докладе наш агент сообщает, что и буры и англичане активно используют поезда в своих военных действиях. При этом, если англичане стараются свои блиндированные поезда полностью одеть в броню, включая паровоз, то буры используют все подручные средства для своих поездов. Вот одним из таких простейших средств и являются мешки с грунтом. Их габариты позволяют быстро создавать на грузовых платформах защиту от пуль и осколков. С броней, конечно, не сравнишь, но хоть какая-то защита. Тем более и полное бронирование не спасает англичан от значительных потерь. Хотя, и сыны туманного Альбиона из-за нехватки средств также используют подручные средства. Агент прислал фотографию паровоза, который англичане защитили кусками корабельных канатов. Из-за такой защиты, этот бронепоезд получил название «Волосатая Мэри».

Офицеры изумлённо посмотрели на меня, а потом дружно рассмеялись, комментируя способ бронирования и название вундервафли англичан. Активное обсуждение прервал подполковник Савицкий.

— Господа офицеры, давайте вернёмся к нашей задаче. Тимофей Васильевич, спасибо за познавательную информацию, но боюсь, с нашими орудиями у нас ничего не получится, генерал Стессель по-другому планирует их использование. Но зато есть хорошая новость, которую я не успел сообщить. С нами в разведку идут американцы, у которых, как мне доложили, есть две французских горных пушки.

— Господа американцы решили нарушить свой нейтралитет? — иронично спросил Савицкого военный инженер Санников.

— Видимо их заело, что их звездный бело-красный полосатый флаг не развивается ни на одном из фортов крепости Таку, — усмехнулся капитан Муравский.

— Причины, господа офицеры, мне не известны. Но к нам присоединяется отряд американских морских пехотинцев под командованием капитана Росса — сто тридцать человек с двумя орудиями, — продолжил Савицкий. — С учетом такой прибавки и необходимости вооруженных грузовых платформ, думаю, надо говорить минимум о двух поездах, а лучше трёх.

— Господин полковник на станции имеется четыре паровоза, из которых три в рабочем состоянии. Предлагаю сформировать три состава. Первый для разведки и ремонта полотна, на котором расположатся мои саперы, выделенный для работ взвод стрелков, пулемётный отряд, полусотня казаков и если американцы согласятся, то их хотя бы одно орудие с прислугой на головной платформе. Вместе с платформами получится где-то десять вагонов. Паровоз такой груз потянет без особого труда. На втором поезде предлагаю, также установить спереди вооруженную орудием и пулемётами платформу. А у третьего состава такую платформу сзади, — всё это штабс-капитан Санников выпалил быстро, но чётко проговаривая каждое слово.

— Принимается, — на пару секунд задумавшись, произнёс Савицкий. — Ещё какие-то предложения будут?

Выслушав молчание офицеров, начальник десантного отряда продолжил.

— Господа, давайте тогда разберемся с размещением личного состава по поездам, действиям в случае нападении противника, порядке движения на марше. Не верится мне, что удастся нам с ветерком доехать до Таньцзиня. Казаки, которые доставили известия от отряда полковника Анисимова, вдоль реки пробирались, прячась в камышах. В каком состоянии железная дорога сказать не смогли.

Совещание вскоре закончилось, и началась суета по формированию составов, погрузке и прочего, прочего, прочего. Ближе к двум часам после полудня наконец-то двинулись. Я находился на головной платформе первого состава, где было расположено французское горное орудие де Банжа американской морской пехоты с прислугой из комендора и шести человек, два пулемёта Максима из полубатареи капитана Муравского с общим количеством обслуги в десять человек, два расчета ручных пулемётов Мадсена. В общей численности на платформе собралось больше двадцати человек. В тесноте между мешками, но не в обиде. Как представил, что вместо этой небольшой горной пушки нашу четырехфунтовку бы поставили, так страшно за себя и весь личный состав стало. Для контроля отката у пушки де Банжа использовались подпружиненные цепи-оттяжки, крепившиеся за хобот лафета и за спицы колес, из-за чего откат был меньше полуметра. А вот сошник станины лафета нашей полевой пушки вряд ли также эффективно сработал бы на досках. Поэтому хорошо, что с нами морпехи США идут со своими орудиями. Они к тому же почти на девять пудов легче наших. Да и транспортировать этот восьмидесятимиллиметровый «окурок» можно, как на колесном ходу, так и во вьюках, разбираясь на три части: ствол, лафет и колеса. Обозвали «окурком» из-за того, что это орудие имело укороченный в сравнении с полевым орудием того же калибра ствол и более низкий лафет.

Всю эту информацию о пушке я узнал от её словоохотливого комендора Уотсона. Сержант Барни Уотсон оказался человеком, который мог выпалить сто слов в минуту. С учетом его диалекта жителя штата Вирджиния и скорости подачи информации, я понимал процентов шестьдесят из того, что он говорил, но и этого хватило, чтобы выяснить, что Барни был непутевым представителем большого семейства Уотсонов, один из основателей которого в своё время был на дружеской ноге с самим Вашингтоном. Да и дед сержанта пару раз избирался в сенаторы США. Сам Барни, проучившись пару лет в Висконсинском университете в Мэдисоне, из-за семейного конфликта и назло всем родственникам завербовался в морскую пехоту, где встретил свою неожиданную любовь — горное орудие де Банжа. Хорошие математические способности позволили ему стать отличным комендором и другой жизни он теперь не желает, несмотря на уговоры отца и матери вернуться домой, благо «папа Арчи» со своими связями легко мог организовать дембель.

Всё это я выслушивал, внимательно осматривая местность, через которую проезжали. Судя по реакции морпехов, рассказ о перипетии судьбы сержанта Уотсона они слышали неоднократно. Я же удивился про себя тому, что представитель такого семейства оказался здесь и сейчас. Мог бы быть ярким представителем «золотой» молодёжи! Нет, попёрся в армию. Жалко, что Барни не рассказал, что за конфликт подвиг его принять такое решение. Но выглядел сержант довольным жизнью. Как говорится, у каждого свои тараканы в голове.

Под болтовню комендора наш состав прошёл по моим прикидкам где-то около двадцати вёрст. Дорога всё это время радовала. Каких-либо разрушений пути не было. В нашу сторону не произвели ни одного выстрела. Можно сказать, что ехали со всеми удобствами, если бы не жара и постоянное ожидание нападения. Эти два фактора давили на психику больше всего.

Слушая Барни о том, какой его отец крутой перец, я заметил, что состав замедляет ход.

— Что случилось? — спросил я одного из унтеров пулемётного расчета Максима, который был на нашей платформе впередсмотрящим.

— Ваше высокоблагородие, кажись пути дальше разрушены. Точно, разрушены! Вот же глазастый машинист! — ответил мне тот, вставая во весь рост и перекрещивая руки над головой.

Тут же заскрежетали тормоза и состав плавно, но быстро начал терять ход, пока не остановился.

— Братцы, внимательно смотрим по сторонам. Разобрали сектора обстрела. Сержант Уотсон, — уже на английском обратился к комендору, — подготовится к стрельбе из орудия.

Эти слова произнёс уже в спину Барни, который бросился к пушке, по пути раздавая приказы морпехам.

Из бокового окна кабины машиниста поезда выглянул штабс-капитан Санников, находившийся там во время всего пути.