Разрушай и подчиняй (ЛП) - Винтерс Пэппер - Страница 16
- Предыдущая
- 16/96
- Следующая
— Кто ты? — он снова вздохнул. — Какого хрена тебя это волнует, мой дискомфорт или потеря крови?
— У тебя есть кто-то, кто о тебе позаботится? — Я ненавидела мысль о том, что рядом с ним была другая женщина.
Я ревную.
Он не прекращал на меня пялиться.
— Какое это имеет значение?
— Почему тебя так удивляет моя забота? Я не могу позволить тебе умереть.
— Любая другая девушка нажала бы на курок в тот же момент, когда пистолет оказался у нее в руках.
Я спросила:
— Если я не помогу тебе, кто это сделает? Ты живешь один. Те мужчины в лагере, кажется половина на твоей стороне, а половина нет. У тебя есть аптечка первой помощи, снабженная, сомневаюсь, что законными медикаментами, но ты удивляешься, что я готова тебя спасти от смерти. Я думаю главный вопрос — кто ты такой?
Расскажи мне.
Он не отвечал в течение минуты, снова приподняв бедра, чтобы я расправила под ним полотенце. Его боксеры были настолько натянутыми, что не скрывали слишком очевидные очертания его большого, но неэрегированного члена.
Его тон снизился до проклинающего шепота.
— Никто.
— Никто?
— Я никто. И никто бы мне не помог. В моем мире ты выживаешь или умираешь. Ты не полагаешься на других, ни в ком не уверен. Это самый первый урок для тебя. — Боль в его голосе врезалась вокруг моего сердца, сжимая его в тиски.
— Это не похоже на веселый урок. Кто тебя этому научил? — прошептала я, подтягивая его за плечи и усаживая, чтобы разместить под его туловищем еще одно полотенце.
Он повиновался, не отрывая от меня глаз.
— Я не знаю, почему потакаю тебе, но если ты хочешь знать, мой отец.
Отец.
— Лютик, не уходи далеко. Я всего на секунду.
Я улыбнулась моему отцу. Мой большой, сильный папа, который поддался моей просьбе и дал мне прозвище Лютик, после моего самого любимого фильма: Принцесса-невеста.
Солнце садилось, очерчивая его большое тело красно-оранжевым оттенком.
Краткое воспоминание потускнело. Голос отца был громким, как будто он буквально только что говорил, но я не могла вспомнить, как он выглядел, чем от него пахло, или даже был ли он до сих пор жив.
От тоски по дому и отчаяния в горле застрял комок слез.
Килл не заметил моего путешествия в прошлое: он зажмурился, когда новая волна боли пронзила его.
Заняв свои руки делом, я пробормотала:
— Что произошло? Почему твой отец давал тебе такие жестокие уроки?
Он замкнулся, теплота, показанная им, исчезла, когда он проворчал:
— Ничего не произошло. Не твое собачье дело.
Он набросился, обернув пальцы вокруг моего запястья.
Я замерла.
— Я никогда, бл*дь, не должен был упоминать его. Не задавай мне больше никаких вопросов, особенно о нем. Поняла?
Мое сердце застряло в горле, я кивнула. Его пальцы сжались, перекрыв кровообращение пока небольшое сердцебиение не завибрировало в моих руках, затем он отпустил.
Тяжело вздохнув, он задумчиво уставился в потолок.
Я опустилась рядом с ним на колени, испуганная, взволнованная, и больше всего сгорающая от любопытства. Не только я погружалась в воспоминания. Килл делал то же самое.
Медленно, я опустила руки в миску с теплой водой, отжав из фланели лишнюю влагу.
— Прости, — прошептала я, — Я не хотела тебя расстроить.
Я встряхнула ткань и прижала ее к запекшейся крови на его животе.
Его глаза вспыхнули теплом. Он посмотрел вверх, встретившись со мной взглядом.
— Ты странная девушка.
Девушка.
Не женщина.
Почему в этот момент мне правда захотелось, чтобы он думал обо мне, как о женщине?
Он видел меня голой. Он был под впечатлением. Не так ли?
Его внимание переключилось на промежность, где футболка не скрывала наготу. Он тихо застонал, прикрываясь болью, но что-то внутри отреагировало. Что-то первобытное.
Мой взгляд метнулся к его паху. Вялость уступила небольшой упругости, его бледное обескровленное тело делало попытку восстать южнее.
