Поэмы, сказки - Пушкин Александр Сергеевич - Страница 30

• Предыдущая
• 30/82
• Следующая

Вдруг... слабый крик... невнятный стон Как бы из замка слышит он. То был ли сон воображенья, Иль плач совы, иль зверя вой, Иль пытки стон, иль звук иной Но только своего волненья Преодолеть не мог старик И на протяжный слабый крик Другим ответствовал - тем криком, Которым он в весельи диком Поля сраженья оглашал, Когда с Забелой, с Гамалеем, И - с ним... и с этим Кочубеем Он в бранном пламени скакал.

Зари багряной полоса Объемлет ярко небеса. Блеснули долы, холмы, нивы, Вершины рощ и волны рек. Раздался утра шум игривый, И пробудился человек.

Еще Мария сладко дышит, Дремой объятая, и слышит Сквозь легкой сон, что кто-то к ней Вошел и ног ее коснулся. Она проснулась - но скорей С улыбкой взор ее сомкнулся От блеска утренних лучей. Мария руки протянула И с негой томною шепнула: "Мазепа, ты?.." Но голос ей Иной ответствует... о боже! Вздрогнув, она глядит... и что же? Пред нею мать...

Мать

Молчи, молчи; Не погуби нас: я в ночи Сюда прокралась осторожно С единой, слезною мольбой. Сегодня казнь. Тебе одной Свирепство их смягчить возможно. Спаси отца. Дочь, в ужасе

Какой отец? Какая казнь? Мать

Иль ты доныне Не знаешь?.. нет! ты не в пустыне, Ты во дворце; ты знать должна, Как сила гетмана грозна, Как он врагов своих карает, Как государь ему внимает... Но вижу: скорбную семью Ты отвергаешь для Мазепы; Тебя я сонну застаю, Когда свершают суд свирепый, Когда читают приговор, Когда готов отцу топор... Друг другу, вижу, мы чужие... Опомнись, дочь моя! Мария, Беги, пади к его ногам, Спаси отца, будь ангел нам: Твой взгляд злодеям руки свяжет, Ты можешь их топор отвесть. Рвись, требуй - гетман не откажет: Ты для него забыла честь, Родных и бога. Дочь

Что со мною? Отец... Мазепа... казнь - с мольбою Здесь, в этом замке мать моя Нет, иль ума лишилась я, Иль это грезы. Мать

Бог с тобою, Нет, нет - не грезы, не мечты. Ужель еще не знаешь ты, Что твой отец ожесточенный Бесчестья дочери не снес И, жаждой мести увлеченный, Царю на гетмана донес... Что в истязаниях кровавых Сознался в умыслах лукавых, В стыде безумной клеветы, Что, жертва смелой правоты, Врагу он выдан головою, Что пред громадой войсковою, Когда его не осенит Десница вышняя господня, Он должен быть казнен сегодня, Что здесь покаместь он сидит В тюремной башне. Дочь

Боже, боже!.. Сегодня! - бедный мой отец! И дева падает на ложе, Как хладный падает мертвец.

Пестреют шапки. Копья блещут. Бьют в бубны. Скачут сердюки. {25} В строях ровняются полки. Толпы кипят. Сердца трепещут. Дорога, как змеиный хвост, Полна народу, шевелится. Средь поля роковой намост. На нем гуляет, веселится Палач и алчно жертвы ждет: То в руки белые берет, Играючи, топор тяжелый, То шутит с чернию веселой. В гремучий говор все слилось: Крик женской, брань, и смех, и ропот. Вдруг восклицанье раздалось, И смолкло все. Лишь конской топот Был слышен в грозной тишине. Там, окруженный сердюками, Вельможный гетман с старшинами Скакал на вороном коне. А там по киевской дороге Телега ехала. В тревоге Все взоры обратили к ней. В ней, с миром, с небом примиренный, Могущей верой укрепленный, Сидел безвинный Кочубей, С ним Искра тихий, равнодушный, Как агнец, жребию послушный. Телега стала. Раздалось Моленье ликов громогласных. С кадил куренье поднялось. За упокой души несчастных Безмолвно молится народ, Страдальцы за врагов. И вот Идут они, взошли. На плаху, Крестясь, ложится Кочубей. Как будто в гробе, тьмы людей Молчат. Топор блеснул с размаху, И отскочила голова. Все поле охнуло. Другая Катится вслед за ней, мигая. Зарделась кровию трава И, сердцем радуясь во злобе, Палач за чуб поймал их обе И напряженною рукой Потряс их обе над толпой.

