Кузница душ (СИ) - Котляр Сашетта - Страница 17

Они добрались до города примерно за сорок минут, и, к удивлению Мариэн, даже не попали в какие-либо неприятности. Первое время шагали по бездорожью, но потом вышли на широкую и довольно прямую тропу, удобно ведущую именно туда, куда нужно. По пути никто не разговаривал. Когда деревья уже не заслоняли обзор, и Мариэн видела свой родной городок, Рикард нарушил тишину:

— Нам с Кейлин и тебе тут в разные стороны. Можем встретиться на закате здесь, у тропы, или же ты сама найдешь дорогу?

— Лучше встретимся на закате, — ответила женщина, не рассчитывая, что вспомнит, куда идти. Голова будет забита совсем другим. Рикард кивнул ей, и вместе с девочкой ушел.

Травница несколько минут смотрела вслед им обоим, чувствуя, как ее грызет чувство тревоги за Кейлин, но взяла себя в руки. Во-первых, если бы он хотел причинить ей вред, то уже сделал бы это. А во-вторых, если даже он что-то и сделает — жизнь одной молодой девушки менее ценна, чем свобода тысяч, если не сотен тысяч других людей. Это ведь истина, хоть и до отвращения циничная. А Мариэн верила, что поступает правильно.

Ее долгом было попытаться исправить положение вещей так или иначе. Даже если ради этого придется переступить через себя и свои принципы окончательно. Мариэн глубоко вздохнула, воскрешая в памяти не-произошедшие события. Пыточную камеру, бесконечные часы боли и унижения, безумную арену для охоты на единственную жертву. Злые, жестокие слова. И ненависть, что тогда ею владела.

Как только позабытое чувство вернулось, напоминая ей, что милый «наемник» совсем не тот, за кого мастерски себя выдает, травница наконец решительно отправилась домой, твердо намереваясь выполнить задуманное. Ведь чтобы остановить бесконечный кошмар, ей нужно убить бога. И это наверняка почти невозможно. Она должна приложить максимум усилий, и использовать тот способ, с которым знакома лучше всего. Любой лекарь ничуть не хуже, чем лечить, умеет калечить. Это лишь две стороны одной и той же монеты.

Пока Мариэн добиралась до неприметного домишки, что служил ей пристанищем, в голове созрел четкий план. Она нашла свою походную сумку и покидала туда для видимости некоторые из когда-то важных вещей, и даже собрала свои книги и заготовки трав для лечебных мазей и настоек. А затем принялась воскрешать в памяти рецепты, одновременно с тем полностью погрузившись в работу.

Болиголов красный и листья приречницы северной она мешала с густой основой, чтобы забродивший сок этих трав, попавший в рану, полностью обездвижил бога, лишая способности владеть телом. Вещи, которые, как она думала, никогда не пригодятся человеку, не желающему делать зла, теперь безумно ее радовали: не будь у нее этих препаратов, сейчас она ничего не смогла бы сделать. Вода артмарского болота, сушеная кожа беренеи, ящерицы влажных лесов, пальцы повешенного…

Все это она когда-то доставала с риском для жизни: контрабандой или воровством. И держала лишь на случай, если придется делать противоядие к тому составу, что собиралась сейчас создать. Безумное изобретение кого-то не менее больного, чем сам Эшрод, ведь «тленная погибель» назывался столь страшно отнюдь не просто так. От этой дикой смеси люди умирали, заживо разлагаясь… Правда, Мариэн опасалась, что обычные пропорции едва ли причинят богу вред, и увеличила их втрое.

А потом, на всякий случай, сгребла с собой все образцы отравляющих зелий, что собирала раньше. Даже самый смертоносный яд в мире мог и не причинить Эшроду вреда. Но все это вместе, должным образом смешанное, должно было помочь. По крайней мере, травница очень на это надеялась, потому что чуть не повредила руки, готовя «погибель». Да и просто безумно рисковала. Что она будет делать, если божество лишь вселяется в тела смертных, Мариэн старалась не думать.

Закончив приготовления и собрав все, что могла, она захватила и небольшой изящный кинжал с углублением, что много лет служил ей верой и правдой. Когда-то ей подарил эту вещицу воин, чью ногу она спасла от гангрены… Вспоминая его, Мариэн отправилась на место встречи, надеясь, что выглядит не слишком подозрительно с парой сумок, в одной из которых была лишь сменная одежда. Ее ждала либо величайшая ошибка, либо самое важное дело в жизни.