Мне не следовало быть такой довольной, но губы растянулись в небольшой улыбке.
— По крайней мере, мы знаем, что ты наверняка выживешь.
Он посмотрел вниз, гневным взглядом, потом его сменил веселый. Он наполовину улыбнулся.
— Полагаю, это хорошая новость для всех.
Застенчивость охватила меня и, наклонив голову, я протирала влажной тканью поверх его израненного и грязного торса, медленно отмывая его.
Тишина повисла между нами, но это не было неловко. Скорее спокойно... умиротворяюще.
Прошло минут пять, пока я превратила его грязную плоть в розовую чистоту.
Скрутив ткань в миске, я отжала ее и стала обмывать левую ногу, внимательно изучая тату.
Артур прокашлялся.
— Ты задала мне порядочное количество вопросов. Теперь моя очередь. Как тебя зовут?
Мои руки замерли на его коленной чашечке.
Имя?
Я закрыла глаза, пытаясь что-то отыскать внутри. Мигрень нарастала, толкая меня назад, захлопывая дверь перед моим лицом.
Возвращаясь к его омыванию, я прошептала.
— Я не знаю.
— Что значит, ты не знаешь?
Я пожала плечами.
— Я не помню ничего кроме того, как очнулась в фургоне, прежде чем ты развязал мне глаза.
— Ничего? — его голос выражал частично удивление, частично недоверие. — Я думал, ты придумала эту чушь.
Я покачала головой, в очередной раз промывая ткань. Теперь вода была серой с багровыми пятнами.
— Хотелось бы, чтобы так и было. Тогда, возможно, у меня были бы ответы, которые мне нужны, и я могла бы понять, что я до сих пор здесь делаю.
Килл стиснул челюсти,
— Считай, мне стоит поблагодарить твою хреновую память за то, что я остался жив.
Перейдя к другой части его тела, я пробежалась тканью по правой ноге, не отрывая глаз от его татуировки. Она выглядела давнишней. Немного поблекшие цвета, но линии были четкими и хорошо прорисованными.
— Что она означает?
Он глубоко вдохнул, сразу переходя в оборону.
— А что означает твоя?
Я присела на корточки.
— Я только что сказала, я ничего не помню.
— Ладно, стоимость знаний о моей татуировке — рассказ о твоей. И, похоже, такую цену ты заплатить не сможешь.
— Ты что, защищаешь свой рисунок?
— А ты нет?
Мы закипали.
Моя грудь поднималась и опускалась под футболкой. Мышцы Артура выделялись, в то время пока кровь сияла вокруг его ран.
Наконец, я опустила голову, продолжив мытье.
— Отлично.
— У тебя акцент. Ты помнишь, как жила за границей? — он выведывал, рассеивая враждебность между нами. Было странно думать о том, что всего час назад мы грозились убить друг друга. Сейчас он был преимущественно голый, и позволил мне вымыть его. В некоторой степени, хоть он и будет отрицать это, он доверял мне. И в такой же степени, я не могу отрицать или объяснить это, я доверяла ему.
— Нет, — пробормотала я, отмывая остатки грязи с его груди, затем сполоснула ткань и зависла над его лицом. — Ты мне позволишь?
Он напрягся, потом медленно кивнул.
С бесконечно заботливой нежностью, я прижала ткань к его щеке, отчищая от грязи, крови и следов боя. Теперь, когда грязь была удалена, стали видны мелкие царапины. Его щека была немного рассечена от удара кулаком, а также был небольшой заживающий разрыв за ухом. Помимо колотой раны на плече, он выглядел на удивление невредимым.
Я прикусила губу и сконцентрировалась, когда осторожно вытирала под глазами и на лбу. Его длинные волосы испачкали плитку и полотенце под ними.
— Мне нужно как-то называть тебя, — пробормотал он, когда я так деликатно пробежалась тканью вдоль его челюсти.
Я посмотрела вверх, попадая в ловушку его зеленых глаз.
— Дай мне что-то. Как ты хочешь, чтобы я тебя называл.
Лютик.
Я сразу отмела эту идею. Это было ценно для нас с отцом. Если я не смогу вспомнить его, то это единственное, что у меня осталось. Я не хотела мужчину, который казался заботливым и нормальным в одну минуту, и деспотичным чудовищем в следующую.
- Предыдущая
- 16/96
- Следующая