Свершилась казнь. Народ беспечный Идет, рассыпавшись, домой И про свои заботы вечны Уже толкует меж собой. Пустеет поле понемногу. Тогда чрез пеструю дорогу Перебежали две жены. Утомлены, запылены, Они, казалось, к месту казни Спешили полные боязни. "Уж поздно",- кто-то им сказал И в поле перстом указал. Там роковой намост ломали, Молился в черных ризах поп, И на телегу подымали Два казака дубовый гроб.

Один пред конною толпой Мазепа, грозен, удалялся От места казни. Он терзался Какой-то страшной пустотой. Никто к нему не приближался, Не говорил он ничего; Весь в пене мчался конь его. Домой приехав, "что Мария?" Спросил Мазепа. Слышит он Ответы робкие, глухие... Невольным страхом поражен, Идет он к ней; в светлицу входит: Светлица тихая пуста Он в сад, и там смятенный бродит; Но вкруг широкого пруда, В кустах, вдоль сеней безмятежных Все пусто, нет нигде следов Ушла! - Зовет он слуг надежных, Своих проворных сердюков. Они бегут. Храпят их кони Раздался дикий клик погони, Верхом - и скачут молодцы Во весь опор во все концы.

Бегут мгновенья дорогие. Не возвращается Мария. Никто не ведал, не слыхал, Зачем и как она бежала... Мазепа молча скрежетал. Затихнув, челядь трепетала. В груди кипучий яд нося, В светлице гетман заперся. Близь ложа там во мраке ночи Сидел он не смыкая очи, Нездешней мукою томим. Поутру, посланные слуги Один явились за другим. Чуть кони двигались. Подпруги, Подковы, узды, чепраки, Все было пеною покрыто, В крови, растеряно, избито Но ни один ему принесть Не мог о бедной деве весть. И след ее существованья Пропал как будто звук пустой, И мать одна во мрак изгнанья Умчала горе с нищетой.

ПЕСНЬ ТРЕТИЯ

Души глубокая печаль Стремиться дерзновенно в даль Вождю Украйны не мешает. Твердея в умысле своем, Он с гордым шведским королем Свои сношенья продолжает. Меж тем, чтоб обмануть верней Глаза враждебного сомненья, Он, окружась толпой врачей, На ложе мнимого мученья Стоная молит исцеленья. Плоды страстей, войны, трудов, Болезни, дряхлость и печали, Предтечи смерти, приковали Его к одру. Уже готов Он скоро бренный мир оставить; Святой обряд он хочет править, Он архипастыря зовет К одру сомнительной кончины, И на коварные седины Елей таинственный течет.

Но время шло. Москва напрасно К себе гостей ждала всечасно, Средь старых, вражеских могил Готовя шведам тризну тайну. Незапно Карл поворотил И перенес войну в Украйну.

И день настал. Встает с одра Мазепа, сей страдалец хилый, Сей труп живой, еще вчера Стонавший слабо над могилой. Теперь он мощный враг Петра. Теперь он, бодрый, пред полками Сверкает гордыми очами И саблей машет - и к Десне Проворно мчится на коне. Согбенный тяжко жизнью старой, Так оный хитрый кардинал, Венчавшись римскою тиарой, И прям, и здрав, и молод стал.

• Предыдущая
• 30/82
• Следующая