Когда Мариэн добралась до своих спутников, полная решимости исполнить задуманное, то обнаружила обоих возле костра. Они о чем-то тихо переговаривались, и у Кейлин было грустное выражение лица, даже, пожалуй, горестное. Травница хотела было спросить, что случилось, но это не понадобилось, поскольку Рикард заговорил сам.

— За все это время никто из горожан не видел отца девочки, — вместо приветствия сказал ей мужчина. — Думаю, мы о нем больше не услышим.

— Мои соболезнования, Кейлин, — глухо произнесла Мариэн, с трудом сдержав подозрительный взгляд, который ей хотелось бросить на Рикарда. Впрочем, и к нему она тоже обратилась: — Значит, будем… жить втроем?

— Да. Правда, думаю, нам придется найти новое жилье до зимы.

— Это само собой. Землянка не слишком подходит, чтобы пережить холода. Знаешь, я могла бы порекомендовать тебя местным. Возможно, за работу по дому и охоту нас возьмут перезимовать. Здесь много людей, которым сложно справляться с хозяйством одним. Вдовы, старики, и даже сироты… Это не самый счастливый город, — вдруг невпопад добавила она последнюю фразу. — Да и заброшенного жилья хватает, правда, там многое нужно чинить и приводить в порядок.

— Мне больше по душе вариант с заброшенным жильем, — отстраненно сказал Рикард. — Я не из тех, кто хорошо ладит с людьми.

Мариэн снова поймала себя на дурном предчувствии. В других временных линиях, когда он начинал говорить отстраненно, всегда что-то случалось. И все же, она только улыбнулась, возражая, но не настаивая. Ей самой было куда удобнее действовать без свидетелей. Хватало и девочки, которая могла невовремя вмешаться.

— С Кейлин ты их наладил без какого-либо труда. Впрочем, я могу показать несколько домов на окраине города. Они старые, покосившиеся, один другого краше, но сдается мне, привести их в порядок тебе будет проще, чем просить кого-то о помощи, верно?

— Не сегодня. У нас еще достаточно времени до зимы. Идем домой?

Травница кивнула, соглашаясь и перевесила сумку на плече поудобнее. Вопреки ее предчувствиям, пока они шли до землянки, ничего не случилось, и травница могла спокойно следовать за спутниками и размышлять о том, что собирается сделать. Уже непосредственно рядом с местом назначения, Мариэн странно чувствовала себя, глядя, как Рикард пропускает их вперед, а потом спокойно и обстоятельно помогает Кейлин разместить вещи, показывая, где она теперь будет спать. Сама травница и так знала, что ей достанется та же самая койка, на которой она очнулась после ранения. Однако ложиться спать не спешила. Напротив. Села у очага, не выпуская из рук «основной» сумки и мягко посоветовала:

— Ложитесь спать, утро вечера мудренее. А я посижу. Мне нужно разобрать травы.

И мысленно усмехнулась: да, теперь это называлось именно так. От того, что она собиралась сделать на самом деле, кровь стыла в жилах. Убийство спящего казалось ей кощунственным, даже несмотря на все пережитое. Нечестным. С другой стороны, о какой честности может идти речь, когда ее враг — всемогущий бог, способный убивать и воскрешать без малейших усилий и подчинять других своей воле? В борьбе между совестью и долгом пока что безоговорочно выигрывал долг, однако ей все равно было противно и горько от задуманного.

— Ты можешь разобрать их завтра утром, нет? — поинтересовался мужчина, нахмурившись.

— Не люблю оставлять дела незаконченными. Мне становится не по себе и плохо спится. Но если я тебе помешаю— хорошо, я тоже лягу.

Рикард просто махнул рукой в ответ, мол, поступай как знаешь, разложил свой спальный мешок — в доме было только две кровати, — и лег спать. Мариэн довольно долго сидела, тихо перебирая содержимое сумки, и смотрела на огонь. Ей было тяжело решиться, к тому же она ждала, пока дыхание обоих окончательно выровняется, и сон станет достаточно глубоким. Ей было страшно, дурное предчувствие владело ею практически целиком, но та часть травницы, что сражалась с Клириками, которых пустили по ее следу, та, что стравила троих ублюдков, чтобы выжить… испытывала торжество. Ненависть, тогда дававшая силы держаться на ногах, теперь помогала действовать. Единственное, о чем Мариэн по-настоящему, без каких-либо примесей, жалела: это о том, что ей пришлось вмешать в свои планы бедную девочку.